Страница 61 из 93
Хотя ветра не было почти никакого, но зыбь в океане, как сказано выше, ходила отнюдь не слабее вчерашней. Не скоро улегаются взводни Ледовитого океана; целыми днями длятся они, когда причина их — ветер — давно уже прекратилась. Та же самая вышина волн, то же почти широкое раскачивание судна, только не льется вода через борт, не клубится она в шпигаты; и если злобствовали волны вчера, сегодня они только заигрывают. Так, да не совсем так: вчера все было пасмурно, сыро, серо, все рокотало, свистело, было холодно; сегодня все лазурно, волна ласкает своим шумом, не пробуравливаемая вихрями, и солнце ярко, и вам тепло.
А берег? Мурманский берег? Он был весь впереди, вытянутый в бесконечность в самой живописной его части. Если про какие-либо скалы в мире можно сказать, что они похожи на остовы, скелеты, так это именно — о Мурмане. они, эти скалы, в очертаниях своих костлявы и жилисты, и жилы эти как-будто служили когда-то путями какой-то жизни и остались следами погасших геологических процессов от тех дней, когда камни еще двигались и совершали свои странствия. Берег, иззубренный, продырявленный, выдвинутый со дна океана, с великой глубины, совершенно обнажен; граниты и гнейсы — оголенные; при колоссальных размерах пейзажа, ни во что нейдут, конечно, всякие мхи, обильно и цепко растущие повсюду, равно, как чрезвычайно миловидная розовыми цветочками своими мелкая вороница и, наконец, березка-лилипут, березка-карлица, стланец, предпочитающая стлаться по земле, поблескивая своими густо-зелеными, крепкими листиками, в серебряный гривенник величиной. Последняя представительница на Севере наших лиственных лесов, березка, съежившись и мельчая, все-таки не покидает здесь родной земли, гнется к ней, лобызает, довольствуется тем, что дает ей эта тощая земля, а дает она ей очень мало, и то только в течение короткого, двухмесячного лета.
Обращенный в сторону океана, Мурманский берег, начиная от Святого Носа до норвежской границы, т. е. на всем его тысячеверстном протяжении, представляет весьма разнообразную поверхность: она постепенно возвышается по мере приближения к норвежской границе. Скалы Терского берега, Святого Носа, Семи Островов, Оленьего, Териберки не превышают 400 футов; очертания этих берегов в высшей степени однообразны, больших заливов нет; начиная от Териберки, скалы вырастают, достигают 700 футов, и берега изрезываются глубокими бухтами; множество островов, с их разнообразными очертаниями, дробит на многие планы неподвижный, утомительный вид Мурмана и образует множество глубоко-художественных эффектов. Это — с художественной стороны, но и со всяких других сторон западная часть Мурманского побережья является и характерной, и достойной серьезного внимания.
Гольфстрим — теплое течение, опоясывающее наше полушарие, направляется, как известно, к западным берегам Норвегии, в её фиорды; он заходит прямо в них и обусловливает мягкость температуры и развитие рыбного промысла, которые служат главнейшей основой существования всего Норвежского побережья. Что там все это процветает, что к услугам рыбаков имеются телеграфы и телефоны, срочные пароходства и удобства сбыта, — причина этого кроется, конечно, не в одном только благодетельном, оживотворяющем Гольфстриме, так как он касается и России, и приносил и ей свою обильную лепту. Облагодетельствовав норвежские фиорды, он отталкивается ими, огибает Норвегию и направляется прямо на наш Рыбачий полуостров; отсюда, полосой в полтораста миль ширины, идет он сперва к юго-востоку, затем, к востоку и, наконец, отклоняется на восток и северо-восток, постепенно удаляясь от наших берегов, и уже у Святого Носа находится в одном градусе расстояния по прямому пути на Новую Землю. Вся причина обилия трески, сельди и идущих за ними крупных представителей морской фауны — китов, акул, и др., кроется исключительно в этом теплом течении, отчасти касающемся и России; от него же зависит и незамерзание многих наших северных бухт в глубокую зиму, когда и Нева и Волга скованы льдами. Оно же, одновременно с бурливым характером Северного океана, обусловливает и то, что берега океана местами не замерзают совершенно или замерзают узкой полоской верст на тридцать, временно, при чем этот «припой» льдов, не успев образоваться, уже ломается и разносится по сторонам, унося с собой зачастую промышленников, ушедших на «наледный промысел».
Рыбачий полуостров, почти что омываемый Гольфстримом, — самое бойкое место нашего западного Мурмана, служит центром весеннего лова, и к нему-то чрез Колу и другими путями идут со всех сторон те наши промышленники, о мартовских походах которых сказано было выше. Тут же, в этих местах Мурманского побережья, еще со времени новгородцев, широко занималась жизнь; сюда заглянул, образовывая китобойное дело, Петр Великий; здесь существует Екатерининская гавань, в которой зимовал когда-то наш военный флот; здесь же, наконец, в последнюю четверть века, когда поднялись первые голоса в пользу нашего забытого Севера, сказалась первая попытка его оживления и эксплуатации; тут в настоящее время скопляется весь промышленный Мурман, и, наконец, в будущем — вероятно нигде, как тут — должны мы стать твердой военной ногой. Обидно видеть на карте, изданной гидрографическим департаментом, что, как раз подле этих мест, на самом северном пункте Норвегии, открытая со всех сторон всем ветрам, обозначена лучистой звездочкой крепостца Вардэ-Хус; она словно зарится на наш Рыбачий полуостров.
По мере движения «Забияки» на запад, по мере того, как в полной солнечной ясности тянулись пред глазами разные очертания скал над глубокой зеленью океана, картины становились все привлекательнее — не жизнью людской, которой здесь все-таки очень мало, но возможностью такой жизни в будущем. Пример маленькой Норвегии у всех на глазах: север её оживился только в последнее двадцатипятилетие.
Крейсеру пришлось выйти в открытый океан довольно далеко или, как говорят поморы, «в голомя», в открытое море, для того, чтобы обогнусь, самый характерный, в геологическом отношении, остров Кильдин. Мало на Мурмане таких выделяющихся своей конфигурацией мест, как Кильдин. Он виден за много, много миль, как с востока, так и с запада. Если смотреть на него с моря во всю его длину, составляющую девять миль, он представляется совершенно отвесной, со всех сторон обрубленной и обнаженной скалой в 600 — 650 футов вышины; только снизу будто присыпан к нему песок, чтобы скала не качалась. Тут, в этом внешнем виде острова Кильдина, все — обман. Во-первых, это — не скала, а хрупкие сланцы первозданных пород, песок, если угодно; все острова, весь матерый берег начиная от Белого моря, все это — гранит; по словам геолога Иностранцева, острова Белого моря гнейсовые, а вот именно Кильдин почему-то составился из хрупких сланцев и принял неуклюжую, столообразную форму. Другой обман — это пустынность Кильдина. С севера, с моря, он действительно совершенно обнажен, — даже и мхов на нем не заметно; но с юга, там, где отделяется он от матерой земли узким проливом, от 350 сажен до трех верст ширины, он представляет ряд террас, возвышающихся амфитеатром и густо поросших богатой зеленью. Это южная сторона Кильдина; она совсем защищена от северных ветров; есть здесь и пресная вода, сбегающая из находящегося на столовой поверхности острова озера, есть и поселение, и имеются олени.
Было около полудня, когда, обогнув Кильдин, судно начало сворачивать к юго-западу, направляясь к губе Ара. Отсюда вид становился очень красив, потому что впереди из волн океана возникла в полной цельности одной своей стороной вся главная, животрепещущая западная часть Мурмана. Впереди, далеко впереди виднелся очень ясно, даже с деталями скал и их очертаний, Рыбачий полуостров, находившийся милях в тридцати. В сиянии полуденного солнца над глубокой синью моря полуостров этот, состоящий из темных шиферов, казался весь розовым с сильными полосами белых снегов, залегавших на нем в большем количестве, чем где бы то ни было. Он казался островом, потому что Мотовский залив как бы отрезал его от материка совершенно. Влево от парохода, на таком же расстоянии, нарушая собою монотонность линии береговых скал, обозначались один подле другого входы в бухты Уру и Ару; судно направлялось к последней, самой дальней. Скалы, обрамляющие оба входа, освещаемые солнцем сбоку, очень красиво оттенялись. По мере приближения к ним, нагота их становилась совершенно наглядной, и могучие волны буруна злобно ударяли в них, вытягивая вдоль берегов длинную ленту звездившейся пены.