Страница 58 из 93
Прилив начался в Териберке в одиннадцать часов, и для съезда на берег надо было соображаться с ним, так как обмеление подле самого поселения значительно. Около четырех часов пополудни, путешественники на вельботе направились к песчаному наносу, к поселению. Серым тонам неба и воды и завешенных туманом и дождем скал вполне соответствовал вид берега и людей, собравшихся на нем. Это был в полном смысле слова негатив того, что ранее видели в Кеми. Там — солнце, тишина, женщины, пестрота и блеск нарядов, тут — те именно мужчины, которые уходят от своих жен на промыслы, их сермяжные одежды, их темные, различнейших покроев шапки; сапоги, лапти, босые ноги, серая непогода и порывистые вихри. Когда вельбот приблизился настолько, что ясен стал звон очень небольшого колокола маленькой церкви, скорее — избы, на горизонте обрисовалась другая старая церковь. Нельзя было не обратить внимания на значительное количество мальчишек-подростков от десяти до пятнадцати лет: это — так называемые «зуйки», существенно важные участники промыслов. Териберка считается центром главного и главнейшего промысла Поморья, — трески; в общих чертах, этот промысел представляется в следующем.
В начале марта, задолго до того, пока прилетает в Соловки первая чайка, когда еще вполне сильны мартовские морозы в Петербурге, и мы, столичные жители, собираемся кончать наши театральные и другие сезоны, — по белым, безбрежным саванам нашего Севера, по мерзлым тундрам и озерам, не имеющим дорог, пользуясь для ночлега редким лопарским чумом или простым навесом на бревешках, воткнутых неизвестным добрым человеком, на том же основании, на каком в степях Аравии вырыть колодезь, — тянутся из волостей Архангельской и ближней Олонецкой губернии к Поморью промысловые люди, так называемые «покручники». Они законтрактованы своими хозяевами; еще с осени в Архангельске, на Маргаритинской ярмарке. Покручники в долгу у них, потому что забрали деньги вперед; они идут на отработку с тем, чтобы повторить в будущем году то же самое: тот же снежный путь в глубокую зиму и ту же «отработку». Где пешком, где на оленях, довольствуясь в качестве пищи почти исключительно далеко не свежей треской, двигаются эти темные, безземельные люди к великому, насаждаемому Богом полю, к Ледовитому океану. Для любителя мрачных красок было бы, где разойтись при описании этого стихийного движения покручников, по бережному белому савану, сквозь длинные-длинные ночи, в свете полярных сияний, по едва видным, постоянно заносимым буранами, тропиночкам. Для полной законченности картины следует сказать, что так называемые «становища», жилья, рассеянные по Мурману, принадлежащие тому или другому хозяину, к которым покручники приходят после описанного пути и где живут летом на берегу, между одним уловом и другим, это — настоящие гноилища; нары узки, стары, грязны; десятки людей дышат тут воздухом, спертым в грязном помещении, размерами не более каких-нибудь двадцати кубических сажен, а цинга, скорбут и горячки свили себе гнезда самого злокачественного характера. Эти гноилища, остающиеся на зиму пустыми или поручаемые наблюдению наемного лопаря, населяются с марта месяца народом, первой обязанностью которого при появлении на месте должна быть очистка становищ от снега и заделка пробуравленных зимними вьюгами отверстий.
К счастью, со стороны Правительства за последние годы сделано многое для изменения санитарных условий жизни покручника к лучшему [14]). Достаточно только напомнить здесь о некотором, уже состоявшемся, урегулировании медицинской помощи, в чем главным деятелем является архангельское общество Красного Креста; нельзя также не отметить и другой факт огромной важности, принадлежащий всецело почину Правительства, ближайшим образом со стороны бывшего Министерства Государственных Имуществ. Весь мрак картины, только что обрисованной, ложится на простого рабочего, на покручника: световые проблески оставались на стороне хозяина. Мало что помешает теперь работнику-покручнику преобразиться в хозяина: в 1883 году распространен льготный отпуск леса для постройки судов всем жителям Архангельской губернии. Это распоряжение имеет величайшее значение для края; оно уже облегчено некоторым кредитом, и, таким образом, судьбы поморов преобразились в последнее время во многом. Преобразиться покручнику-работнику в хозяина тем легче, что искони веков весь поморский промысел строится и держится на артельном начале. Артель у поморов имеет такое же историческое, стихийное значение, как земельная община в земледельческой России, и недостает еще очень немногих правительственных распоряжений, чтобы значительно осчастливить этот славный, смелый, работящий народ.
Что касается возможного облегчения мартовского пути на Мурман наших промышленников, то на первое время можно было бы устроить только три постоялых двора: один — между Кандалакшей и Раст-Наволоком, другой — в Раст-Наволоке, третий — между ним и Колой. Это стоило бы недорого, а помощь была бы значительная, потому что, таким образом, промышленники приходили бы к Поморью здоровыми, не принося задатков простудных и горячечных болезней, схваченных в пути, как это зачастую случалось ранее. Все равно, будут ли дворы эти построены в виде больших корчем или составятся из ряда менее значительных построек, но, главное, должен существовать приют, в котором можно бы было отдохнуть и спастись от непогоды. Чаще всего свирепствует тут цинга; заболевающих ей местные люди начинают мять, колотить, таскать. «Коли, значит, цинги ты боишься, больше смейся, больше бегай, шевелись — не пристанет», — говорит помор.
Однако — к самому промыслу. Когда поморы уже на местах, становища обитаемы и снасти изготовлены и починены, а море открылось, на сцену выступает самый лов и прежде всего классическая поморская шняка. Это — судно в шесть или семь сажен длины, только сажень с вершком ширины, и может поднять никак не более двухсот пудов; оно совершенно открыто и очень легко заливается океанской волной. На шняке — две мачты, и когда поставлены все весьма широкие паруса, то она скользит по морю довольно быстро. В этих утлых судах ежегодно погибает много поморов, и, тем не менее, оставшиеся в живых товарищи их все-таки идут на промыслы и на такой же шняке. Суденышко имеет свои отделения: чердак, гребло, кладь; в одном лежат рыболовные снасти, в другом — наживка, в третьем — пойманная рыба, и т. д.
Насколько неизменна в своих очертаниях шняка, настолько же постоянен в своем составе экипаж её; промысловая шнячная артель состоит из определенного числа людей, сколько необходимо для управления шнякой и производства лова, а именно из четырех покручников: кормщика, тяглеца, на обязанности которого, главным образом, лежит выбрасывание в море и сбор снасти; весельщика, помогающего, при свободе от собственного прямого дела, всем остальным, и, наконец, наживочника — зуйка, малолетка, обязанного наживлять крючки; огромное число этих зуйков бросается в глаза при приближении к Териберскому поселению; это — те подростки, из которых вырабатывается бесстрашный помор. Все участники лова называются «покручниками» и работают не за деньги, а получают одну треть улова, при готовых харчах и содержании. Лучшим мерилом того, что может остаться покручнику в конце лета, может служить то, что хозяева отпускают им в долг до ста рублей. Идея артели, давность её существования, хороши; но применение к делу требовало бы улучшений.
Для того, чтобы новому хозяину «поднять» промысел с одной шнякой, считая стоимость её рыболовных снастей, устройство становища на берегу, выдачу задатков покручникам и заготовление припасов, необходимо около 900 рублей; выход на промысел со старой шнякой и старой снастью обходится около 600 рублей.
Главное орудие лова трески — это так называемый «ярус», имеющий нередко поистине океанские размеры, а именно до 12 верст длины. Ярус — это нечто в роде хорошо известных нашим рыболовам-любителям переметов. Главная нить, направляющая яруса, — та именно, которая достигает 12 верст длины; это пеньковая бечева, состоящая из «стоянок», от сорока до шестидесяти сажен длины каждая; если связать три стоянки, получится то, что называется «тюком», в 120 — 180 сажен длины. Для того, чтобы получить двенадцативерстную длину, требуется, следовательно, около сорока тюков. Вдоль этих связанных стоянок прикреплены, в расстоянии 1 1/2 сажен одна от другой, так называемые «оростяги», — тонкие, крученые бечевки около двух аршин длины, и к каждой из них привязан крючок с наживкой; на каждой стоянке имеется, следовательно, около 100 — 120 крючков; на двенадцативерстном ярусе их — от двенадцати до четырнадцати тысяч.
14
В течение десяти лет, истекших со времени этого путешествия, сделано немало на пользу описываемого края; много улучшений, без сомнения, внесет в экономическую жизнь края строящаяся в настоящее время Северная железная дорога.