Беды с любовью

Иногда её беспокоило, что только потому, что она не показывает своих эмоций, люди почему-то думают, что у неё их нет.

И это просто не было правдой. Она чувствовала. Глубоко.

И прямо сейчас Эмма испытывала острое чувство благодарности за группу подруг, которые каким-то образом приняли её в свою компанию, с её заторможёнными эмоциями и всем остальным. Когда семь лет назад Эмма бежала из Северной Каролины, она в основном спасалась от боли разрыва с Кэссиди.

Но из-за своей глубокой, ужасающей боли она отгородилась и от других людей. Её друзья постепенно перестали звонить, потому что она никогда им не перезванивала. Её тёти, которые пытались выполнять роль суррогатной матери после того, как мама Эммы умерла от рака, когда Эмме было шестнадцать, постепенно перестали беспокоиться о ней.

Её отец, в свою очередь, не переставал оставлять властные голосовые сообщения, требуя, чтобы она немедленно вернулась домой. Он упорно делал вид, что между ними ничего не произошло. Отказывался признать, что сыграл главную роль в разрушении её отношений с Кэссиди. Он по-прежнему звонил каждое второе воскресенье. Иногда Эмма брала трубку. Иногда нет. Возможно, это было неправильно, но она всё ещё злилась на него.

Но ещё была Дейзи. Дейзи, на которую Эмма отчаянно пыталась злиться, но которая отказывалась перестать звонить, отправлять смс и писать длинные письма, пока Эмма не простила её. Дейзи совершила ошибку, не рассказав Эмме правду о Кэссиди, но одним из самых замечательных качеств Дейзи была её готовность признавать ошибки и, что ещё важнее, учиться на них.

И всё же, Дейзи, какой бы замечательной она ни была, вернулась в Северную Каролину.

Джули, Райли и Грейс были здесь. И пока они не ворвались в её жизнь со своим счастливым энтузиазмом и неизменной преданностью, Эмма не осознавала, насколько ужасно она была одинока.

— Я люблю вас, девочки, – сказала Эмма, слова вырвались сами собой. — Вы ведь знаете это, правда? То есть, я знаю, что никогда не говорю этого, и я не такая обнимашка, как Джули, и не такая добрая, как Грейс, или откровенная, как Ри...

— Мы знаем, дорогая, – сказала Грейс, протягивая руку и сжимая руку Эммы. — Мы прекрасно знаем.

Райли шагнула вперёд и легонько постучала Эмму по виску. — Девчата, я думаю, что паводковая вода попала ей в мозг. Она становится мягче к нам.

— Так это значит это "да", с деньгами? – спросила Джули. — Мы можем занять тебе немного?

— Нет, – сказала Эмма, её голос был добрым, но выразительным. — У меня всё в порядке с деньгами. Правда.

Это было правдой. Её зарплата в «Стилетто» была приличной, если не сказать роскошной, и в случае необходимости у неё был другой источник. Трастовый фонд, о котором не знали даже её лучшие подруги. Трастовый фонд, который Эмма ненавидела, потому что её мать должна была умереть, чтобы Эмма получила к нему доступ.

При этом... Эмма позволила себе улыбнуться, потому что вся эта ситуация была почти подходящей, в некотором смысле. Её всегда идеально причёсанная мать была бы в полном восторге, узнав, что её наследство пошло на новый гардероб. На самом деле, если бы Аннабет Синклер была сейчас здесь, она бы настояла на том, чтобы потащить Эмму к прилавку с косметикой и, возможно, в парикмахерскую.

“У женщины никогда не может быть слишком много помад, девочки.”

Эмма улыбнулась при этом воспоминании.

— Эй, давайте заглянем в отдел косметики в «Блумингдейл», – сказала Эмма, следуя за ними в коридор. — Мне кажется, что у меня косметический кризис.

— Предательница, – прошипела Райли.

Эмма бросила ключи в сумочку и наткнулась прямо на спину Грейс.

Все три её подруги резко остановились в коридоре, и Эмма оглянулась вокруг, чтобы понять, почему.

И тут же почувствовала, как её желудок опустился на пол.

Внезапно ухмылка Камиллы в тот день, когда она предложила Эмме квартиру, обрела гораздо больший смысл.

Дело было не в том, чтобы свести Эмму с Бенедиктом. Свидание вслепую было всего лишь отвлекающим манёвром.

Настоящая цель была прямо перед ней.

В лице бывшего жениха Эммы. Который был с женщиной.

— Что ты здесь делаешь, Кэссиди? – спросила Джули, в её голосе слышался наполовину ужас, наполовину веселье.

Глаза Кэссиди на полсекунды встретились с глазами Эммы, и она каким-то образом знала ответ ещё до того, как он заговорил.

— Я живу здесь, – сказал он, указывая на дверь рядом с дверью Камиллы. — Я переехал в прошлом месяце. Камилла никогда не упоминала об этом? Она была той, кто связал меня с предыдущим владельцем.

— Нет, – сказала Грейс, поджав губы от восторга. — Нет, она этого не сделала.

Эмма едва слышала всё это. Её мозг повторял одну мысль снова и снова: Алекс Кэссиди станет её соседом на три месяца.

Это не было хорошей новостью.

Вообще.

Но, что удивительно, это было ещё не самое худшее.

Хуже всего было даже не то, что пальцы Кэссиди были небрежно переплетены с пальцами симпатичной, застенчивой брюнетки.

Нет, хуже всего было то, что Эмма почувствовала кратковременный приступ того, что давно считала мёртвым.

Ревность.