«Все против всех».

Глава 7

— Бестолочь непотребная, гнать их взашей нужно, — князь Дмитрий Иванович Шуйский был раздражен чрезмерно. Войско собрали огромное — под его началом было до тридцати тысяч, половину из которых представляли опытные воины из поместной дворянской конницы, московских стрельцов, наемников и служилых ливонских немцев. Другая половина состояла из казаков и посошной рати, в которую собрали негодных и неумелых в ратном деле мужиков из ополчения. Последних определили в обоз и на обслуживание «большого наряда» — привезенных из Москвы пушек.

— Ох, грехи наши тяжкие…

Князь тяжело вздохнул, утер вспотевший лоб вышитым платочком — последний день апреля выдался жарким. И посмотрел на огромный русский лагерь, что раскинулся за болотом, огородившись обозными телегами. Сейчас ратники выходили для боя, строились по полкам. Здесь у Болхова, под его началом собралась самая лучшая часть православного воинства, и командовал ею именно он, будучи наследником трона, за старшим на восемь лет братом, бездетным царем Василием. И мыслями своими ушел сейчас в воспоминания, вздыхая и кряхтя…

Славен род князей Шуйских, идущий от суздальского князя Дмитрия Константиновича, что тягался за великое княжение Владимирское с московским князем Дмитрием, которого за победу на Куликовском поле позднее нарекли «Донским». Близь государей вот уже больше столетия род их стоял, один из первых по знатности. И старший брат его два года тому назад взошел на трон — «свалили» они пришлого Димитрия, самозванца царевича, устроив заговор — зря он их пожалел, помиловал на свою голову.

— Обдурили, вокруг пальца обвели, — пробормотал князь, и выругался, вот уже пятый год мучая себя мыслями о загадке — так кто же он, этот самый Дмитрий Угличский, называвший себя царевичем, младшим сыном грозного царя Иоанна Васильевича. То, что брат тот еще интриган и клятвопреступник, Дмитрий знал хорошо — сам такой, да и супруга под стать — дочь Малюты Скуратова, главного опричника царя Иоанна. Недаром, сразу после воцарения «Димитрия Иоанновича», они оба стали подбивать бояр на заговор, чтобы свергнуть нового царя, что возжелал жениться на латинянке. И дело это им удалось, побили ляхов, бросив клич, что те царя убивают, а там и самозванца прикончили, из постели с царицей Маринкой Мнишек вытащив, в сабли взяв безжалостно.

Одно плохо — изрубили до безобразия, как и Петьку Басманова, что его защищал, и зря — надо было выставить труп на несколько дней для того, чтобы все москвичи на него посмотрели и богомерзкую харю запомнили. А так непонятно, может не того прибили — говорили, что Петр Борковский зело с ним ликом схож. Да и сам секретарь самозванца Петр Бучинский клятвенно утверждал, что изрубленное тело никак не походило на царя. Родимых пятен приметных на нем не имелось. Позже поляк говорил, что видел спасшегося «Дмитрия», и то страх вызывало — на следующий день в Москве стали появляться подметные письма, в которых «спасшийся» самозванец грозил всем боярам, что супротив него худое замыслили, кары нещадные. И вместе с чадами и домочадцами всех изменников истребит. И этому обещанию бояре верили — одни злорадствовали, а другим жутко стало, тем, кто мятеж устраивал, и «боярского царя» Василия Шуйского поддерживал.

Из Польши тут же слухи недобрые пошли, там с весны прошлого года этот самый «Димитрий Иоаннович» войско стал собирать немалое, а впереди себя отправил воеводой Исайку Болотникова. Тот с ратью на Москву пошел, а к нему некий «царевич Петр» присоединился, утверждал, что он сын покойного царя Федора Иоанновича. Врал, шельмец — все бояре знали, что бездетным царь умер, и никакого «царевича Петра» у него не было. Потом, на дыбе злодей сознался, что казак он Илейка Муромец, и был прилюдно казнен другим мятежникам в назидание.

Но тогда черный люд проходимцу поверил, и толпами стекался к Болотникову, что обрел силу немалую. С трудом удалось восставших разбить, и то благодаря, что Ляпунов с дворянами отшатнулись, и к царю перешли. Тогда «болотниковцы» в Туле заперлись в осаде крепкой, однако реку Упу удалось запрудить и заставить всех сдаться, ибо вода затопила крепость. И «милосердие» проявить к сдавшимся бунтовщикам, чтобы утихомирить страну. Но кто же знал тогда, что «Димитрий Иоаннович» с новым войском на Москву по осени двинется. А с ним и дьяка Михайлу Молчанова верные люди приметили — не особо и скрывался убийца царя Федора, сына Бориски Годунова, вернейший пес самозванца.

Тот видимо, на самом деле спасся, непонятно, как ему сие удалось. Но как на Северскую землю вступил, лютовать стал — бояр и князей казнить приказывал. Холопам своим их дочерей в жены насильно отдавал, и дворянством жаловал, грамоты раздавая. Многие города ему на верность присягнули, и всех сторонников царя Василия истребляли там без всякой милости.

Вот тут всех трех братьев Шуйских и побрало — династия их некрепкая была, все трое в годах серьезных, наследников не имелось — сыновей. Только потому старший братец, после долгого вдовства и запретов, которые наложили ему на брак все цари, включая непонятно откуда взявшегося Димитрия, решил связать себя семейными узами на старости лет. Да оно и понятно — женитьбу запрещали, чтобы не дать Шуйским укрепиться, с наследниками ведь это легко сделать. И женился этой зимой царь Василий на княжне Буйносовой, которой имя с Екатерины на Марию переменили. Молодая царица, почитай на сорок лет брата младше — детки крепкие родятся…

— Прости и помилуй, — прошептал князь, перекрестившись. Не даст им бог сыновей, проклятие на них, что дитя невинное умертвили, ради царства земного, чтобы трон за собой упрочить. Но тут же отогнал от себя не ко времени накатившее раскаяние — впереди битва с войском самозванца, что вдвое меньше. И если он победит в ней, то будущее рода упрочится…

Вот так и прибирается власть, если близко к ней стоишь. Крайний слева князь Василий Шуйский — не зря косит взглядом на корону. Символично…