Страница 52 из 66
– Захлопните дверь, – донеслось откуда-то из недр дома.
Конрауд так и сделал и подождал, пока глаза привыкнут к полумраку. Ему уже приходилось бывать здесь – правда, только однажды – чтобы арестовать этого человека и отвезти его в управление на Квервисгата. Обвиняли его в сексуальных домогательствах в отношении двух мальчиков в городе Сельфосс. В те времена подобные преступления особого резонанса в обществе не вызывали – их просто-напросто замалчивали – поэтому до поры до времени этот человек продолжал как ни в чем не бывало заниматься профессией, связанной с воспитанием детей и подростков. Когда же факты наконец всплыли, было уже слишком поздно. Он оказался-таки в суде, но судья проявил благосклонность, и приговор был чисто символическим.
– А вы разве не на пенсии? – Голос у него был тонкий и какой-то обессиленный. В слабом свете лампы, горевшей в комнате, вырисовывался профиль мужчины. Он стоял у высокого книжного шкафа со стеклянными дверцами. Глаза Конрауда уже адаптировались к полутьме, и он разглядел, насколько хозяин дома похудел и состарился: сутулая спина, лохматая борода, пустые водянистые глаза. Волосы, правда, оставались густыми и спадали ему на плечи нечесаными прядями. Одет мужчина был в замызганный халат, и было заметно, что он испытывает трудности с дыханием. Глядя на него, Конрауд подумал, что жить ему остается недолго.
– Я-то на пенсии, – ответил Конрауд. – А вы разве нет?
– Что вы от меня хотите? – проигнорировал его вопрос мужчина.
– В первую очередь, хочу извиниться за вторжение, – сказал Конрауд. – Вы себя как чувствуете? Что-то у вас цвет лица не совсем здоровый. Вам вызвать врача?
– Не стоит беспокойства. Скажите мне лучше, что вам нужно.
Не успел он договорить эти слова, как его сотряс приступ кашля, который длился довольно долго, а когда наконец прошел, мужчине потребовалось немало усилий, чтобы восстановить дыхание. Когда ему это все-таки удалось, он приблизился к креслу и опустился в него со страдальческим стоном.
– Так что же вам нужно?
– Постараюсь объяснить покороче, – сказал Конрауд, не испытывая ни малейшего желания задерживаться в этом доме дольше необходимого. – Мне нужно кое о чем вас спросить.
– И о чем же?
– Об одном человеке, о котором я собираю информацию, и у которого, возможно, были… как бы это сказать… те же склонности, что и у вас. В общем, он был педофилом, как и вы, – решил не ходить вокруг да около Конрауд.
Не произнося ни слова, мужчина продолжал сидеть в своем кресле. Его фигура была окутана полумраком, так что Конрауд различал лишь очертания его головы. Мужчина снова тяжело задышал, будто в воздухе, который поступал ему в легкие, было недостаточно кислорода. Конрауд подумал, что это, видимо, связано с пороком сердца.
– Полагаю, вам лучше оставить меня в покое, – после затянувшейся паузы проговорил мужчина. – Мне нечего вам сказать. Так что… вам лучше уйти.
– Тот человек был болен, – не отступал Конрауд. – Страдал от туберкулеза костей, в результате которого хромал на одну ногу. Вам о таком не известно?
Ответить мужчине помешал очередной приступ тяжелейшей одышки, сопровождавшийся свистом в груди, и он протянул руку к предмету, который при ближайшем рассмотрении оказался кислородным баллоном. К его клапану крепилась трубка, которая, однако, перекрутилась вокруг баллона, и мужчина никак не мог ухватиться за присоединенную к другому концу маску. Между тем, вырывающийся из его горла хрип свидетельствовал о том, что это приступ уже не просто одышки, а самого настоящего удушья. Пару секунд Конрауд, не двигаясь с места, наблюдал за его беспомощными манипуляциями, а потом приблизился к баллону, раскрутил трубку и передал маску мужчине. Тот вцепился в нее, поднес к лицу и стал жадно вдыхать кислород, пока приступ не утих.
Немного придя в себя, мужчина пробормотал:
– Ну, как вам зрелище?
– Если хотите, я отвезу вас в больницу.
Тот покачал головой.
– У вас все же есть какие-либо соображения насчет того, кем он мог быть? – снова спросил Конрауд. – Я имею в виду типа с туберкулезом костей.
– А зачем он вам понадобился?
– В связи с одним старым делом. Так вы знаете, кто он?
– Что за старое дело?
– Знаете или нет? Имя его вам известно?
– Что за дело-то? – не сдавался мужчина.
– Много лет назад в Тьёднине утонула двенадцатилетняя девочка. Существует вероятность того, что она была знакома с тем человеком.
Мужчина уже успел убрать от лица маску, но теперь снова прижал ее к носу и рту и принялся вдыхать кислород. С минуту они оба молчали. Мужчина не удостаивал Конрауда взглядом, и тишину нарушало лишь его затрудненное дыхание. Потом он снова опустил маску, и Конрауду было достаточно посмотреть ему в лицо, чтобы понять, каким будет его следующий вопрос.
– Что он ей сделал?
– Неважно, – сказал Конрауд. – Может, и ничего. А почему вы спросили? У вас есть основания полагать, что он ей что-то сделал?
– Разумеется, иначе бы вы не пришли со своими расспросами. Он ее убил?
Конрауд предпочел не отвечать. Он даже начал жалеть, что пришел сюда. В довершение всего он почувствовал легкое недомогание, возможно, по причине отвратительного запаха, который бог знает откуда пробивался.
Мужчина наклонился вперед, и в его опустошенном взгляде вдруг промелькнула искра жизни.
– Но сначала он ее изнасиловал, верно?
– Я же сказал, что это неважно.
– Значит, это он и сделал?
– Вы пытаетесь сделать такой вывод из того, что я говорю?
– Как?
– Что как?
– Как над ней надругались?
Конрауд поморщился.
– Я даже не заикнулся о том, что она подвергалась насилию, – ответил он, стараясь сохранять спокойствие. – Итак, вам известно, что это за человек? Вы можете назвать его имя? Если нет, я немедленно уйду и оставлю вас здесь помирать.
Несколько мгновений мужчина смотрел на Конрауда неподвижным взглядом, а потом откинулся на спинку кресла.
– Ну хорошо, – еле слышно сказал он. – Будь по-вашему. Простите, но я давно не принимал… гостей.
– В каком смысле «будь по-моему»?
– Расскажите мне о ее матери. – Дыхание мужчины стало ровнее. Кислородная маска лежала у него на коленях, веки медленно опустились на выцветшие глаза – казалось, что он засыпает.
– О матери девочки?
– Да. Что у нее была за жизнь?
– Она жила на Скоулавёрдюхольте, в бараке под номером 9, и работала в Национальной клинике.
– На какой должности?
– В столовой.
– В столовой, – эхом повторил мужчина. – Она была замужем?
– Сожительствовала с человеком, о котором мало что известно. У него был сын, который до сих пор жив. Его зовут Эймюндюр.
– Та женщина долго работала в клинике?
– Не знаю точно. Некоторое время работала.
– А тот хромоногий приходил к ним в барак?
– Один раз наверняка приходил, а может, и больше. Но кто же это был? Как его звали? Вам это известно?
– А насчет этого Эймюндюра что скажете?
– Бывший моряк, ходил на торговых судах. Одиночка и изверг.
– Изверг? В каком смысле?
– Сейчас он как раз сидит на нарах за рукоприкладство.
– Он что, женщин избивает?
– Да.
– Беззащитных?
– Да.
– И насилует их?
– Нет. Мне, по крайней мере, об этом неизвестно.
– А какие у него были отношения с девочкой?
– По его словам, никаких: он с ней почти не виделся.
– Он был старше ее?
– Да, ему было шестнадцать.
– И вы ему верите?
– Я уже не знаю, кому мне верить.
– А что насчет отчима?
– О нем почти ничего не известно, – покачал головой Конрауд.
– Смерть девочки расследовали?
– Да.
– И кто вел расследование?
– Некий Никюлаус.
– А, святой Николай, – просипел мужчина. – А когда мать ходила на работу в клинику, она и дочку с собой брала?
– Не знаю, но полагаю, такое случалось. А почему вы спрашиваете?
– Ей там хорошо работалось?
– Думаю, да. По крайней мере, противоречащих этому сведений у меня нет.