Поездка в Обонежье и Корелу

XIX

Прошло со времени основания на Лососинке завода 170 лет и дело рук Петровых идет только еле-еле, чтобы не сказать большего. Известно, как казенное управление может прибыльное дело сделать убыточным, и Александровский завод служит превосходным подтверждением этой способности. Пушки и снаряды обходятся необычайно дорого, гораздо дороже заказных иностранных (сравнительно конечно), нового дела никто не считает нужным начинать, старые поделки, вроде незатейливых перил, утюгов и лопат кое-как работаются на заводах, но все это обходится так дорого, что является недоступным для частных заказчиков. Горное управление составляет вполне государство в государстве в Петрозаводске и необыкновенно тщательно закрывает свои двери пред несносными любопытствующими посетителями. Так напр. по первому же абцугу нас чуть не прогнали из владений синего кантика. Уверенные в просвещенности горного начальства, как и всякого начальства вообще, мы было направились к запретным вратам Александровского завода, но были остановлены страшными криками верного цербера «куда! куда!»; мы были поражены, но поспешили разъяснить, что мы дерзнули думать, что возможно осмотреть завод. «Еще позволит ли начальство!» был ответ цербера, который тут же и разъяснил нам недоумевающим, какой огромный ряд мытарств надо пройти для того, чтобы получить право войти в заказанные смертным ворота. Только несколько времени спустя, рискнули мы наконец отправиться по этим мытарствам и осмотреть завод и так называемую лавку, где навалены кучи лопат, утюгов и гирь.

Благодаря готовности остального местного начальства способствовать всякому человеку, изъявившему желание заняться изучением края, нам доставлена была полная возможность видеть все, что только достойно внимания в Петрозаводске. Первым делом мы отправились в музей, который только что был открыт по инициативе олонецкого начальника губернии. Пока музей помещается в обширной круглой зале так называемого дворца или губернаторского дома. Из предметов, находящихся в музее, обращают на себя внимание: полная коллекция (32 разновидности) мраморов, ломаемых в пределах Олонецкой губернии, небольшая коллекция минералов и земель, собрание древних монет, отысканных в пределах губернии, утварь, снасти, части одежды, орудия и оружие жителей Прионежского края и наконец превосходно исполненные слепки местности на Марциальных водах и замечательной Кижской церкви с 28 главами. Из монет особенный интерес представляют монета Всеволода Ярославича и значительное собрание монет сибирских. Насколько нам известно, — это первое доброе исчадие губернских статистических комитетов, которые в большинстве случаев либо вовсе не собираются и ничего не делают, либо собираются для того, чтобы попить чайку с его превосходительством и поболтать по части городских сплетен. Пример Петрозаводского комитета поистине хорош, но вряд ли последуют ему остальные комитеты, так как ничегонеделание слишком присуще у нас тем местам и должностям, с которыми не соединено никакого приличного содержания. Отчего бы в самом деле не устроить по губернским городам при статистических комитетах музеев, подобных Петрозаводскому, которые наглядно показывали бы всю бытовую сторону местного народонаселения. Отчего не устроить при этих музеях небольшие библиотеки, хотя бы даже только из книг, обязательно поступающих во все комитеты? Но для этого нужна добрая воля и энергия, соединенная с знанием, а всего этого у нас еще слишком мало.

XX

Желая собрать кое-какие новые сведения по расколу, мы обратились в местные духовные библиотеки, но занятия в семинарской библиотеке особенных результатов не дали, по топ причине, что туда из раскольничьих рукописей поступало лишь самое незначительное количество, да и кроме того не из интересных, да и потому еще, что прежние исследователи поисчерпали уже достаточно этот источник. Иное дело — библиотека раскольничьих рукописей при архиерейском доме. После всевозможных отклонений, нам отворены были двери этого хранилища, но с недоверием, опаской. Требовались удостоверения в личности, подписки, расписки и, в особенности, когда мы изъявили желание увезти несколько наиболее интересных рукописей с собою. Сначала мы выслушали прямой отказ и только благодаря разным вспомогательным мерам со стороны некоторых лиц мы получили наконец возможность заняться поподробнее на досуге тем интересным апокрифическим материалом, который удалось нам разыскать в архиерейской библиотеке. Печальное зрелище представляет эта библиотека; книги там лежат без всякой кому либо пользы и гниют, благодаря сырости комнаты; отобрали у людей все, что было для них так дорого, что. стоило таких огромных человеческих трудов, — и заперли все это в какой-то смрадный и сырой подвал; интереснее всего, что там же в углу валяется несколько икон святых, признаваемых православною церковью старого письма, но и им, как произведениям, вероятно, раскольничьих нечистых рук, суждено гнить в сырости. Неужели нельзя отдать все книги, хотя бы в тот же музей, для того чтобы добрые люди пользовались ими на пользу общую! Но видно далеко еще то время, когда такого рода варварское обращение с книгами перестанет быть возможным на Руси. Что занятия в библиотеке и в особенности увоз с собою книг сопряжены с такими формальностями и затруднениями, этому отчасти виноваты, впрочем, сами господа эксперты от наук; нас невольно передернуло, когда на нашу просьбу допустить нас в библиотеку нас просили «не воровать книг и рассеяли наше недоумение рассказом о том, как еще недавно один ученый муж, занимавшийся в той же библиотеке, увез потихоньку несколько крайне интересных рукописей. Как же требовать уважения к знанию от приставников, когда сами люди науки не различают чужой собственности от своей. Тем не менее нам удалось пересмотреть всю библиотеку и найти в ней много интересного по части апокрифической литературы, которая и была предметом наших исканий.

XXI

Быть в Петрозаводске и не истратить кое-какую сумму на покупку коллекции мраморов и нескольких пепельниц или спичечниц — почти тоже, что быть в кунсткамере и не приметить слона. Прежде, во времена постройки или вернее отделки Исаакиевского собора, на мраморы был спрос, а потому на Тивдинских (Тивдия — погост, известный почему-то на картах под испорченным прозвищем Тивуина) ломках и образовалась целая масса рабочих, которые жили обтеской мрамора; но прошло их блаженное время, Исаакиевский собор выстроился, и люди, отвыкшие от всех местных средств к снисканию пропитания, лишились решительно всякой возможности к прокормлению себя и семейств своих и, по большей части, пьют в заливущую. Казне мраморные и другие цветнокаменные ломки не приносят ровно ничего, и лежат эти богатства и ждут прихода нового Петра, который бы употребил их в дело. Только и есть еще пожива несчастным рабочим, когда какие-нибудь ветры занесут в Петрозаводск стороннего человека, от местных же папуанцев и деятелей не увидят они ни алтына. Способы обработки самые первичные; деревянные пилы до сих пор еще не заменены стальными; отделка грубая, моделей никаких, все делается чуть не по трафаретке, сработанной при. прародителях, а потому и проезжий редко увлекается и покупает почти только из одной жалости к голодному люду, оторванному от других заработков и оставленному затем на произвол судьбы.

Раз как-то прослышали про богатство олонецких ломок французы и явились с предложением разрабатывать местный мрамор, с обязательством уплачивать в казну с каждого добытого пуда по 1 к. с. Кто-то из бесчисленных олонецких нянек (а их там 5) согласился, написали контракт, назначили недурненькую неустойку, и французы приступили к работам. Поналомали они несколько сот пудов, как вдруг другое ведомство, у которого не испросили разрешения на отдачу ломок в аренду, объявило, что контракт заключать первое ведомство не могло, так как мрамор ломается не на частных землях, а на государственных. Делать нечего — контракт был нарушен и заплатили французам условленную неустойку. Французы не оставили однако дела и поехали хлопотать о нем; так или иначе, но только удалось им уговорить расходившееся ведомство и заключить с ним новый контракт с новой оговоркою насчет неустойки. Снова закипела работа на ломках, снова ожили местные рабочие и век думали зарабатывать у французов пропитание, как вдруг взбеленилось третье ведомство и стало требовать прекращения разработки, основываясь на том, что мраморы и цветные камни залегают в недрах земли, а оно с ними-то и нянчится; почему, говорит, у меня разрешения не испрашивали? Опять нарушили контракт, опять заплатили французам неустойку, но французы хлопотать уже не стали — видно побоялись остальных двух нянек и не хотели возиться с таким странным народом, каковы были тогдашния олонецкие няньки. Впрочем, очень жаль, что легкомысленные французы не похлопотали у няньки, заведующей недрами земли, потому что убытка, собственно говоря, им не было никакого, так как они получили две неустойки, а опасаться вторжения в дело остальных двух нянек было с их стороны крайне легкомысленно, так как одно из них заведует духовным миром олонецких граждан, а другое водами, и обеим до мраморов никакого дела нет.