Страница 10 из 149
это привело к резкому повышению эффективности боевых действий и заметному
сокращению потерь в нашей авиации, да и, наверное, в других родах войск. Но
все это пришло потом, после тою как наша армия завоевала себе возможность
воевать планово, расчетливо, методично. На пути к этой возможности предстояло
пройти и через дивизии народного ополчения, и через поголовные партийные
мобилизации, и через многое другое!
Когда вспыхивает пожар и не хватает пожарных со всей их огнегасящей
техникой, тушить пламя бросается
36
каждый порядочный человек, оказавшийся поблизости. Пригодность моральная в
такой момент решительно преобладает над профессиональной. Сейчас это
очевидно каждому, но тогда — и я тому живой пример — многие из нас просто
не задумывались об этом, уютно устроившись в ложе привычных представлений, бесспорных хотя бы от постоянного повторения.
Немалую роль в этом сыграло, по-видимому, и то, что появление по первому
вызову квалифицированных, оснащенных всем необходимым пожарных
представлялось абсолютно гарантированным. Недаром мы читали книгу «Первый
удар» и смотрели фильм «Если завтра война». Тяжкий вред, нанесенный
молодежи нашего поколения литературой и искусством подобного шапко-закидательского направления, конечно, не мог раствориться мгновенно. Даже под
воздействием всего, что мы узнали о настоящей большой войне за первый месяц
с момента ее начала. .
Прошло, наверное, около получаса после того, как наше дежурное звено было
приведено в состояние готовности номер один, и в окружающем мире стали
прорезаться тревожные симптомы. Донесшийся издалека вой сирен
свидетельствовал о том, что объявлена воздушная тревога — теперь, после
введения строгого порядка в этом деле, посчитать ее снова ложной было трудно.
Справа, в том месте небосклона, под которым угадывалась Москва, нервно
закачались узкие белые столбы прожекторов. Еще западнее задрожал неясный
отблеск какого-то зарева — там. в нескольких десятках километров от нас, находились сплошные прожекторные поля, прикрывавшие подступы к Москве с
наиболее угрожаемого направления, — как ни мало существовала Московская
зона ПВО, но ее командование во главе с генералами М. С. Громадиным и Д. А.
Журавлевым, полковником И. Д. Климовым и другими командирами, да и все
входившие в состав Московской зоны части времени за прошедший месяц зря не
теряли.
Прошло еще несколько минут — и над Москвой яркими звездами засверкали
вспышки разрывов, издали похожих на невинный фейерверк. До ушей донеслось
какое-то потрескивание — расстояние приглушало грохот стрельбы.
Это открыла заградительный огонь зенитная артиллерия Москвы.
37
Зенитная артиллерия Москвы открыла заградительный огонь!
Значит, враг где-то близко, рядом! Где же он?
Но разобраться в происходящем я не успел. Из темноты, окружавшей мой
самолет, вынырнула человеческая фигура, быстрыми шагами, почти бегом, подошла к машине и просунула голову ко мне в кабину. Наш командир — это
был он — положил мне руку на плечо и каким-то очень неофициальным, неожиданным в такой обстановке и вообще мало свойственным ему тоном
сказал:
— Марк, надо лететь!..
Не буду утверждать, что в тоне моего ответа бодро гремела оркестровая медь.
Что ни говори, а пришлось за несколько секунд пересмотреть все установившиеся
воззрения по вопросу о том, к чему я готов, а к чему не готов. Но так или иначе, если не тон, то содержание моего ответа, видимо, удовлетворило нашего
начальника, потому что он тут же, уже нормальным «командным» голосом
приказал:
— Высота три — три с половиной тысячи метров. Центр города Москвы.
Ниже двух с половиной тысяч не спускаться: там привязные аэростаты
заграждения. Обнаружить противника. Атаковать. Уничтожить!
Он не успел еще договорить, как механик, не дожидаясь моих распоряжений, протянул руку в кабину и несколькими движениями рукояткой заливного шприца
отправил в мотор порцию бензина, нужную для запуска.. Шипение сжатого
воздуха из баллона. . Лениво, толчками проворачиваются невидимые в темноте
лопасти винта. . Лапки зажигания на «включено».. Кнопка вибратора. . Мотор
дает вспышку, другую — и начинает работать. Добавляю ему газу, чтобы
прожечь после стоянки свечи, и сталкиваюсь с сюрпризом. Первым из, увы, достаточно обширной серии сюрпризов, с которой мне пришлось столкнуться в
эту ночь.
Итак, первый сюрприз: из выхлопных патрубков мотора бьют здоровенные, полутораметровые, слепящие летчика синие хвосты пламени. А надо сказать, обзор из МиГ-третьего был и без того не богатый: глубокая посадка летчика в
кабине, низкий козырек, массивный и высоко задранный вверх капот мощного
мотора. Все это было нужно — иначе большой скорости не получишь, — но
улучшению обзора как на земле, так и в воздухе отнюдь не способствовало.
Оставалось смотреть
38
под углом к направлению полета — вперед-влево и вперед-вправо — между
мотором и крылом. Днем мы так и поступали. . Но что делать сейчас? Надо было
что-то придумывать, причем придумывать незамедлительно: на взлете МиГ-3, как я уже говорил, для поддержания направления требовал от летчика действий
весьма решительных. Упустить же направление означало создать такие боковые
нагрузки на шасси, которых оно могло не выдержать. Тогда в лучшем случае
авария, если не катастрофа.
В пятидесяти метрах от меня запустился мотор соседнего «мига», в котором
находился Якимов. Наверное, сейчас он ошарашен тем же, чем я.
Издавна принято в затруднительных случаях возводить очи к небесам. Чисто
рефлекторно я сделал то же самое и. . увидел звезды. Вот оно — решение! На
взлете буду смотреть не столько вперед, сколько вверх. Так сохраню
направление, взлечу, а там — когда окажусь в воздухе — видно будет!
Собираюсь уже взлетать, как внезапно в кабину просовывается еще одна
голова: мой друг, в то время еще совсем молодой летчик Леонид Иванович
Тарощин торопливо обнимает меня, взволнованным голосом желает удачи в бою
— и в ту же секунду исчезает за бортом машины.
Перед тем как опустить на глаза очки, кричу механику:
— Скажи ребятам: на разбеге, чтоб не слепило, смотреть поверх капота, на
какую-нибудь звезду! Понял?
Механик кивает и по моему взмаху рукой отскакивает от машины в сторону.
В сущности, мой совет — что-то вроде первого обмена опытом. В эту ночь все
первое: первый ночной полет на «миге», первый боевой вылет, первая встреча с
противником. . Впрочем, противника пока нет. До него предстоит еще добраться.
Плавно увеличиваю газ. . Показания приборов в норме. . Отпускаю тормоза. . Не
спуская глаз с намеченной только что звездочки, удерживаю самолет от разворота
вправо (кто это придумал выражение «путеводная звезда»? Молодец! Очень
точно придумал). . Ручку потихоньку or себя — все делаю почти на ощупь. . Так, достаточно.. Два-три легких толчка — и я всем телом чувствую отделение
машины от земли. Конвульсивно вздыхаю, — оказывается, во время разбега я
задержал
39
дыхание. . Осторожно переношу левую руку с сектора газа на рукоятку шасси, быстро поворачиваю ее — и по импульсу всего самолета вперед, на увеличение
скорости, чувствую, что шасси убралось. Правильно, вот и сдвоенный хлопок
закрывающихся створок по брюху фюзеляжа. Ничего. Все в порядке: взлетели!
Оказывается, МиГ-3 прекрасно взлетает и в темноте.
Круто набирая высоту, разворачиваюсь в сторону, где должна быть Москва, и
чувствую, как меня бросает в холодный пот от того, что я увидел.
Москва была в огне.
Москва — в огне!
Кто из нас всего месяц назад мог иначе, как в кошмарном сне, представить