Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 27

«Ладно, Каха, хватит!» — сжалятся над ним ребята.

«Молчать! — цыкну я на них. — Вы не знаете, что это за разбойник. Из-за него иногда меня ругают и проклинают на селе. Я слышал, и в былые времена часто грабили людей именем Арсена…»

Нет, Джимшера я обязательно вздую. Таким, как он, нельзя давать волю.

На одном из уроков у меня появилась прекрасная идея… Пожалуй, стоит создать отряд из пяти-шести стоящих ребят. Тогда я буду спокоен. Одному не только мне с моим везением, а даже Арсену туго приходилось.

Я подыскал двух надёжных ребят из своего класса, тех, что сидят в конце третьего ряда — Дито и Вахтанга. Гиви — разиня, но он ведь растит для меня щенка. К тому же если его не направить, не сделать из него человека, он так на всю жизнь и останется разиней.

Эти трое из моего класса. Но и ребят из параллельного тоже нельзя оставлять без надзора; сердце у меня и за них тоже болит. Трое мне подойдут: головастый Зура Чихладзе, Коки Богорошвили и Саргис Джикия. Правда, о Саргисе говорят, что он много о себе воображает, но это не самый большой недостаток. Зато лазает по деревьям как кошка, которая оставила в пасти у собаки клок хвоста. А Коки, когда стащит с бахчи незнакомого человека арбуз, краснеет, как сердцевина того арбуза. Совсем не знает хозяина бахчи, а всё равно краснеет.

Такие ребята, если их не поддержать, могут вовсе от рук отбиться.

И как в моём сердце умещается столько добра к людям, сам удивляюсь.

После уроков я взял с собой Вато Швангирадзе и Дито Джишкариани и встретил с ними возвращавшегося из школы Зуру.

— Зура!

— Чего тебе?

— Сейчас узнаешь! — сказал я и свернул с дороги. — Идём за мной.

— Я не говорил, что ты фрукты воруешь.

— Знаю. А ты воруешь?

— Я?

— Да, ты.

— Не знаю. Может быть.

— Джимшер Долаберидзе, например, хулиган и разбойник. А ты ни то ни сё. Он заставляет тебя разбойничать — значит, с него и спрашивать надо.

— Верно. Это верно — во всём он виноват.

— Мы хотим составить отряд. Ребята всей деревни просятся в него. Арчил обещает даже дуло от ружья принести. Но за ним замечено — он доносил учителям разное, а на таких людей положиться нельзя.

— Элгуджа тоже ябеда, верно?

— Нет, Элгуджа не очень. Но стоит его позвать на дело, он тут же за уроки хватается.

— По-моему, он просто трус, — вроде бы поддержал меня Дито и поскрёб в затылке.

Если у Дито Джишкариани в случае самой крайней необходимости спросишь что-то, он тут же начинает чесаться — чешет спину, пузо, затылок — и промолчит; но куда бы ты ни шёл, пойдёт за тобой как телёнок, и ещё, что самое удивительное, — он даже и не заглядывает в учебники. У каждого свои достоинства и недостатки.

— Ты же знаешь, какие мы честные и порядочные ребята! — прямо перешёл я к делу.

— Знаю! — огляделся по сторонам Зура; видно, собирался бежать. — Ну, а от меня вам чего надо?

— Мы должны покарать зло!

— Покарать? — удивился он.

— Да, должны уничтожить зло. Одним словом, как молнией поразить любое зло.

— И тех, что на уроках шумят и мешают учителю, тоже покарать? — заинтересовался Вато.

— Смотря какому учителю. Например. С учителем арифметики что бы кто ни сделал, мы не станем вмешиваться.

— Это верно! — согласился со мной Дито и даже ни спины, ни затылка не поскрёб.

— И если ты не веришь, мой дорогой Зура, что мы, — я обнял за плечи Вато и Дито, — не выносим несправедливости, идём с нами, и убедись во всём лично.

Я объяснил Зуре, что мы направляемся в соседнюю деревню, к человеку, чью собаку минувшей весной сбила машина и где старуха мучается, карауля грушу. Подробности были не нужны, так как Зура сразу согласился пойти с нами.

Мы побежали под гору. Скоро село осталось позади. Спрятав в лесу наши сумки, мы пошли по тропинке.

По пути я думал, надо ли предложить Зуре вступить в наш отряд или подождать, пока он сам попросится.

Конечно, я мог принудить его вступить, но если человека заставляешь насильно, в трудную минуту он может изменить. А по мне, уж лучше пали в меня из двустволки, только не изменяй.

По дороге я убеждал ребят, что Джимшер зря мучил их, продержал два часа под грушей и не дал им ни одной груши, а потом, даже не извинившись, отпустил по домам.

— Что верно, то верно — даже не извинился…

— Вот видите!

— Видим! — согласился со мной головастик.

— Верно. Должен был хотя бы извиниться! — заволновался Вато.

Мы подошли к дому, обошли его сзади и остановились под беспородной яблоней.

Вато и Дито я оставил под деревом, а Зуру взял с собой, чтобы показать ему своё расположение. Оставшихся я предупредил: как только головастик прибежит к ним, они должны влезть на дерево, поднять шум и, несмотря ни на что, подольше не слезать с него.





А Зура после этого мог возвратиться ко мне и тащить груши хоть целыми мешками.

Я вернулся к дому. Старуха сидела на балконе и вязала. Я дал знак Зуре. И началось!..

— Господи боже мой! — вскочила старуха и кинулась вниз по лестнице. — Ничего людям не оставят… Чтоб земля у вас под ногами растрескалась! Чтоб вам провалиться, господи боже мой!..

Я шагнул через перелаз так уверенно и неторопливо, точно был приглашён во двор хозяина, и принялся неторопливо срывать груши. Вдруг скрипнула маленькая калитка. Я решил, что это вернулся Зура, но на всякий случай залез на верхушку, чтобы посмотреть через крышу на своих ребят.

Зура не спешил влезть на дерево. Верно, счищал под деревом грязь с башмаков, чтобы не поскользнуться. И где он только умудрился их выпачкать?

— Ну, лезь живее, чего ты там возишься! — сказал я.

— Чего-чего? — переспросил меня кто-то таким басом, что я невольно выпустил из рук ветку, за которую держался. Хорошо ещё, что я надёжно сидел верхом, не то так бы и полетел вниз головой.

— Кто это там? — раздалось опять снизу.

Я не смог издать ни звука. По мне, лучше было онеметь, чем признаться, кто я. Такой ужас…

— Слышишь, что ли?

И вдруг я сообразил: кто бы это ни был, среди его родни наверняка найдётся мальчишка моего возраста.

— Слышу, как же не слыхать! — отозвался я таким голосом, как будто обижаюсь на него за то, что отрывает меня от дела.

— Кто ты?

— Кто я?

— Да, кто ты?

— Не скажу. Сам угадай.

— Как же я угадаю, если я тебя не вижу. Одна только штанина видна, но по штанине…

— Если увидишь, тут и угадывать нечего.

— Ты что мне загадки загадываешь? Говори, кто есть!

— А ты так со мной разговариваешь, будто я в первый раз в вашем доме.

— А что, не в первый?

— Фью, и не сосчитать, сколько раз я у вас гостил.

— А, верно, ты Тенгиз?

— А какой Тенгиз? Тенгизов пруд пруди.

— Мой племянник. Верно?

— Ещё спрашивает! Родного племянника не узнаёт. Забыл, совсем забыл нас.

— Да не забыл я вас. На днях зайти собирался. Как там Соня?

— Как Соня? Так я тебе и сказал. Приходи, сам увидишь, как она.

— Зайду, конечно, зайду. И Соню, сестричку, повидаю. Знаешь, ведь страда сейчас — виноград собираем.

— Страда! Везде страда.

— Слезай, Тенгиз, покажись… Ну и хитёр ты стал.

Я опять еле удержался на дереве.

— Погоди, немного груш хочу к обеду нарвать! —

крикнул я, а сам покосился через крышу в сторону яблони.

Ребята попрыгали с дерева и бежали к ограде.

Брань и проклятия старухи дошли наконец и до моего «дяди», и он спросил:

— В чём там дело? Что это с матерью?

— С бабушкой, что ли? Не знаю. Там, наверно, кто-то наши яблоки таскает, она и погналась за воришками.

— Таскают?! А ты что же? Сидишь себе на дереве и даже не поможешь ей!

— Ради этих кислых яблок не стоит руки марать.

— Не жалеешь ты своей бабки, скажу я тебе! — И дядя, гремя резиновыми сапогами, бросился на помощь старухе.

Я всё-таки не удержался и, соскальзывая с дерева, сорвал ещё пять отборных груш. Зато потом моей скорости позавидовали бы и зайцы и борзые.