Страница 19 из 27
— Ничего не поделаешь, Ломгула, — объяснил я своей сонной собачке. — Такова дружба.
Потом откуда-то из мрака, из леса пришёл на свет гаснущего костра старик лесничий. Я сказал ему, что у нас пионерский поход. Он всё рвался поговорить со старшим. «Старший, — говорю, — у нас бессонницей мается: если сейчас разбудить его, потом не уснёт…» Пришлось соврать: кто его знает, что за человек. Старших ему подавай! А мы разве маленькие?
— Ладно, ладно, пусть спит, — сказал старик. — Только смотрите лес не подпалите! И не рубите деревья.
— Ну что вы! Наш старший вожатый только и твердит: не трогайте деревья.
— Значит, он не дурак, ваш старший.
…А наутро продрал я глаза и что увидел? В палатке лежим только мы с Джимшером, а ребят и след простыл. Я вздохнул и поглядел на Джимшера:
— Вот и хорошо. По-моему, нас для дела достаточно, если ещё кто-нибудь не вздумает назад вернуться.
Джимшер покачал головой.
— Не вздумает.
— Счастливого им пути! Да и нам тоже.
Мы разогрели на остатках костра по куску хачапури. Потом перебрали наши рюкзаки. Беглецы поступили вполне добросовестно: всё, что могло нам пригодиться, они оставили. Лишний груз мы сложили в найденном неподалёку тайничке. Потом спустились к речке, умылись и, перейдя через висячий, раскачивающийся мост, пошли дальше.
По пути мы говорили о том, что беглецам придётся целый день добираться до нашей деревни: это, если они не собьются с пути, что совсем не исключено. Надо полагать, что они не «расколются» сразу, не доложат, где мы и куда держим путь. Так что если наши односельчане и организуют погоню и поиски, то не раньше чем через два дня. У нас есть время для того, чтобы уйти подальше.
Идём мимо сёл, всё вверх и вверх в горы. Иногда и через село приходится идти. Собаки лают на нас. Дети провожают удивлёнными взглядами или кричат что-нибудь вслед. Джимшер помалкивает в ответ, а я иногда огрызаюсь.
Мы всё идём и идём…
Вот опять крутой подъём. На ногах словно по жёрнову навешено. Из тех, что на новой мельнице крутятся — большие! Каждый шаг даётся с трудом.
На горы опустился вечер и новой тяжестью лёг на наши перегруженные плечи.
Взглянул я на Джимшера — а он мрачнее тучи. «Неужели, — думаю, — и этот меня покинет?» Но нет: молчит, идёт, и видно по лицу, что раньше меня ни за что не остановится.
Скоро совсем стемнело. Тропинка вывела нас к широкой дороге. Мы остановились. Идти дальше не было сил.
Вокруг лес, а через лес дорога проходит. Где-то далеко собаки лают. А тут… тут из леса вой какой-то доносится. Что такое? Неужели волки?..
— Давай на всякий случай на дерево залезем, — предложил я.
— А спать как будем?
— Привяжемся к дереву и поспим.
Первый раз за этот день Джимшер улыбнулся.
— Ладно, — говорит, — только и собачонку твою на дерево поднимем, не то волки её мигом растерзают…
Влезли мы на дерево, втащили кое-как и нашего Ломгулу… И тут случилось одно приключение: прямо с дерева мы угодили на свадьбу!
Только мы устроились на ветках и задремали, вдруг свет полоснул по глазам. Что такое? Неужели рассвело? А снизу шум какой-то невнятный доносится. Шум всё ближе, ближе: машины едут, два грузовика с людьми. Свадебный поезд. Из машины крики, смех слышится, пение, и время от времени кто-то из ружья палит. Вот к нашему дереву подъехали, и опять — ба-бах вверх!
Я как заору:
— Эй! Стой! Не стреляй!
На машинах притихли.
Потом хриплый голос посоветовал хозяину винтовки:
— Лупани-ка из обоих стволов.
— Да погоди, там кто-то есть, — отозвался другой.
— Есть! Есть! — опять вмешался я. — Мы тут, па дереве…
— А что вы там делаете? — раздался резонный вопрос.
— Мы?.. — Я поскрёб в затылке и ткнул локтем Джимшера. — Мы вас дожидались! — вдруг сообразил я. — Мы вестники радости, нас родители невесты выслали.
— Чего же вы на дерево залезли? — Всё ещё не доверяют нам.
— А тут волки рыщут, воют. Вот мы и устроились побезопаснее.
— Перепугались, значит!
В машинах как захохочут! Обрадовались, что всё объяснилось. Стащили нас с дерева и повезли в деревню на свадьбу.
— А у них и собака на дереве была.
— Да это, наверное, обезьяна. Разве собаки лазают по деревьям!
— Ха-ха-ха-ха!
— Хо-хо-хо!
Нашли над чем смеяться!
Когда подъехали к дому невесты, хозяин ружья опять приготовился палить, а кто-то говорит ему:
— Посмотри наверх, Грамитон, как бы и тут на дереве кто-нибудь не сидел…
Ну, свадьба, сами знаете, что такое.
Только спрыгнули с машины — тут тебе и зурна и доли[5] сразу. Начались пляски. Долго плясали. Двое молодцов всё норовили друг у друга одну девушку переманить. Так и носились вокруг неё, как соколы над перепёлкой.
Даже мне пришлось поплясать. Вытолкнули и меня в круг:
— Иди, иди, вестник радости!
Выйти-то я вышел и прошёлся разок-другой по кругу, а штаны-то порванные оказались, пришлось собаку мою в круг вытащить, чтобы от рваных моих штанов внимание отвлечь. Взял я своего Ломгулу за передние лапы и пошёл с ним плясать под общий хохот.
Джимшер предложил мне убежать со свадьбы, но нам это не удалось. Потащили нас за стол. А там пошли тосты… Тамада попался словоохотливый.
Когда гости принялись из турьих рогов вино пить, я дёрнул Джимшера за рукав:
— Айда!
Вылезли мы из-за стола, спустились во двор, Джимшер и говорит:
— Не для того мы на свадьбу попали, чтобы голодными отсюда уходить. Давай поищем, где тут кухня.
А на кухне дым коромыслом — суетня, беготня. Женщины хлопочут. В огромном котле телёнка варят, в корзине курочки жареные лежат. В углу на столе гора хачапури возвышается. Нас словно на верёвке туда потянули. Возле хачапури толстенькая женщина хозяйничает, новые пироги на гору накладывает.
— Тётенька, не научите, где тут я могу штаны себе зашить? — начал я издалека.
Она засмеялась:
— Какие ещё штаны, сынок? Нашёл время. Где ты их порвал-то?
— Да когда в машину лезли. Мой дядя настоял, чтобы и я с ним на свадьбу поехал, вот и…
— Какой ещё дядя?
— Как какой? Жених ваш, вернее, зять уже…
— Ты что говоришь, мальчик? Наш зять тебе дядей приходится?
— Да… — немного смешался я. — А что?
— И у нашего зятя, выходит, брат есть?
— Есть… а что?
— Да неужели?! — Она как шлёпнет себя по бёдрам — Вот это новости!
Я незаметно отломил кусок от хачапури и поинтересовался, что плохого в том, что у моего дяди есть брат.
— А нам-то свахи наплели: он у родителей один, да такой, да сякой, всё имущество к нему перейдёт и тут, в деревне, и в городе… А дело-то видишь как обернулось!
Я понял, что сморозил глупость, и попытался исправиться.
— Да нет, — говорю, — он не родной дядя…
— И слышать ничего не хочу! — вскричала тётушка. — Завтра утром окажется, что у него не один брат, а семеро! — и выбежала из кухни.
Я взял со стола пять хачапури, заложил их под рубашку и тоже поспешил к выходу. Джимшер проделал то же самое и присоединился ко мне во дворе.
Так кончилось наше свадебное приключение.
ТАМАРА, БЕЛОБОРОДЫЙ ДЕДУШКА И ЧЛЕН ПРАВЛЕНИЯ
То и дело грохочет гром. Дует холодный ветер, пытается сорвать крышу с нашего шалаша.
Джимшер дремлет, положив голову на рюкзак.
Ломгула всё ближе подбирается к тлеющему костру, вот-вот нос себе спалит. Хоть убейте, но не поверю, что сейчас они думают о покорении вершин.
Сверкнула молния. Резко ударил гром.
Джимшер приподнялся. Ломгула залаял.
Опять сверкнула молния, раздался оглушительный треск.
— Погода переменилась, — объяснил я другу.
Ломгула снизу вверх взглянул на меня, словно
сказал с укором: «Да не может быть…»
— Будет дождь, — проговорил дрожащий Джимшер и подложил прутьев в костёр.