Страница 52 из 115
— Я не боюсь, — ответила Гуца. Она и в самом деле не боялась. Для нее все потеряло цену.
— Фрейлейн… ведь вы для меня попросили воду, — Клаусу хотелось верить, что о нем беспокоился не только Ганс, но и Гуца, и Таджи. Ему хотелось сохранить хотя бы призрачную веру в человека.
— Скажите, фрейлейн, ведь вы для меня просили воду?
— Да.
— Я знал, что для меня… Как было бы хорошо, если б они не выстрелили.
— Это не они, — неуверенно сказала Гуца.
— Наши ребята не стреляли, — прошептала Таджи.
— Вон и девочка говорит… — Клаус помолчал, словно собираясь с силами, и с виноватым видом объяснил: — Тогда очень хотелось пить. И тебя я потому укусил, Ганс…
— Замолчи, Клаус!..
— Теперь жажда прошла. Тяжелее, но пить не так хочется. Ты ведь веришь, Ганс, что они для меня попросили воду?
— Верю.
— Сядь. Теперь ночь, они до утра не выйдут. А выйдут, все равно пленницы ни при чем. Во всем я виноват.
— Они этого не знают.
— Я скажу, если они придут. Ты сядь ко мне поближе.
Сдерживая охватившую его дрожь, Штуте шагнул в глубь пещеры и присел. Стало тихо. В эту ночь Бауману дышалось особенно трудно.
— Может, поспишь?..
— Я думаю, Ганс…
— Давай перевяжу рану.
— Нет, не хочу. Рана не беспокоит, воздуха только не хватает. В горах воздух разряженный.
— Когда очень высоко.
— Вам тоже трудно дышать?
— Да…
— Вам трудно дышать, потому что, обер-лейтенант и Альфред…
— Замолчи, Клаус…
— Когда я умру, сбросьте меня вниз.
— Замолчи! — крикнул Штуте.
— Ладно, не буду… О другом поговорим… Вот на таком расстоянии, как до тебя… нет, немного поближе, мама ставила мне на ночь воду в прозрачном графине…
— Клаус!
— Знаешь, почему я вспомнил? Мне не так уж хочется пить… просто смешно — маму вспомнил…
— Смешно?!
— Ага, знаешь почему? Она ставила широкогорлый графин полный до краев, без стакана.
— Как же ты должен был пить?
— Стакана, мол, тебе может и не хватить, так что, чем мучиться в темноте, бери и пей из графина. Правда удивительная женщина моя мать, Ганс?
— Да.
— Я по ночам воду любил пить, потому и вспомнил.
— Больше не говори.
— О воде не буду.
— Ладно.
— Я лежал у окна, а мама… У нас была одна комната чуть больше этой пещеры.
— Ты лежал у окна и что?
— По ночам, когда лил дождь, вода стекала по рамам на подоконник. Мама застилала его тряпкой. Тряпка впитывала влагу, и вода не текла на постель. Понимаешь?.. В ливень тряпку приходилось выжимать.
— Если ты не замолчишь, я встану и пойду на родник.
— Нет, Ганс, я не о воде говорю, я просто о том, как мы с мамой жили…
— Может быть, вы попробуете заснуть, — сказала Гуца.
— Но мне не хочется спать.
— Постарайтесь, — попросила Гуца, — завтра утром я принесу вам воду…
— В вас не выстрелят…
Опять стало тихо, и тут послышался крик Даниэля.
— Изыди, нечистый!
Капрал вскочил, вскинул оружие.
Глава восьмая
Если б вороной Баска не ходил по этой тропе раз десять, он непременно свалился бы в пропасть. Крутые спуски, подъемы и повороты чередовались один за другим.
Тутар внимательно разглядывал скалы, но вокруг не было ни души.
Тутар был уверен, что сверху стрелял Аби. Конечно Аби, больше некому… Вероятнее всего, он видел-таки спустившегося в село Вахо; исчезновение Гуа также не осталось для него незамеченным, но поскольку ребята держали все в тайне, он не выдал их, а пустился следом — принять участие в спасении Таджи. Когда ребята перебрались на скалу над пещерами, он занял их старое место: если б немцы сумели вырваться на тропинку, Аби встретил своих. Сняв с погибшего парашютиста оружие и боеприпасы, он несколько дней просидел в укрытии без дела. А сегодня видит — вышел из пещеры немец, и Аби ничего не стоит взять его на мушку.
Он так и сделал: прицелился в немца и выстрелил.
Но после его выстрела началось что-то непонятное: раздалась автоматная очередь; Тутар вскочил и бросился к коням. Аби перепугался не на шутку. Неужели он все погубил? Неужели из-за него озверевшие фашисты перестреляли пленниц?..
Тутар спрыгнул с коня и полез вверх по круче.
На месте их старого укрытия никого не оказалось. Когда он оглянулся на пещеру, твердый ком подкатил к горлу. Он думал, что ни сестры, ни гостьи уже нет в живых.
В отчаянье, лишившись последней надежды, полез он вниз. Слезы мешали разглядеть дорогу. Баска фырканьем приветствовал его на тропинке. Он обнял коня за шею.
— Пойдем к дедушке, Баска, — говорил он коню. — Пойдем к дедушке и все ему расскажем. Нанскани погубил нас, не то мы спасли бы Таджи и Гуцу…
До развилки дорог он ехал с намерением вернуться в село, но, подъехав к развилке, понял, что это невозможно: не мог он, обесчещенный и опозоренный, явиться в родное село, к старейшине рода.
Глава девятая
— Вы не сможете принести воду, вам не подняться по этой тропинке! — сказал немец, когда на рассвете Гуца вылезла из бурки, чтобы идти за водой.
Бауман лежал без сознания и не слышал слов Штуте.
Выбравшись из бурки, Гуца убедилась, что немец прав: стоило ей встать, как у нее закружилась голова, а ведь даже в первый день она не в силах была подняться по тропинке без чужой помощи.
— Дайте посуду! — все-таки сказала она.
— Глупости! Вы разобьетесь.
— Дайте! — Она повысила голос, чтоб ее услышали во второй пещере.
Гуцу злила и собственная беспомощность, и забота о ней Ганса Если сейчас не принести воды, их ничто не спасет, а раненый умрет в муках. В большой пещере солдаты дрожащими пальцами нащупывали курки. Они слышали, что пленница вызвалась сходить на родник, и если б она не вышла из пещеры, вышли бы они.
Гуца обняла за плечи стоящую рядом Таджи.
— Идем со мной!
Таджи испуганно попятилась: «Нет, я не принесу им воды»…
— Она совсем без сил. Да и я не могу отпустить вас обеих, — сказал Штуте.
— Ладно, оставайся.
Таджи тут же села на бурку, вернее не села, а легла, свернувшись калачиком.
Гуца вышла на площадку. Она знала, что Ганс смотрит на нее, и хотела идти не пошатываясь, но ноги не несли ее, мышцы казались перерезанными.
Светало. В молочно-белое утро восток вкрапливал кровавые краски. Обойдя стороной убитых, она пошла вдоль скалы. Ночная прохлада рассеяла смрад над трупами. Гуце хотелось оглянуться на скалу, чтобы увидеть заступников-мальчишек, но стоило ей поднять голову, как в глазах у нее потемнело, то ли от голода, то ли от жажды. Она упала, безвольно и мягко, как выпавшая из рук тряпка.
Капрал услышал, что пленница упала, но не поспешил к ней. Он встал, отложил оружие, поправил ремень. Котелки, выпавшие вчера из рук Вальтера, валялись внизу, и по-видимому, неподалеку от родника. Штуте решил спуститься туда и принести воду. Иоган, Пауль, Даниэль и Кнопс убедятся, что он не предатель, защищающий пленниц из корыстных интересов…
Ведь они все видели своими глазами. Они знали, что этой девушке не поднять в гору полные фляги воды. Но сейчас они хотели пить, и им не было дела ни до крутизны тропы, ни до бессилия пленницы. Ни даже до ее гибели, если ей суждено разбиться.
На этот раз Ганс не станет бросать жребий. Он вовсе не посмотрит на большую пещеру. Пройдет мимо пленницы на площадке.
И — вниз, вниз, вниз…
Выстрелят?
Другого выхода все равно нет. Не пойдет — свои не пощадят. Столько времени их сдерживало то одно, то другое…
Теперь с рассветом они потребуют ответа. Сейчас враг для него безопаснее.
Ганс вышел на площадку.
— Ганс! — донесся до него бред обреченного Клауса.
Ганс не остановился.
Гуца приподняла голову, когда он проходил мимо, но встать не хватило сил.
Штуте подошел к началу тропинки и почувствовал, что его увидели сверху. Голову и плечи как бы ожгло мощной лампой. Он осторожно ступил вперед, глядя только под ноги, словно боялся увидеть пулю, которая пройдя сквозь его грудь или голову, упадет на тропинку.