Страница 43 из 115
Штуте ответил не сразу.
— Обер-лейтенант ничего не говорит, Клаус.
— Что же мы будет? Делать?
Ганс покачал головой.
— Я собирался спросить об этом тебя.
— Меня?
— Да, что ты посоветуешь?
Бауман пожал худыми плечами и засунул кулак с камнем за широкое голенище сапога.
Капрал знал, что пленница слышит их, но не считал, что разглашает военную тайну. Во всяком случае, от этого разглашения ничего не менялось. В пленницах же его слова вызывали некоторую надежду. Если врагу, пленившему тебя, приходится туго — это хорошо. О лучшем и мечтать нельзя.
Глава пятая
Когда разлившаяся река смыла раненого Сиоша, жажда мести охватила ребят с удесятеренной силой. Уже которую ночь они горящими глазами смотрели на тропинку, ожидая появления врага, но никто не появлялся. Ожидание превратилось в настоящую муку.
Днем двое из трех бывали свободны и могли немного поухаживать за конями и вздремнуть по очереди.
Вчера Тутар поднял на скалу Вахо и строго-настрого наказал не выдавать тайника, а следить за противником через махонькую щель в камнях: если кто-нибудь из немцев вздумает выйти на тропинку, он может не спешить — прицелиться всегда успеет.
Спускаясь вниз, Тутар как будто заметил кого-то по другую сторону ущелья. Долго присматривался и ждал, затаясь, но тщетно.
Вдвоем с Гуа они спустились к коням и дальше поскакали верхом. Тутар знал, что, обогнув гору, они увидят немецкого парашютиста, висящего на скале. Но парашютиста на скале не оказалось. Скала была пуста.
— Гуа! — Проговорил пораженный Тутар. — Он висел вон там. Мертвый…
Они переехали на другую сторону ущелья. Тутар спешился и побежал к скале. Ему не пришлось даже добежать до нее: между огромных камней, воткнувшись клином, торчал разлагающийся труп немца. Ни парашюта, ни оружия при нем не было.
Какое-то подозрение остро кольнуло Тутара.
Оглянувшись, он увидел, что Гуа не пошел за ним, а едет вверх по течению реки. Тутар вскочил на своего коня и пустился вдогонку.
Они сзади объехали скалу, нависающую над двумя пещерами, в которых засели немцы, и остановились, разглядывая неприступную стену.
— Надо туда подняться! — сказал Гуа.
— Нелегкое дело, — заметил Тутар.
— Обязательно надо.
— Зачем?
— Мы окажемся прямо над головой у фрицев.
— Да ну!..
— Прямо над двумя пещерами. Сядем им на загривок, так что им не взять нас на мушку.
Тутар еще раз взглянул на скалу: мысль Гуа пришлась ему по душе. Если им удастся подняться, держать немцев на прицеле будет несравненно легче.
Он хлестнул коня и галопом поскакал под гору. Поравнявшись с тем местом, где висел парашютист, он вспомнил: кто же снял с него оружие? Был ли это Аби Нанскани, или кто-то другой бродил среди скал?..
Глава шестая
Ребята знали, что село не могло сидеть, сложа руки, когда его сыновья пропали без вести. Правда, в селе не было теперь лихих смельчаков-наездников, но, переведись вовсе мужчины, женщины-матери не усидели бы дома, оседлали бы коней и поскакали бы на поиски пропавших. Однако после страшного ливня, смывшего все следы, трудно было найти среди неприступных скал трех затаившихся ребят. На этот счет Тутар, Вахтанг и Гуа не беспокоились. Знали они также и то, что все оставшиеся в живых немцы сидели в пещерах. А Гуца и Таджи? Неужели и они там?
В тот день, когда Тутар ранил упавшего на площадке перед пещерами немца, Вахо и Гуа тщательно обследовали все ближайшие ущелья, но никаких примет беды не нашли…
Тутар видел, что попал в немца, но не мог понять, как это произошло. Ему хорошо были видны перебегавшие через площадку солдаты, однако прицелиться он не успевал. А потом вдруг того, чернявого, то ли не впустили в пещеру, то ли вытолкнули, он упал: Тутар прицелился, не надеясь, что немец встанет — ему следовало доползти до входа. Но немец вдруг приподнялся, и Тутар нажал на курок.
Когда Тутар полез вниз, на его место заступил Вахо. Он очень осунулся за эти дни и выглядел утомленным, но не отрывал глаз от тропинки и площадки перед пещерами.
Погодя показался Гуа. Гуа сводил коней к реке, а когда стало смеркаться, взял карабин Сиоша, просунул под ремень гранату и пошел заступать. Тутар закутался в сырую, не просохшую бурку, пожевал овсяную лепешку, потом попробовал вздремнуть, но только закрыл глаза, ему вспомнился немецкий парашютист на отвесной скале…
Стемнело. На небе загорелись продрогшие звезды. Вершины и скалы помрачнели, прислушиваясь к далекому гулу орудий.
Всю ночь хмурились горы.
Перед рассветом пошел дождь и ущелья до краев наполнил туман.
По предположениям Тутара, в такую погоду немцы не могли выйти на тропинку. Но кто их знает, может быть, прикрывшись молочным туманом, они попробуют спастись…
Дождь размыл тропинку. Река вздулась и зашумела в ущелье.
Горы сердились…
Когда совсем рассвело, дождь прошел, но тучи не покидали круч, и было холодно.
Высоко на орлиной скале притаились трое дрожащих от холода парнишек. Они не отрывали покрасневших глаз от курившегося туманом ущелья.
Глава седьмая
Большинство животных умирает в неволе. Вольная птица, пойманная и посаженная в клетку, непременно погибнет. А человек выносит все. Выносит любую неволю, любое обращение, голод и жажду. Оскорбленный и униженный, он живет.
Люди легче всех живых существ приспосабливаются к неволе, как бы она ни была тяжела.
По ночам, когда Таджи спала, Гуца лежала, отвернувшись к скале, и слезы сами собой текли из ее глаз.
Гуца так и не могла осознать, что же произошло. Как во сне вспомнился ей приезд солдата в дом, где она жила; старейшина с удивлением произнес ее имя и решительно сказал солдату «нет».
Гуца знала, что на фронте женщины сражались рядом с мужчинами. А здесь понадобилась ее помощь: перевести с немецкого несколько десятков слов. Она не имела права отказать.
— Ты поедешь со мной, Таджи? — спросила она отчаянную девчонку, хозяйскую дочь.
— Куда? — не поняла Таджи.
— Куда нас повезут.
При свете керосиновой лампы глаза Таджи заблестели любопытством. Она не верила, что молодая красивая учительница, никогда не сидевшая верхом, согласится поехать в такую даль и там разговаривать с живым немцем.
— Поедем?..
Таджи пожала плечами и улыбнулась: разве решение зависело от нее? «Если б решала я, не пришлось бы спрашивать», — говорило ее лицо.
— Дедушка согласится…
Но старейшину уговорили с трудом. Потом пустились в путь. И тут начался кошмар. Гуца никогда не забудет, как сидел в седле сопровождавший их солдат — словно влитой. Ждал смерти и не шелохнулся. Глядя на него, у Гуцы даже страх пропал. Пока Сиош стоял перед ними, страх был чем-то постыдным. Когда он упал с коня, все кончилось…
Мучения, дороги, пещера, допросы… Ганс и Клаус…
Но все было как-то странно. То, чего можно было ожидать, не случилось. Их загнали в пещеру и приставили к ним часового. Не пытали, не истязали; наверное, они нужны, как заложницы, для обмена, поскольку немцам и самим приходилось худо. Они угодили в капкан, и страх связал их по рукам и ногам.
…И вот она сидит с Таджи в этой норе и не верит, что есть еще надежда на спасение. Ждет: не сегодня, так завтра ворвутся немцы и будут пытать ее, истязать жестоко и грубо, а потом сбросят в пропасть.
Ей отвратительно все — мальчишеский голос Клауса; высокий лоб и ясные глаза Ганса; то вкрадчивые, то грубые вопросы обер-лейтенанта. Она ничему не верит: ни уговорам, ни угрозам, ни человечному обхождению Штуте и Баумана, ни волчьему взгляду Пауля. Ей кажется, что они развлекаются, забавляются, не спешат. Она пленница, которую берегут в каких-то целях, и насколько неопределен исход, настолько тяжело ожидание.
Глава восьмая
Для Ганса Штуте было очевидно, что их десант сброшен в районе, до которого нет дела ни немцам, ни русским. Видимо, горный хребет на этом участке был неприступен с севера и не нуждался в обороне. Вот уже второй день грохот боев стих, и Штуте подозревал, что «непобедимая» армия отступила. Но даже одержи Германия полную победу, никому бы и в голову не пришло заглянуть сюда, в эти горные кручи; десант обер-лейтенанта Макса Шнелингера должен сам позаботиться о своем спасении.