Страница 35 из 115
Кнопс на четвереньках карабкался по крутой тропе.
Макс пошел к нему навстречу и встретил на краю площадки.
— Герр обер-лейтенант! — Кнопс хотел выпрямиться и отдать честь, но пошатнулся и прислонился к скале, — пленные — женщины.
— Что ты сказал?..
— Пленные… — он с трудом перевел дух.
— Ну!..
— Пленные — женщины.
— То есть как женщины?
— Обе женщины.
— Сюда их, и поживее! — он повернулся. — Черт бы побрал! Женщины! На кой шут сейчас женщины, мне нужен местный житель, мужчина, который знает каждый камень в этих ущельях.
— Стаскивайте их! Шевелись! Живее! — кипятился внизу унтер-офицер и срывал с пленниц бурки.
Но Таджи ни за что не хотела слезть с коня. Затравленно озираясь, она ногой оттолкнула унтер-офицера.
Шнайдер взбесился, схватил Таджи за ногу и потащил с седла. Таджи вынула вторую ногу из стремени и бросилась на насильника. Шнайдер потерял равновесие, упал. Таджи упала на него, вывихнув при падении руку.
Шнайдер выхватил револьвер и, наверное, прикончил бы распростертую на земле девушку, но Штуте остановил его, кивнув вверх на скалу: над обрывом стоял обер-лейтенант, казавшийся снизу не больше сокола-стервятника.
Тут унтер-офицер увидел, что другая все еще в седле. Кровь бросилась ему в голову, но Ганс опять преградил ему дорогу и взглядом велел Клаусу помочь женщине.
Хилому, усталому парню нелегко было снять наездницу с седла.
— Спускайтесь, фрейлейн, не то унтер-офицер станет делать вам реверансы, — проговорил Клаус.
Гуца попыталась слезть с коня.
— Эта женщина знает немецкий не хуже моей учительницы! — вырвалось у Клауса.
Одна нога Гуцы застряла в стремени, и она упала бы рядом с Таджи, если б Клаус не поддержал ее. Он обнял женщину за бедра, но только она ступила на землю, сразу же отстранился.
— Такая услуга не стоит благодарности, фрейлейн.
Карл за волосы поднял Таджи с земли. Гуца бросилась к нему, вырвала у него из рук свою спутницу. Лицо Таджи пылало, глаза сверкали. Шнайдер оскалился и пинком погнал обеих вперед.
Разгневанный на судьбу обер-лейтенант Макс нервно прохаживался по краю площадки.
Глава седьмая
Найдя укромное место на берегу реки, ребята опустили раненого на землю. Расстегнули ворот, обмыли рану. Пуля попала Сиошу в грудь. Рука, видимо, была сломана при падении. Ребята сняли с него ремень с двумя патронташами и ручными гранатами.
Холодная вода и утренняя прохлада привели Сиоша в чувство, он раскрыл глаза.
— Сиош! — вскричали ребята.
Раненый долго переводил взгляд с одного на другого. Потом попытался что-то сказать.
— Сиош!..
Река с ревом продиралась между огромными валунами, и расслышать что-либо было трудно.
— Воды! — простонал Сиош, но это слово дорого ему стоило. Он долго не мог ничего больше сказать и лежал, устремив глаза в пространство.
Вахо схватился за сваю войлочную шапку, но не снял ее. Вода для раненого, что яд. Это ребята знали хорошо.
Всходило солнце, и по ущельям издалека тяжело и грозно стекался грохот канонады, гул самолетов и стон обвалов.
У раненого хлынула горлом кровь, он потерял сознание. Тутар, глотая слезы, отвернулся от умирающего. Каждый раз, когда он сознавал свою беспомощность, на глаза ему наворачивались слезы. Он злился на себя за то, что ревет, как девчонка, но удержать слез не мог.
— Теперь он поплачет… — заметил Вахо и на всякий случай отступил на шаг. — Дед ему свое ружье доверил, а он ревет.
— Заткнись! — Тутар сверкнул глазами. — Человек при смерти, помочь надо, а ты… Дурак!
— Ему только Гуа поможет.
— Что ты сказал?
— Гуа! — повторил Вахо и с притворной кротостью добавил, — но я же дурак…
Тутар утер рукавом слезы и, как к спасителю, обернулся к двоюродному брату.
— Вот уж кто точно дурак, так это я! Чтоб тебя!.. — опять набежали слезы, и опять он обозлился на себя. — Гуа, говоришь, поможет?
После ночного постыдного бегства, когда они умчались, оставив женщин врагу, родное село сделалось для Тутара таким далеким, что он не смел даже подумать о нем. Ему и в голову не приходило, что недалеко были люди, готовые в любую минуту протянуть им руку помощи.
Гуа был внук Татархана Габулдани, знаменитого в Верхней Сванетии лекаря, умершего за год до войны; старик заблаговременно передал внуку вековые тайны лечебных трав.
— Но как нам ему сообщить? — рассеянно проговорил Тутар.
Вороной жеребец, нервно прядая простреленным ухом, прислушивался к грохоту далекого боя.
— Я поеду! — неожиданно и решительно заявил Вахо.
— Умник! — Тутар махнул рукой, и глаза его опять наполнились слезами: — Ты поедешь?
Вахо видел, что Тутара мучают сомнения: что если он не сумеет незаметно прокрасться в село, и выдаст себя прежде, чем найдет Гуа?
Враг убил их сородича — Сиоша. Более того: они оставили врагу двух беспомощных женщин, а сами вернулись без единой царапины…
Нет, пока враг не отомщен, дорога в родное село для них закрыта.
Лучше уж смерть!
Ни в сказаниях, ни в легендах они не слыхали о подобном позоре. Их роду никакой кровью не смыть его!
— Тутар! — твердо сказал Вахо. — Меня ни одна душа не увидит. В землю зароюсь!
Он подбежал к коню, вскочил и саданул его пятками. Черный жеребец встал на дыбы, потом пошел как-то боком, скалясь и выворачивая белки, и чуть не сбросил парнишку.
— Вахо! — вскрикнул Тутар. — Осторожнее, черт!
В другое время, упади даже Вахо с коня, это не напугало бы Тутара так, как напугала сейчас маленькая заминка. Им предстояло искупить свою вину. Теперь их жизнь стоила чрезвычайно дорого.
Глава восьмая
В это лето Тутару исполнилось шестнадцать лет. Шестнадцать лет не мало, если тебя с малых лет учат укрощать коней и быков, приучают к косе и оружию. А в горах невозможно жить иначе.
Тутар и Таджи еще не ходили в школу, когда погибла их мать: на нее опрокинулась арба, нагруженная стогом сена. Сироты остались на руках у вдовца и деда-старейшины. Отец зимой уходил в долину на заработки. Детей воспитывал дед. Старейшина рода Беслан был суровым сторонником горских законов. В свое время хороший наездник и знаменитый в округе охотник, человек он был горячий и гордый, но справедливый; когда его избирали судьей для разбора мирских дел, даже кровный враг мог рассчитывать на его справедливость.
Отца мобилизовали на фронт в самом начале войны. Тогда многих мобилизовали: старших братьев Вахтанга, отца Гуа, Сиоша Габулдани — многих… Но ярче всего Тутар помнит, как Гергил Нанскани гостил у них в доме перед уходом на фронт и предложил тост за Таджи и Аби. Тогда Таджи, не дослушав, убежала из-за стола. Дедушка Беслан рассердился на внучку, но Гергил успокоил его: — Ничего, придет время, и она вернется…
Таджи с колыбели выла помолвлена с Аби. Пока они были малы, взрослые не говорили при них об этом. Перед уходом же на фронт Гергил выложил все.
При Тутаре Аби избегал свою нареченную, без него же становился ее тенью. Упрямая и капризная, Таджи смеялась над Аби, ссорилась с ним по пустякам… Аби терпел, любя ее какой-то томительной, ранней, самому еще непонятной любовью, и кружился возле нее, стараясь не спускать с нее глаз.
Тутар все это знал. Поэтому он даже представить не мог, что Аби неизвестно об отъезде Таджи… Сумеет ли Вахо пробраться в деревню, не столкнувшись с Аби?.. Тутар хотел предупредить двоюродного брата, но последнее время ему трудно и неприятно было говорить об Аби…
Раненый захрипел.
Тутар всмотрелся в его лицо. К посиневшим губам Сиоша подступила кровь.
— Сиош! — испуганно крикнул Тутар. — Сиош! — и легонько встряхнул его. Потом достал из кармана платок, прополоскал в речке и смочил раненому губы.
Как бы Вахо ни спешил, в оба конца ему нужно не меньше, чем полдня. К тому же Гуа не ждет в условленном месте, его, наверное, придется искать… А если Вахо все-таки заметят? С ума сойти! Где теперь женщины, для охраны которых снарядил их старейшина рода — дед Беслан? Где его сестренка Таджи? Где Гуца — красивая учительница немецкого языка?