Страница 105 из 115
— Довольно! Пусть оставит меня в покое. Не могу…
И все-таки в эту ночь она заснула раньше, чем во все предыдущие. Сквозь сон услышала, как вернулся Бичико, но не обратила внимания. Утром она лежала в постели, пока брат не ушел на работу, и каждый раз, когда Мери заглядывала к ней, прикидывалась спящей.
Встала, и какой-то страх сразу же поселился в ней. Она чувствовала: что-то должно было случиться в этот день, что-то назревало. Судьба погоняла ее перед собой, не давая даже короткой передышки, и Мака уже не надеялась на нее. Каждая ее встреча с Джумбером была похожа на первую — сильными страстями и неудовлетворенностью. Если б эта страсть обратилась во зло, она совершила бы неслыханные преступления. Тхавадзе сейчас искал Маку, и никто на свете не знал, что он мог натворить. Ах, хоть бы он не промахнулся тогда и попал в сердце! Даже если б узнали, из-за кого он застрелился, что ей: честная жена честного мужа, у Тхавадзе не вышло ничего, и он покончил с собой… В каком-то смысле даже слава.
Нет, Тхавадзе так просто не уймется. Сейчас он носится на своей машине по улицам и проселкам и ищет ее.
Сегодня что-то будет…
Солнце далеко перевалило за полдень, когда Мака увидела в окно подошедшую к калитке женщину, и хоть не сразу узнала ее, догадалась, что это Нуца.
«Пока он собирается встречаться тайно и шлет мне посыльных: Нуце все известно, она была близка к нашей семье, навещала отца в больнице, — идеальная кандидатура. Что удивительного в том, что встретились старые подруги…»
Мери спустилась вниз к свекрови и сказала, что у калитки стоит незнакомая гостья.
Мать не узнала Нуцы до тех пор, пока та не назвала себя.
Мака не показалась из дому, даже когда Нуца вошла во двор. «Если б в ту ночь она не сообщила Джумберу о моем отъезде и не купила бы билета, он бы ничего не добился. Она завидовала тому, что у меня семья и что Тхавадзе стрелялся из-за меня. Теперь я завидую ей…»
Мери подождала, пока Мака выйдет навстречу гостье, но, не дождавшись, решила, что они не знакомы, и вышла сама.
Увидев на лестнице незнакомую девушку, Нуца остановилась и Мака услышала ее огорченный голос:
— Неужели не застала?.. Уехала уже?
— Нет, дочка, дома она, — успокоила ее Ольга.
— А это ваша невестка? — спросила Нуца, глядя на Мери.
— Да, милая, жена моего Бичико.
— Чудесная девушка! Да разве Мака выбрала бы плохую невестку?! А как дядя Симон? Я, собственно, зашла его проведать…
— Ничего, дочка, спасибо… Мери, сходи-ка, я ему поручила гнездо для наседки сплести.
«Мама никогда не вспомнила бы о гнезде, верно, отцу самому захотелось поработать, но она всегда так, — «я поручила», ей тоже надо свою гордыню потешить», — подумала Мака, выходя на веранду и прислушиваясь к голосам во дворе. У Нуцы в руках были какие-то свертки. — Верно, он купил, раз послал «проведать больного». Я должна радоваться, что он так тщательно скрывает все. Нуца и сейчас завидует мне, а я не то что мстить, я даже видеть ее не хочу. Я вообще больше ничего не хочу…»
— Дядя Симон, дорогой! — Нуца торопливо передала свертки Мери и поспешила к Симону, работающему в тени позади дома. — Как вы себя чувствуете? Как здоровье?
— Да вот все не помру никак…
— Ах, что вы, что вы, дядя Симон! Господь с вами!.. Я заходила к вам в больницу сразу после операции. Вам, конечно, не до меня было. Я и после хотела зайти, и Маке не раз обещала, да все не получалось. Такая уж я нескладная — и в тот раз с пустыми руками…
— Что за извинения, дочка!..
— Нет, нет, не утешайте меня, такая уж я несуразная. Дорогой наш дядя Симон, помните, как одно время я повадилась ходить к вам после школы? Про родной дом забывала…
— Мака, где ты там? Выгляни, подруга твоя пришла!
Даже после этих слов Мака с трудом заставила себя шагнуть к двери.
— Теперь все это далеко, все прошло… — Нуца увидела появившуюся на лестнице Маку. — Мака, золотко мое, спала ты, что ли? Я же говорю — все невпопад! Разбудила тебя?
«Мери удивлена, — подумала Мака, проходя по лестнице мимо невестки. — То ли еще будет!»
— Мака, как ты? Переменилась… или мне кажется? Как же это я не сумела ни разу повидать тебя с тех пор?
«Просто Джумберу Тхавадзе незачем было тебя присылать, — Мака почти с отвращением взглянула на гостью. — А теперь я нужна ему, и сразу у Нуцы угрызения совести, и она рысцой, с гостинцами в охапку бежит к моему отцу».
— Что ж вы на лестнице стоите, чудачки? — развела руками Ольга. — Идите в дом!
«Даже моя мать поучает меня…» — Мака тряхнула головой и пошла перед Нуцей вверх по лестнице.
Нуца не притронулась ни к сладостям, ни к фруктам на столе, только разок пригубила рюмку с настойкой и все повторяла: не беспокойтесь! не беспокойтесь! — и отмахивалась обеими руками.
— Ты и в самом деле очень переменилась, Мака, — сказала она, когда Мери наконец перестала предлагать угощения.
— Да нет, с чего бы мне меняться… — неохотно ответила Мака. Она и этого не хотела говорить и больше для невестки, чем для Нуцы, добавила: — Лето уже, жарко, а в жару я всегда чувствую себя хуже.
— Да, жара… Почему не зашла ко мне ни разу? Ты же знаешь, как я была бы рада… И ты меня забыла!..
Маку сперва задело это открытое «почему не зашла», но Нуца с такой болью сказала: «И ты меня забыла…», что она подумала: наверное, Тхавадзе пользуется ее добротой, а не завистью.
— Нет, Нуца…
— Ах, видно, совсем плохи мои дела! Никому-то я не нужна…
— Нуца! — Мака взглянула в глаза подруге и вдруг заплакала.
— Не при посторонних говорить об этом, но сама удивляюсь, сколько я терпела своего мужа, — продолжала Нуца, — даже теперь и то лучше, чем с ним.
«И все-таки она жалеет о прошлом… Никому не нужна…»
— Брось ты, Мака! Перестань! Неужели из-за меня плачешь?
Мери вышла из комнаты.
«Моя бедненькая невестка опять удивлена. Сперва я не вышла к Нуце, теперь плачу о ее прошлом и ее одиночестве…»
— Хотела покончить с собой, — сказала Нуца, когда дверь за Мери захлопнулась, — да нелегко это — не смогла.
Мака промолчала, но ее очень удивило то, что Нуце приходила в голову мысль о самоубийстве.
— Ну, пойду я, Мака, родная, только расстроила тебя…
«Она не стала бы говорить так, если б все знала. Я любила Нуцу больше других подруг за ее доброту и честность. Это я бессердечна и лжива, и потому мне все кажутся такими…»
— Раз дяде Симону теперь лучше, заходи ко мне хоть изредка. Никого у меня не осталось, кроме сестры да тебя…
«Она для Тхавадзе приглашает меня? Спросила ли она, как мой муж и ребенок? При Мери спросила…»
— Если останусь — зайду.
— Всегда ты так — времени в обрез. Разве ты можешь без сына?
«Она ничего не знает. Джумбер не говорил ей. Но ведь она проводила меня в ту ночь на вокзал…»
— Я выйду с тобой, Нуца.
— Если хочешь…
Мака переоделась и вместе с подругой спустилась вниз.
Нуца распрощалась со всеми у лестницы, не позволила проводить себя даже до калитки.
На улице, по ту сторону нагретой асфальтовой дороги, по берегу оврага переваливались с боку на бок белые гуси.
— Джумбера не видела? — неожиданно спросила Мака и в упор посмотрела на Нуцу.
— Как же, видела! Даже сегодня.
— И что?
— А то, что правду мне сказал: не умеете вы, говорит, дружить; твоя подружка вон уже второй день как приехала, а тебе даже не дала знать.
— Сам-то откуда узнал?
— Я думаю, от твоего брата, Бичи же у него работает.
— Да, да, — поспешно согласилась Мака. — «Ей ничего не известно».
— Хороший он все-таки парень. Я ему прямо сказала: не знаю, говорю, что делать, перед Макой не стыдно — своя, но к больному человеку не пойдешь с пустыми руками, а на мою зарплату… Даже представить себе не можешь, Мака… У меня племянники… ты, наверное, слышала, мой зять попал в аварию, инвалид теперь, а сестра с четырьмя малышами на руках, где уж ей работать! Я знаю, ты поймешь, но перед твоими стариками неловко… Раньше, в школе еще, сколько раз мы их беспокоили, с утра до ночи на вашем дворе… Ах, какое было время! А я никогда им ничего не дарила. Правда неловко, честное слово!.. А Джумберу только скажи — накупил мне всего, дай ему бог побольше. Это, говорит, я тебе в долг даю, — пошутил. Знаю, что не возьмет, но с зарплаты все-таки должна отдать. Не родня он мне, никто, зачем мне обязанной быть?!