Страница 12 из 19
Немного успокоившись, Мишико стал строить новые планы.
— Знаешь, что еще можно сделать? Скрестить голубя с уткой…
— И что получится?
— С голубями посылают письма. Летит, летит голубь далеко-далеко, но ведь он может устать, упасть в море и утонуть. А если скрестить голубя с уткой, тогда он сможет плавать даже в море. Отдохнет и снова полетит.
Мне очень понравилась эта идея, но вдруг я подумал, что, если голубь сядет на воду, он намочит письмо…
— Попугай! — закричал я так громко, что сам же испугался.
— Что — попугай? — сдвинул брови Мишико.
— Нужно скрестить голубя, утку и попугая! — вскочил я от волнения.
— Ну и что?
— А то, что скрещенный с уткой голубь может намочить в море письмо, а если он будет разговаривать как попугай, то просто запомнит все наизусть и никакого письма не надо.
Не успел я сказать это, как Мишико вскочил и захлопал в ладоши от радости.
— Да, но попугаи не живут в наших лесах.
— Не беда. На будущий год куплю яйца попугая в Тбилисском зоопарке, — сказал я и чуть не заплакал от счастья.
Вот уже сколько времени Ласточка поет что-то вроде «Ку-ка-ре-ку», но разве можно сравнить его пение с хриплым голосом нашего старого петуха! Это замечают и другие, говоря: «Ишь, как старается спеть по-настоящему!»
Поздно ночью из Тбилиси приехал папа. Мишико он привез мяч, а мне — новые книги. А ведь я и те не успел раскрыть, которые захватил из Тбилиси.
— Какую же зарезать? — услышал я утром, еще в постели, вопрос мамы.
— Хромую, — ответила бабушка.
Я вскочил как ужаленный и в одной рубашке побежал к бабушке.
— Что с тобой, сынок? Приснилось что-нибудь страшное? — испугалась мама.
— Мама, мамочка… Бабуля, бабушка Фати, вы собираетесь зарезать хромого цыпленка?
— Что с тобой, детка?
— Умоляю вас, не трогайте, не трогайте Ласточку, он же…
Бабушка быстро приподнялась и села в постели, испуганно поглядывая на меня. Наверное, она решила, что я сошел с ума. А мама была спокойна.
— Что это за Ласточка? — спросила она.
— Этого хромого цыпленка мы назвали Ласточкой.
— Если он Ласточка, то я соловей, — пошутила мама.
— Умоляю вас, не режьте, не режьте… — И я разрыдался.
— Скажи наконец, что случилось, сынок? — заинтересовалась мама, догадываясь очевидно, что мои слезы связаны с какой-то тайной. — Не резать потому, что вы придумали ему кличку?
— Нет, — пробормотал я и вдруг вспомнил: — Ведь этого цыпленка бабушка подарила Мишико.
— Ух, слава богу, отлегло от сердца, — вздохнула бабушка. — Но зачем Мишико хромой цыпленок?
— Мишико выбрал его.
В это время в комнату вошел папа.
— В чем дело? Вам одного цыпленка жалко для гостя? — пошутил он.
— Чего там жалко, вот Гогия не дает резать хромого.
— Ничего, режьте и хромого и всех остальных… не каждый день зять приезжает в гости.
Мама вышла во двор, я пошел за ней. Вижу, Мишико перелезает через изгородь.
— Мама, мамочка, мы с Мишико поймаем любого, только…
— Ну хорошо, хорошо, только успокойся.
Я рассказал Мишико о споре.
Он побледнел и долго молчал, широко раскрыв рот.
— А потом? — вдруг не спросил, а закричал он.
— Я сказал, что бабушка подарила его тебе.
— Немедленно надо поймать Ласточку.
— Для чего?
— Возьму к себе и запру, — убежденно сказал Мишико и обвел взглядом двор.
Ласточка что-то искал в траве. Мы взяли у мамы зерна кукурузы и направились к нему, разбрасывая корм. Подбежали другие куры и стали быстро клевать. Мишико сердито замахнулся на них. Мы постепенно стали приближаться к Ласточке, он собрался спрятаться в лавровых кустах, но, увидев на земле кукурузу, остановился. Мишико бросил еще горсть зерна. Ласточка, прихрамывая, подбежал и стал искать кукурузу в траве. Мишико бросил еще одну горсть, Ласточка приблизился. Затем Мишико рассыпал кукурузу у своих ног… Ласточка стал подходить все ближе и ближе, поклевывая, и наконец подошел близко… совсем близко. И тут Мишико, как коршун, бросился на него.
«Ка-ка-ка-ка-ко-ко-ко-кр!» — закукарекал на весь двор испуганный цыпленок, взмахнул крыльями, перенесся через лавровые кусты, поднялся вверх до акации, выше, еще выше, до вершины тополя, полетел, становясь все меньше и меньше, и наконец совсем исчез. А мы стояли задрав голову и смотрели на плывущие в небе облака…
Мишико разинув рот глядел туда, где скрылся Ласточка.
— Куда он мог улететь? — нарушил я тишину.
— Все… Улетел, — произнес Мишико, точно во сне. — До сих пор он жил, как курица, а теперь будет жить в лесу. Кончено, улетел от нас наш соловей.
— Ты думаешь, не вернется?
— Где там вернется, он же не курица, — обиделся Мишико. — Эх, и как это мы до сих пор не догадались, что он затоскует по лесу! Видел, как высоко взлетел?
— До самой верхушки тополя.
— Тополя? Исчез в облаках!.. Скоро соловьи улетят в теплые страны, и наш Ласточка, наверное, улетит вместе с ними.
— А что мы скажем бабушке?
— Придется во всем сознаться.
— Не поверит.
— Как не поверит, ведь Ласточка никогда теперь не вернется, — вызывающе посмотрел на меня Мишико.
Но Ласточка вернулся. Соседка принесла его, держа под мышкой. Она сказала, что заметила чужого цыпленка у себя в саду и узнала нашего хромого петушка.
— Он не может обойтись без своего двора и хозяйки, ведь он домашний, ручной, — сказал Мишико. — Но все равно он улетит, соловей не может перенести зимы.
Я согласился с ним.
Между прочим в кустах неподалеку от курятника я нашел однажды высохшее яйцо. На одном боку у него была чернильная метка, на другом — едва заметная дырочка. Интересно, кто и зачем его туда бросил? А вдруг кто-нибудь разведал тайну и хочет повторить наш опыт?
«Вот озорник этот Мишико, — подумала учительница, — но, видимо, любознательный мальчик. Вырастет и, возможно, в самом деле скрестит курицу с соловьем. А пока что он даже не понял, что бабушка попросту выбросила из курятника испорченное яйцо…»
Екатерина Ивановна очинила красный карандаш и продолжала свою работу.
Нугзар Энделадзе
VII класс „А“
ГИГИЯ И БАЧУКА
Село Дими замечательно тем, что почти все дворы в нем омываются водами прозрачного канала. В жаркие дни в канале купаются ребятишки и плавают гуси.
На всем протяжении канала, через каждые сто шагов, выстроились мельницы. Большинство из них построено давно, они полуразрушены, сквозь ветхие настилы искрится вода.
Падая на колесо, вода превращается в бурлящую пену.
Я не раз просиживал целые ночи на этих мельницах, хотя, конечно, не такой уж это героизм — бодрствовать в двух шагах от дома!
Но этим летом все было иначе. В один прекрасный день вода в канале высохла и мельницы стали. Негде было смолоть кукурузу, и, когда я приехал в Дими, у моей бабушки муки оставалось только на два дня.
Был разгар лета. Работы в колхозе по горло. Еще до рассвета взрослые уходили на виноградники: одни растворяли в воде медный купорос с известью и опрыскивали лозы, другие меняли слабые гнилые подпорки, возили на арбе колья из лесу. Пора была страдная, и казалось, что людям и поесть-то некогда.
Однажды, ранним утром, Гигия и Бачука зашли к нам во двор. Они позвали меня, сказали, что придумали кое-что и хотят посвятить меня в свою тайну. Мы уселись на берегу канала, и Гигия, точно старший, серьезно произнес:
— Дело очень важное: в селе кончается мука. — Это было сказано так, будто на нас собираются напасть полчища врагов.