Страница 72 из 77
Редактор продолжает работать.
На столе стоит черный пластмассовый стакан с цветными карандашами. Отточенные кончики их походят на нераспустившиеся бутоны.
Редактор достает из стакана красный карандаш и перечеркивает четвертую страницу огромным косым крестом. В кабинет входит ответственный секретарь, побледневший от усталости и бессонницы. Юноша чуть приподнялся в кресле, кивнул вошедшему и опять приклеился к сиденью смутным коричневым пятном.
— Эту страницу придется набрать заново! — проговорил редактор.
— Что-нибудь новое? — без всякого выражения, как затверженный урок, спросил секретарь, упираясь обеими ладонями в стол.
— Да… материал о Хиросиме, пятнадцатая годовщина…
Секретарь, как видно, растерялся, не совсем уяснив себе связь между словами «Хиросима» и «годовщина».
— А-а… взрыв атомной бомбы, — понял он наконец. — Какой объем?
— Подвал.
Секретарь взглянул на последнюю страницу.
— Не поместится!
— Надо поместить.
— Если не сократить — не пойдет. Или перенесем на завтра «Постановление».
— Да что ты! Пожарники нас заедят!
— Тогда будем сокращать.
— Ну, бог с тобой, сокращай, — вздохнул редактор, — только сначала надо послать в типографию, пусть наберут.
— Ясно, — сказал секретарь, протягивая руку за текстом.
— Я сам пришлю. — Редактор прикрыл рукопись рукой.
Секретарь вышел, редактор искоса взглянул на желтое кресло.
— Вам придется немного подождать!
Молодой человек улыбнулся и в знак согласия кивнул головой.
Редактор придвинул ближе отпечатанный на машинке текст и принялся читать. Ему вспоминались брошюры об атомной бомбе и Хиросиме, прочитанные в разное время. Автор статьи щедро использовал существующую до него литературу, но внес и свою долю — писал гневно и страстно. И у редактора снова и снова вставал перед глазами город, исчезнувший, как одуванчик под ветром, берег из асфальта и бетона, и на стене — испарившийся, ставший бесплотной тенью силуэт человека, и памятник 11-летней девчушке на площади сегодняшней Хиросимы.
В статье для редактора не было ничего нового — кроме одного: он никогда не слыхал, что член экипажа, который сбросил атомную бомбу на сто тысяч мирных жителей, Роберт Льюис, постригся в монахи, чтобы искупить свой грех.
Редактор насмешливо подумал: «Гм, замолить грехи… Какой же бог должен быть у такого грешника!»
Он погрузился в эти мысли, прикрыв глаза ладонями. Откуда-то из бездонной тьмы всплыли пестрые точки и за каждой точкой — своя мысль. Мысли появлялись и гасли, как искры. Потом все исчезло, очистилось, и только одна картина всплыла в сознании и застыла. Картина эта была так горяча, что к ней нельзя было прикоснуться… В центре возвышалась голая гора желто-белого цвета, на вершине ее стоял монастырь, и к нему по раскаленной желто-белой тропе шел согнутый в три погибели монах… Он был в золотой рясе, заляпанной мутными красными пятнами…
«Где ему взять такого бога!..» — опять подумал редактор.
Его отвлек неприятный скрежет спички о коробок. Он вздрогнул и не увидел, а почувствовал, как взвилось над головкой пламя, самое маленькое в мире пламя.
— Вы разрешите? — опять улыбнулся юноша и вместе со словами выпустил бледное облачко табачного дыма.
— Пожалуйста. (Он всегда спрашивает позволения после.)
— Простите, если это вас беспокоит…
— Ничего… я сейчас вернусь.
Редактор взял статью и вышел. Когда он возвратился, молодой человек стоял у стеклянной стены, отодвинув штору, и глядел с пятого этажа вниз, на машины, стоявшие в узком тупике. В руках, заложенных за спину, он теребил связку ключей.
— Я вас слушаю! — произнес редактор и выключил вентилятор. Словно сопротивляясь, вентилятор судорожно забил резиновыми крыльями и, обессилев, затих.
Юноша быстро обернулся и, протянув руку, с улыбкой пошел к столу.
— Здравствуйте, вы меня не узнаете? — Щеки его порозовели.
— Лицо знакомое, но… — Редактор замялся.
— Я однажды привез вас на машине из Коджор…
— Ах, да… Ну, конечно…
— Было уже поздно, и вы спешили в Тбилиси.
— Да-да… припоминаю…
— Я довез вас до самого дома. Вы и теперь там живете?
— Да, там же. (Что я делал в Коджорах?)
— Теперь вы меня узнали?
— Разумеется. Садитесь, пожалуйста.
— Но я был с вами знаком и раньше. — Юноша придвинул к столу желтый венский стул.
— Когда же?
— Вы тогда редактировали спортивную газету… Я кое-что кропал, и…
— Вспомнил! — Редактор улыбнулся. (Парень писал короткие рассказы, однажды его, кажется, напечатали.)
— Тогда я был студентом!
Редактор замешкался и вдруг забыл, о чем, собственно, шел разговор.
— Да, студентом… Вы учились на филологическом. Верно?
— Я окончил экономический!
— А где вы служите? (Сказал бы уже быстрее, зачем пришел!)
— Я служу… — Юноша не закончил фразы.
— Наверное, вам уже не до рассказов, — деланно улыбнулся редактор.
— Времени нет… Пять лет прошло с тех пор… хотя… Хотя иногда я кое-что пописываю! — Гость опустил голову и стал ногтем ковырять стол.
«Понятно! — подумал редактор. — Принес рассказ. Если раз напечатаешь — потом пиши пропало!»
— Покажите! — Он протянул руку. Юноша не удивился, словно он уже говорил о том, что принес рассказ. Достал из заднего кармана брюк сложенные вчетверо листки, расправил их, прогладил ладонью на краю стола и передал редактору.
«Чемпион», — прочел заглавие редактор, быстро взглянул на последнюю страницу и отложил рассказ в сторону.
— Зайдите послезавтра за ответом.
Молодой человек заерзал так, что стул сдвинулся с места, и на лице у него появилось просительное выражение.
— Я вас умоляю, прочтите рассказ сейчас же. Я хочу… я…
«Чего он нервничает? — подумал редактор. — С работы, что ли, его сняли, раз он через пять лет снова за рассказы взялся!..»
— Деньги меня совсем не интересуют. — Голос у юноши задрожал. — Мне надо, чтобы этот рассказ напечатали… Я даже подписывать его не буду…
— (Новости!) Если напечатаем, то вы и подпишитесь, и гонорар получите. (От него легко не отделаешься!) Только бы рассказ был хороший!
— Он вам обязательно понравится — вот увидите!
Редактор закурил, придвинул к себе рукопись и включил вентилятор.
На первых страницах рассказа был описан большой мотокросс, неровные дороги, искусственные препятствия, зрители, их преждевременные выводы, общее волнение и напряженность. Потом автор вводил главного героя и его спортивного соперника. С начала же чувствовалось, что один из них будет победителем. Победителя брали в сборную Союза и посылали на международные соревнования. («Это главное», — решил редактор.) Но соперничество юношей не ограничивалось спортом — тут была замешана девушка. Она стояла в толпе зрителей и в волнении прижимала к груди букет цветов.
Сюжет был очень избитый. Редактор читал много подобных рассказов.
«И что он нашел тут интересного? Было бы о чем писать!» — думал он с досадой, но чтения не прервал.
…Начало соревнований, возгласы комментаторов по радио, переживания спортсменов и зрителей — солнце и пыльная дорога, перевернувшиеся на трудном повороте мотоциклы.
«…Джумбер вырвался вперед, следом за ним мчался Шота…
На нескольких километрах, оставшихся до финиша, Джумбер собрал последние силы, перегнулся ловко, как акробат, и мастерски прошел самый опасный поворот. Он летел как пуля, подгоняемый одной-единственной мыслью: он должен прийти первым во что бы то ни стало…
Но что это? Всего в двухстах метрах на дороге — мальчик с самокатом. Ветер дует ему в лицо, и он, наверное, не слышит мотоциклетного гула. Джумбер, не раздумывая, затормозил. Мотоцикл замедлил ход, но эта мгновенная задержка оказалась роковой. Мотоцикл Шота, насмешливо треща, промчался мимо, сам Шота с насмешливой улыбкой оглянулся на соперника… и как раз в это время коляска его мотоцикла задела мальчугана.
От удара мальчик завертелся, как волчок, и это верчение словно на время сохранило ему равновесие, но потом он как подкошенный упал на асфальт. Мотоцикл Шота исчез за поворотом…