Страница 62 из 77
Статья была похожа на доверительную беседу, на разговор с другом. Как если бы Вано спросили, каким был Леван Миндели, а он бы с любовью и печалью стал о нем рассказывать.
— Твоя статья? — Вывел его из задумчивости голос бухгалтера.
— Моя, — нехотя признался Вано, как будто его вынудили это признать: пережитая боль нахлынула на него снова, и он наморщил лоб. — Вы знали Левана Миндели, батоно Димитри?
— Конечно. Он иногда заходил к нам. Славный был юноша.
— Мы с ним с детства дружили.
— Отчего он умер?
— От чахотки.
— Но теперь ведь излечивают…
— Он совсем за собой не следил, да и мы не помогали ему беречь свое здоровье.
— Сколько же лет ему было?
— Двадцать четыре.
— Эх, бедняга! — Бухгалтер невольно взглянул на счеты. — Такой молодой!
— Знаете что, батоно Димитри, разрешите мне не брать этих денег?
Бухгалтер вскинул на Вано удивленный взгляд.
— Как это не брать? Что же, я их в карман себе положу?
— Сердце не позволяет мне взять эти деньги. Я себя чувствую так, как будто чужое присваиваю.
— Но они уже выписаны, и ничего сделать нельзя: я не могу оставить в кассе ни копейки.
— Батоно Димитри…
Бухгалтер улыбнулся:
— У меня еще никто от денег не отказывался!
Вскоре Вано Уртмелидзе уже шел по направлению к редакции, чувствуя, как при каждом шаге похрустывают в кармане брюк полученные деньги.
«Что бы подумал Леван, если бы узнал, что я получил деньги за то, что помню и люблю его», — размышлял про себя Вано.
Он поздно заметил, что давно миновал редакцию и вышел на проспект Руставели. Так же незаметно оказывались они на проспекте во время прогулок с Леваном.
Что же теперь делать? Куда девать эти деньги? Вернуть долг? Ни за что! Он одолжил деньги, чтобы купить туфли, так неужели теперь расплачиваться этими деньгами? Вано представил себе красивое и грустное лицо Левана Миндели: он улыбался.
Нет, Вано не сможет потратить эти деньги ни на хозяйственные нужды, ни на что другое. Но что с ними делать?
«Куплю цветы! — вдруг осенило его. — Самые свежие и пышные розы, отнесу на могилу Левана, дам деньги сторожу, чтоб ухаживал за могилой…»
Но воодушевление Вано сразу угасло, когда он подумал, что ему раньше следовало ходить на могилу друга и носить туда цветы!
Тогда, может, отдать деньги матери Левана? Они пригодятся старушке. Сказать, что ему заплатили за давно опубликованные стихи… Но почему он только сегодня вспомнил о матери друга? Ни разу не поинтересовался, как она живет, не нуждается ли в чем. Может, она одинока и ей нужно помочь? Об этом надо было думать раньше и помочь ей своими деньгами, а не этими…
Да, вот какой огромный долг, оказывается, был у Вано, а он все о мелких тревожился!
Внезапно кто-то так сильно толкнул Вано, что он едва не упал. Сердито оглянулся. Мимо пробежал долговязый парень и за ним еще какие-то двое. «Схватить бы его и стукнуть как следует! Даже не извинился!» — возмутился Вано.
Парень остановился как вкопанный у стеклянных дверей книжного магазина. Те двое немедленно пристроились к нему, как солдаты во время строевой подготовки. К ним подошла пожилая крашеная блондинка, спросила о чем-то, и тоже, поспешно пристроилась сзади. Образовалась очередь.
«В чем дело?» — заинтересовался Вано, неторопливо подходя к стеклянной матовой двери.
— Что за очередь? — спросил он у женщины.
— Говорят, будет подписка на Дюма.
— На Дюма?! — оживился Вано, машинально становясь за женщиной. «Отлично! — подумал он. — Если в самом деле будет подписка, мне непременно достанется, я — пятый». И на всякий случай он пересчитал стоявших впереди.
Следом за Вано к очереди пристроился мужчина с брюшком. В руках он держал новенький трехколесный велосипед, такой нарядный, что Вано невольно улыбнулся. Сошедшие с автобуса люди тоже заинтересовались очередью и немедленно ее удлинили.
Через час Вано держал в руке квитанцию и спрашивал выходящего вместе с ним из магазина мужчину с брюшком:
— Это тот самый велосипед, который можно переделать на двухколесный?
— Тот самый, — с довольной улыбкой подтвердил мужчина.
— Где вы его купили?
— Здесь рядом, в «Детском мире».
— Народу много? — спросил Вано, а про себя подумал: «Если купить такой моему сыну, он, наверно, с ума сойдет от радости. Мальчик давно мечтает, а я все достать не мог…»
— Не очень, — сказал мужчина с брюшком, — если вы поторопитесь, то, наверное, успеете.
В тот вечер сынишка Вано не слезал с велосипеда. Носился по балкону и с гордостью всем сообщал: «Когда я вырасту, папа сделает мне из него двухколесный».
— Ты за что деньги получил? — перед обедом спросила жена.
— За это… в общем, напечатали один материал.
— У тебя что-нибудь осталось? — Жена не стала уточнять, за что он получил гонорар.
— Да. — Вано потянулся за деньгами.
— Хватит, чтобы вернуть долг Пелагее?
— Хватит.
— Тогда давай с ней расплатимся. Она сегодня как раз спрашивала.
После обеда Вано собрался уходить.
— Ты куда? — спросила жена.
— Хочу навестить мать Левана. Я давно у нее не был.
Мать Левана, морщинистая, одетая во все черное старушка сначала не узнала друга своего сына, потом воскликнула «уйме!» и молча припала к Вано и заплакала.
— Где же вы пропали, сыночек, никто не приходит. Я уже решила, что все позабыли моего Левана…
— Нет, тетя Като, я никогда Левана не забуду.
— Знаю, что помнишь о нем. Соседи читали мне твою статью. Спасибо, сынок, что добрым словом помянул моего Левана.
— Не надо меня благодарить, тетя Като. — Леван опустил голову.
— Садись, сынок, ты не женился?
— Женился. — Вано почувствовал смущение.
— И дети есть?
— Сын.
— Дай бог твоей семье счастья!.. А ту девушку ты встречаешь?
— Какую, тетя Като?
— Я говорю о невесте Левана.
— Нет. Я ее давно не видел.
— Наверно, замуж вышла, — холодно проговорила старушка.
— Не думаю.
Они еще долго беседовали. Потом Вано спросил:
— А как вы поживаете, тетя Като, может, вам что-нибудь нужно, может…
— Эх, что мне может быть нужно — матери, потерявшей такого сына! — всхлипнула старушка. — Просто не смогла руки на себя наложить, вот и живу…
Женщина тихонько плакала. Подбородок ее дрожал, в морщинистых руках она теребила носовой платок, и казалось, забыв про гостя, осталась наедине со своим горем.
Вано сидел, неподвижно уставясь в пол, и думал: «Если бы сейчас кто-нибудь пришел и сказал тете Като: мы вернем жизнь твоему сыну, только взамен ты должна пожертвовать собой! С какой радостью бедная женщина согласилась бы на это. А он, Вано? Пожертвует ли он жизнью ради друга? Нет. Не пожертвует. Вот если только часть своей жизни уступит — это возможно. Но если бы все друзья Левана — близкие и далекие — согласились отдать малую толику своей жизни и здоровья, если бы всех знаменитых врачей и ученых всполошила болезнь Левана, если бы поднялись все люди и собрали все средства, какие только есть на свете… Ведь могло бы такое случиться? Могло. И тогда Леван был бы сейчас жив… Невероятно! Леван был бы сейчас жив!»
1958
Гобой
У каждой профессии есть свое надоедливое однообразие, утешал себя Димитрий, когда вечером, помахивая своим неразлучным гобоем, входил в здание оперы. Он молча, привычным кивком головы, приветствовал оркестрантов, раскрывал черный деревянный футляр и пробегал по клапанам короткими пальцами. В зале медленно гасли люстры, словно кто-то приспускал фитиль огромной лампы, суетились в поисках места запоздавшие зрители; к пульту подходил дирижер, поднимал палочку, и начинался очередной спектакль. Если, случалось, приезжал на гастроли какой-нибудь знаменитый певец, Димитрий в паузах тихонько привставал на цыпочки, чтобы получше его разглядеть и послушать. А так ничто не нарушало каждодневного однообразия.