Страница 143 из 148
Что делать Кондрату, чем отличиться, как заставить людей заговорить о себе?.. И вот Кондрата внезапно осенила необыкновенная мысль, не мысль, а настоящее золото.
Колхоз Кондрата станет первым в Грузии! Весть о нем пронесется, словно взрывная волна! Когда Кондрат создаст… Тс-с, пока нельзя показывать даже краешек козыря. Такой козырь не взвесишь на весах, не измеришь метром, не выразишь процентами выполнения плана! Когда-нибудь и другие последуют его примеру, но первым навсегда останется Кондрат Пиртахия! Так и чешется язык сказать… дудки! — ни одна живая душа не должна ничего знать, кроме доверенных людей.
Первый человек, умеющий держать язык за зубами, — бухгалтер Антимоз Кордзахия. Не будь Антимоза, не было бы, возможно, и самого Кондрата — такой он работник.
Кондрат позвал бухгалтера к себе, запер двери, притворил окна и сказал:
— Садись. Важное дело к тебе.
Он налил себе воды из кувшина, не спеша выпил, поставил пустой стакан на блюдце, вытер потный лоб платком и медленно, бережно выкладывая каждое слово, начал:
— Правительство постановило, как ты помнишь, что после шестидесяти лет человек должен переходить на пенсию…
— Это известно. У нас тоже есть пенсионеры.
— Верно. Пенсионеры есть и в других колхозах, ими никто не хвастает. Но того, что будет у нас, нигде в Грузии не встретишь!
— Слушай, не тяни из меня жилы. Скажи наконец!
Кондрат машинально вытер своим платком пот на лице бухгалтера.
— Сейчас. Имей терпение… Но смотри, чтобы, кроме нас двоих, никто не знал.
— Могила! — Антимоз зажал ладонью рот.
— Зажмурь глаза и вообрази в самом живописном месте, у Цхенисцкали, дом в саду. Сад большой, красивый. Дом, как нарисованный. Окна широкие — во! Двери высокие — во! Лестница мраморная! Под деревьями скамейки, соломенные кресла! В креслах сидят, развалясь, пожилые мужчины и женщины. Кто газету читает, кто ногу за ногу заложил… Что это, дом отдыха? Нет, это не дом отдыха и даже не санаторий.
— Больница?
— Нет!
— Клуб?
— Нет!
— Дом культуры?
— Нет!
— Школа-интернат?
— Ни одного ребенка в саду. Сплошь старики!
— Старики?
— Догадался?
— Нет!
— И не догадаешься. Я словно своими глазами вижу и дом, и сад, и стариков. Знаешь, что это за дом?
— Что?
— Дом стариков.
— Чего, чего? — Антимоз приложил ладонь к уху.
Кондрат засмеялся и потер руки.
— Дом для стариков… Не для стариков, а для этих, как их, для престарелых.
— Путаешь что-то, Кондрат.
— Пусть так путает тот, кто желает тебе добра, Ан-тимоз, в доме живут старые колхозники. Они поработали на славу, выполнили свой долг и получили возможность жить, ничего не делая. Пьют, кушают, одеваются, кино смотрят, отдыхают, одним словом. Ну как, нравится?
— Недурно. Как ты до этого додумался?
Кондрат постучал себе пальцем по лбу:
— Ум! Сам ты сказал, что только острым умом и можно удивить людей. Мудрая мысль пришла мне в голову. Почему бы старикам не жить в таком доме? Таким, как Герасим Пиртахия, Валериан Кордзахия, Наталья Пиртахия, Гиго, Сачино, Беглар… Кого хочешь возьми.
Антимоз усмехнулся. Кабан поерзал в кресле и злобно уставился на бухгалтера. Тот сидел, равнодушно глядя в окно. Наверное, от жары осовел, решил Кондрат.
— Наши старики на свою жизнь не жалуются, — холодно, словно нехотя, пробормотал Антимоз. — У наших стариков еды-питья хватает.
— Ха! Еды-питья хватает! — вскипел Кондрат. — Здрасте! — Когда Кондрат злился или радовался, он произносил это русское слово. — Здрасте! — Он вскочил и забегал по комнате. Половицы заскрипели. — У тебя ума целая палата! Объясни мне, почему старики не должны жить припеваючи? Что, наши старики мало работали? Пусть теперь отдыхают, спят вволю, живут по расписанию — вовремя позавтракают, пообедают, поужинают. Если человеку стукнуло семьдесят лет, неужели он не имеет права отдохнуть?
— Имеет полное право. Потому-то и пенсию ему дают. Но все же…
— Повредит такая жизнь нашим старикам?
— Повредить не повредит, но…
— Что ты все упираешься! Скажи толком!
— Не знаю я таких Пиртахия или Кордзахия, которые захотели бы жить в твоем доме.
— Почему?
— В своем доме им жить лучше.
— Да, пока они в силах двигаться! — злорадно выпалил Кондрат. — А потом? Кто их накормит, напоит, кто обстирает?
— Мало ли кто… Родственники, соседи.
— Антимоз! — Кондрат крикнул так, что задрожали стекла. — Ты что, с левой ноги встал сегодня?! Что значит родственники или соседи? А если родственнику или соседу некогда, если он, наконец, не захочет ухаживать за стариками, если нету ни родственника, ни близкого соседа?
— Проживут как-нибудь! И наши отцы так жили, и деды…
— Отцы, деды! Здрасте! Я думал, ты умеешь мыслить… Ошибался, оказывается, ой, как ошибался. Мы находимся в преддверии коммунизма, а ты хочешь вернуть нас к дедовской жизни! Спасибо тебе! Твой дед, отец, дядюшки жили в закопченной пацхе[40], мечтали иметь керосиновую лампу, спали на досках и клали под голову полено. У них не было кукурузной муки, им нечего было есть, желудок высыхал с голоду… Какой у нас доход?
— Двадцать два миллиона.
— Здрасте! У иных районов столько нет. А ты, сын голоштанника Гагуна Кордзахия, казначей кассы, в которой лежат двадцать два миллиона! Давно ты стал сытым, крестьянин, давно не спишь в одной пацхе с козами и лошадьми?
— Сорок лет уже, — спокойно ответил Антимоз.
— Может, соскучился по дедовской жизни?
— Нет.
— Тогда чего ты упрямишься?
— Не веришь мне — спроси у них.
— И спрошу! — Кондрат запнулся. — Обожди. Если спросить… как же… все узнают, другие опередят нас.
— До каких же пор будем молчать?
— Построим дом, поселим в нем стариков…
— Не пойдет. — Антимоз покачал головой. — Я умываю руки. Тайно строить дом… Слушай, открой, наконец, окно, задохнуться можно! Мы строим не на свои деньги. Прежде чем строить, народ спросить надо. Кроме того, как это ты построишь двухэтажный дом втайне от людей?
— Здрасте! — Кабан ухмыльнулся. — Соображать надо! Что мы должны строить летом?
Антимоз насторожился.
— Ясли, сам знаешь.
— Ясли?
— Ну да.
— Место выбрано? Проект есть?
— И материал заготовлен. Скоро прораб прибудет.
— Здрасте, Антимоз. Дело в шляпе. Вместо ясель построим дом для престарелых.
Лицо Антимоза вытянулось.
— Как так?
— А вот так. Прораб кое-что изменит в проекте. Пока не построим, все будут думать, что строятся ясли. Ты, прораб и я сохраним все в секрете.
Антимоз бросился к окну, распахнул его и обернулся к Кондрату.
— Ты это серьезно?
Кондрат опустил свои тяжелые руки на плечи бухгалтеру, усадил его на стул, захлопнул окно и ласково спросил:
— Что с тобой, Антимоз?
— Кондрат, ведь женщины столько времени ждут яслей.
— Подождут еще немного.
— Старые ясли не вмещают всех детей. Больше двадцати сборщиц не выходят на работу. И каких сборщиц! Каждая может собрать по семь тонн чайного листа.
— Ты на что намекаешь?
Кабан сжал руки в кулаки и запыхтел.
— То, что ты задумал, граничит с преступлением.
— Пугаешь?
— Предупреждаю.
Кондрат немного растерялся.
— Кто из нас председатель?
— Ты, но…
— Я и в ответе. А за предупреждение спасибо.
— Одумайся, Кондрат!
— Я всегда сперва думаю, потом делаю. Ты не бойся. Строятся ясли, а до остального тебе дела нет. Ты ничего не знаешь, понял? Если понадобится больше денег, из своего кармана доложу. Давай закончим на этом. И учти: если кто-нибудь узнает про дом, мы с тобой вместе работать уже не сможем.
— Пугаешь?
— Предупреждаю. И поверь, дорогой… Пусть позор падет на мои усы, если о нас не заговорит вся страна. Начнут ездить иностранцы — англичане, чехи, французы. Наш колхоз прогремит на весь мир!
40
Пацха — мазанка.