Страница 16 из 96
И пакы не преставааху крамолы нань [на Авраамия] вьздвизающе в граде и везде, глаголюще: «Се уже весь град к собе обратил еси».
К сожалению, содержание проповеди и предмет споров автор жития не раскрывает. Но участники диспутов намерились «оттоле прогнати [проповедника]; якоже и бысть».
Якоже и самому игумену не стерпети, многыя к нему притекаюшаа [жалобщики] И не хотя того, его отлучи и глаголаше: «Аз за тя отвещаю у бога. Ты же престани уча!» И оттоле вниде [Авраамий] в град[79].
Проповедник, известный на весь столичный город, был лишен права литургии, вынужден был перейти в другой монастырь (Крестовоздвиженский) внутри городской крепости. Но проповеди не прекратились:
И мнози начаша от града приходити и послушати церковного пения и почитания божественных книг — бе бо блаженый хитр почитати… [и] протолковати, яже мнозем несведущим и от него сказаная всем разумети…
…
Николи же умолънуша уста его к всем: к малым же и к великым, рабом же и свободным и рукоделным[80].
В самом Смоленске проповеди Авраамия тоже встретили двойственное отношение: одни его «пророком нарицающе», а другие жаловались епископу, что Авраамий еретик и «глубинные (в другой редакции „отверженные“) книгы почитаеть». Глубинные книги — различные апокрифы, иногда далеко удалявшиеся от канонической литературы[81]. Еще раз приходится пожалеть, что Ефрем не осветил характер обвинений и направленность выступлений самого Авраамия, так как, судя по составу его врагов, по накаленности обстановки и по намерениям враждующих с ним сил, дело шло о крайне тяжких преступлениях Авраамия.
Ефрем как очевидец рисует картину попыток расправы с Авраамием:
Събраша же вси от мала и до велика, весь град нань [на него]. Инии глаголють: «Заточити!» а инии — «К стене ту пригвоздити и зажещи!» а друзии — «Потопити!» И проведше въсквозе град.
Вполне возможно, что такое неистовство всего города было вызвано страшной засухой, упоминаемой в житии и хронологически определяемой археологами по годичным кольцам древних бревен. По исследованиям Б.А. Колчина, общеевропейская засуха была в 1217–1222 гг.[82]
Выше мы уже видели два примера (в 1228 и 1375 гг.), когда длительные стихийные бедствия приводили к поиску «виновных». Таковых искали среди духовенства, считая, что кто-то неправильно молится, нарушает какие-то взаимоотношения людей с богом. В 1228 г., как говорилось выше, пострадал новгородский архиепископ Арсений, неправдой захвативший стол, а в 1375 г. — отлученный дьякон Карп, вероучение которого порицали духовные власти. Последний вариант, возможно, подобен тому, что на полтораста лет раньше происходило в Смоленске во время засухи 1217–1222 гг. Эта самая мысль об обвинениях в адрес духовенства по поводу насылаемых богом бедствий выражена Ефремом и в «Житии Авраамия»:
Бог… казня, беды дая: град, пленения и вся, еже на ны от бога приходят… Овии [некоторые] осуждают и хулят святителя [епископа] и ерея и черноризца…[83]
Князь, бояре и духовенство собрались на владычном дворе. Когда Авраамия с двумя его учениками «яко злодея влачяху» на судилище, то свидетелями были все смоляне: «…весь град: и по торгу и по улицам — везде полно народа, и мужи те, глаголю, и жены и дети. И бе позор тяжек видети…» — признается очевидец[84].
На суде образовались две стороны:
Князю бо и властелем умягчи бог сердце; игуменом же и ереом [попам] аще бы мощно — жива его пожрети…
Епископ и какие-то «безумные» «хотеша бес правды [без суда] убити и». Суд, где главной фигурой был, как мы видим, князь, нашел, что на Авраамии никакой вины «не обретается», что казнь проповедника будет «беззаконным убийством».
В ответ на это «по бесчину [бесчинно] попом, яко волом рыкающим, такоже и игуменом».
Несмотря на «рычание» духовенства, княжеский суд оправдал Авраамия и даже извинился перед ним: «Благослови, отче, и прости Аврамие!» По окончании суда епископ (по имени не назван) приказал своим людям крепко стеречь Авраамия и двоих его учеников. На следующее утро епископ (опираясь, очевидно, на то, что дела о еретичестве находятся в юрисдикции церковного суда) решил взять реванш. «Събравшимся игумени и ерей и вины, яже преже глашлаху… вьзложиша нань».
Авраамия изгнали из городского монастыря и отправили обратно в место его пострига, в Селищенский монастырь под Смоленском (село Богородское), игумен которого недавно лишил Авраамия права служить в храме и изгнал из своей обители.
Тако же бе и сему их запрещение: яко же никому же не приходити к нему. Мнози же мечници на всех путях стрежааху, а неции [из пытавшихся проникнуть к Авраамию] разграблены быша[85].
Опальный проповедник по воле игуменов и иереев оказался отрезанным от народа не только монастырскими стенами, но и вооруженными заставами на всех путях.
Вероятно, к этим трагическим дням относится интереснейшая надпись-граффито на стене одной из древних смоленских церквей, найденная при археологических раскопках[86] (см. рис.).
ГосподИ, ПОМОЗИ ДОМУ ВЕЛИКЪМУ НЬ ДАЖДЬ ВРАГОМЪ ИГУМЬНоМЪ ИСТРАТИТИ И ДО КЪНЦА НИ КЛИМЯТ…
Палеографическая дата надписи — около 1215 г.
Эпиграфическая — 1211–1240 гг.
Берестяные грамоты — 1197–1224 гг.
Время общеевропейской засухи — 1217–1222 гг.[87]
Надпись совершенно определенно принадлежит кому-то из смоленских «аврамистов» и относится ко времени засухи, о которой Ефрем говорит сразу же вслед за описанием суда и рыкающих «аки волове» игуменов. Климята, по всей вероятности, вторая после епископа фигура в соборе смоленского духовенства, быть может архимандрит главного монастыря. Под «домом великим», возможно, следует понимать не конкретный храм, а общину аврамистов — тех, которые долгое время восхищались протолкованиями книжной премудрости, ораторским даром Авраамия, называли его пророком и тем вооружили против него (и против себя) прежде всего, всех игуменов многочисленных смоленских монастырей.
После описания последствий соборного осуждения Ефрем, вполне в духе средневековой наивности, пишет, что «овии от игумен инии же от попов напрасную смерть приимаху, яко ведущеи бывше в сонме [в судилище] на блаженнаго». «Се же оставльше и на прежнее възвратимся», — пишет Ефрем, возвращая читателей к судьбе Авраамия.
Бывшу же бездождью велику в граде, яко иссыхати земли и садом и нивам и всему плоду земленому…
Епископ Игнатий совершил молебен о дожде, но безуспешно. Тогда епископу напомнили о несправедливом лишении Авраамия права богослужения. Игнатий вернул Авраамию это право; Авраамий помолился, и бог «напои лиде земли, человекы и скоты възвесели». Епископ, осудивший Авраамия (уже оправданного князем), не был назван по имени ни разу. Теперь выступает как бы новый епископ Игнатий, узнавший об отлучении Авраамия от некоего священника и сразу ставший к Авраамию в дружеские отношения. Далее идет описание того, как Авраамий выбирает вместе с Игнатием место для Авраамиева Ризоположенского монастыря, как скупают «ограды овощныя» (огороды) на избранном месте.
Игуменом нового монастыря Игнатий назначил Авраамия, который щедро снабдил церковь иконами и завесами «и украси ю яко невесту красну». По отношению к новому храму употреблено слово «дом». Хронологически основание монастыря аврамистов следует относить к окончанию засухи, т. е. к 1220–1222 гг.
79
Там же, с. 7.
80
Там же.
81
Некоторые апокрифы были молчаливо приняты православной церковью, и на их сюжеты писались иконы (например, «Сошествие во ад»), но глубоко права В.П. Адрианова-Перетц, писавшая: «В апокрифической литературе формировался какой-то особый вид христианства… Фантастика апокрифических сказаний начинала не только дополнять Библию, но и противоречить ей» (История русской литературы. М.-Л., 1941, т. 1, с. 72).
82
Рыбаков Б.А. Смоленская надпись…, с. 184.
83
Розанов С.П. Жития…, с. 12.
84
Там же, с. 10.
85
Там же, с. 12.
86
Рыбаков Б.А. Смоленская надпись…, с. 179.
87
Обоснование дат дано в указ. статье.