Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 90



Глава 2

Это оказалось куда быстрее поездки верхом. И куда круче — хоть поначалу… странно. Когда я активировал артефакт, тело сразу начало изменяться. Его будто приподняло над землей, а потом начало комкать, превращая во что-то маленькое и горячее. Я стремительно обрастал перьями, руки и ноги укорачивались, а пальцы — наоборот — вытягивались, с хрустом превращаясь в крылья. Боли я не почувствовал — но само ощущение испугало настолько, что я захотел выругаться… и не смог. Вместо человеческого голоса из моей груди вырвался клекот.

А потом меня подкинуло вверх — сразу на пару десятков шагов. И когда я понял, что сейчас рухну обратно, мне осталось только одно — лететь. Я сделал небольшой круг над скалами и заметил внизу крохотную фигурку в темной одежде.

Ванадис. Женщина. Машет… крылом?

Сознание тоже изменилось: видимо, крохотный мозг птицы в принципе оказался неспособен работать так же, как человеческий, — и принялся стремительно все упрощать, заменяя слова привычными образами. На мгновение пришел страх забыть себя настоящего и окончательно превратиться в сокола — но тут же исчез. Пернатый хищник не боялся грозных предостережений в описании к артефакту класса «божественный»… он даже не знал что такое «артефакт».

В голове не осталось ничего лишнего — только древнее, как сам этот мир, мастерство.

Летать.

Я мчался на север. Отчаянно работая короткими могучими крыльями и набирая высоту, чтобы тут же сорваться в пике, разгоняясь до запредельных скоростей. Новое тело оказалось меньше — но куда сильнее старого, человеческого. И куда удачнее.

Разве жалкий двуногий способен на подобное? Горы внизу уже давно сменились пустыней — за какие-то несколько минут я преодолел путь, на который человеком потратил бы полдня. Мне пришлось бы карабкаться через валуны, шагать по скалам, каждое мгновение рискуя оступиться на тропе и свернуть себе шею, а потом тащиться через пески, увязая тяжелыми и неповоротливыми конечностями и теряя силы.

А здесь, наверху, мне мог помешать только ветер — но и он вдруг из врага превратился в союзника. Подхватывал огромными теплыми ладонями под крылья, заботливо поднимая, — и отпускал, когда я вновь камнем мчался к земле, выискивая взглядом добычу.

Солнце уже взошло и загнало в норы всех грызунов и змей, которых еще не прикончил жар пустыни, — но в воздухе еще попадались насекомые. Пусть не такие вкусные и сытные, как какой-нибудь тушканчик, — но все-таки пища. Я вяло пытался возражать собственному телу, напоминая, что следует поспешить, что у нас еще слишком много незаконченных дел на севере, но сокол меня не слушал.

Он хотел есть. В человеческом облике я загнал себя до предела, стремясь поскорее добраться до Тенгри-Хан, и теперь организм отчаянно требовал хоть немного пищи и влаги. Приходилось уступать и позволять соколу охотиться по дороге.

А иначе он, чего доброго, повернет назад, чтобы выковырять что-нибудь вкусненькое из-под камней гор…

Ладно, будь по-твоему.

Я расслабился и полностью передал «штурвал» птице, довольствуясь лишь корректировкой курса. В конце концов, пернатый куда лучше меня знает, как поскорее добраться туда, где трава еще не погибла под песком. Через непродолжительное время мы, кажется, привыкли друг к другу и научились неплохо разделять сознание. Он рулил и кормился на ходу, а я — просто слушал свист ветра в ушах и прокручивал в голове ускользающие образы.

Далекий город. Молодой воин с круглым щитом. И еще один — высокий и худой, с луком за плечами. Девушка с волосами, похожими на пламя. И вторая — маленькая, с толстой русой косой. Она ждет меня — но еще больше ждет другая. Совсем далекая, скрытая от этого мира… Туда мне не добраться — даже в сильном и быстром теле сокола.

Я мог бы поспешить к ней… но еще не время.



Я вспомнил смуглого мужчину с бородкой и усталыми глазами. И сразу — так похожего на него мальчишку с лицом взрослого человека. Худого, измученного, но несгибаемо-упрямого, будто где-то глубоко внутри его горело пламя, подобное тому, что сгубило отца…

Он ждет меня.

И я летел дальше, подгоняемый горячим южным ветром. Даже когда начало уставать соколиное тело. Даже когда песок далеко внизу сменился травой. Сначала сухой и пожухлой, а потом зеленой от затянувшегося последнего лета. И только когда вдалеке показались островерхие шатры и юрты, я позволил измученным крыльям отдохнуть и уже не спеша парил над стойбищем. Оно стало куда меньше — похоже, не все здесь верили, что великий хан вернется, чтобы отвести свой народ туда, где не придется страдать от голода и жажды и вздрагивать по ночам, услышав шелест песка за тонкой стенкой из лошадиной кожи.

Но юный хан исполнил то, что велел отец.

Я опустился на примятую траву у его шатра — и тут же заковылял вперед на когтистых лапах, снова привыкая к земле.

— Кто ты — злой дух или вестник Великого Неба? — Темуджин шагнул мне навстречу. — Зачем ты пришел?

Вряд ли он мог узнать меня в облике сокола — но то, что перед ним не простая птица, явно почувствовал. Я ощутил касание его дара — неуклюжее, но требовательное. Темуджин без труда пробился сквозь сознание сокола к человеческому, и я ответил ему уже в истинном облике.

— Приветствую тебя, великий хан. — Я склонил голову. — Я не враг тебе, хоть и принес дурные вести.

Все вокруг — и женщины, и воины, и даже бронированные кешиктены — поспешно пятились: едва ли кому-то из них приходилось видеть, как спустившаяся с небес птица превращалась в человека. Но Темуджин даже не моргнул, когда я вырос над ним из маленького соколиного тела и заговорил, — только сложил руки на груди и нахмурился…

Совсем как Есугей.

— Ты назвал меня великим ханом, Антор-багатур, друг моего отца и мой друг. — В глазах Темуджина на мгновение мелькнула тоска. — Скажи… как умер мой отец?

— Его забрал оживший огонь, что вышел из скал Тенгри-Хан, — ответил я. — Есугей погиб как истинный воин духа, встав между мной и теми, кому нет имени ни в одном из языков. Его ждут бесконечная степь и Великое Небо.

— Но почему же вышло так, что мой отец отправился к предкам, а ты жив? Или ты сбежал, бросив его умирать?

— Нет, великий хан. — Я покосился на недоверчиво разглядывающих меня кешиктенов. — Он сам выбрал свою судьбу и заплатил жизнью, чтобы я смог вернуться из песков. А я поклялся ему защитить тебя, твою мать и твой народ.