Страница 22 из 90
Глава 11
— Ты сегодня нерадостен, друг мой, — произнес Сигизмунд. — Что-то случилось? Или тебе не по нраву мое гостеприимство?
Новый князь Прашны развалился на гигантском стуле, украшенном золотом и мехами, — местные называли это «троном», — поигрывая в руках изящным кубком. Он старательно пытался заставить всех поверить в собственную беззаботность.
Слишком старательно.
Гудред никогда не был глупцом — и без труда увидел то, что Сигизмунд напрасно пытался скрыть за расслабленной позой и нарочито вальяжными движениями. Пальцы князя нервно подрагивали на золоте кубка, глаза тревожно бегали из стороны в сторону, и всякий раз, когда за дверями большого зала раздавались шаги, Сигизмунд едва заметно подпрыгивал.
Он боялся — и ни на крупицу не доверял ни Гудреду, ни Грому — одному из хускарлов конунга, ни даже своим людям. Тем, кто вместе с ним резал воинов покойного князя в их собственных постелях. Страх буквально сочился из Сигизмунда, стекал на пол и расползался по углам, превращая бесформенные тени от очага в зловещих вестников неминуемой расплаты.
Гудред и сам видел их — только вместо мальчишки, сбежавшего из Прашны с сотней всадников, в каждом темном углу ему мерещилась куда более грозная фигура. Тот, кого Гудред сам нарек ярлом тогда, на Барекстаде, и чью дружбу променял на обещания Ульвара Черное Копье. Тот, чью голову он срубил с изуродованного окровавленного тела и своими руками выбросил в погребальный костер, что поднялся выше крыши Длинного дома. Тот, о ком он спрашивал слепую провидицу.
Тот, кто обманул саму Владычицу Хель, вернувшись оттуда, откуда не суждено было вернуться даже величайшим из героев.
Антор. Лишенный смерти ярл Рагнара, сына Серого Медведя. Одним богам известно, насколько велико могущество колдуна. Разве не может тот, кто вернулся из Царства Тьмы, пройти сквозь толстые камни замка… или перелететь стены, обратившись в ворона?
Может, он уже совсем близко, заносит свой огромный меч, чтобы одним ударом…
— Ты слышал, что сказал князь? — проворчал Гром. — Что тебя тревожит, Беспалый?
— Ничего. — Гудред втянул голову в шею, зарываясь бородой в мех плаща. — Разве нам есть чего бояться в доме самого князя?
Если бы Гром узнал о его мыслях, он только рассмеялся бы. Великан не боялся ничего и никого, кроме самого конунга Сивого. За всю свою жизнь Гудреду не приходилось видеть более неистового и могучего воина. Никто не знал ни где родился Гром, ни даже его настоящего имени — только прозвище, одного лишь звука которого страшились не только враги, но и сами северяне. Он привел с собой в Прашну лишь три десятка хирдманнов с черными волками на одежде — но и их оказалось достаточно, чтобы стальным кулаком держать и местных вояк, и весь город.
И самого Гудреда со всем его хирдом из Арефьорда, хоть он и назывался ярлом.
— Настали непростые времена. — Сигизмунд подлил себе вина в кубок. — Могущество конунга велико, но его враги повсюду. Кто знает, на что они способны?
— Ты боишься мальчишки с сотней всадников, князь? — усмехнулся Гром. — Или болвана Рагнара, который не смог сохранить наследие отца и сбежал в Вышеград, поджав хвост?
— Нет, Гром. — Сигизмунд покачал головой. — Они нам не страшны. Но конунг рассказывал мне о могущественном колдуне, который…
— Я не боюсь колдуна! — Гром ударил по столу огромным кулачищем. — И если мы встретимся еще раз, я принесу конунгу его голову!
— Тебе уже приходилось сражаться с ним, друг мой? — спросил Сигизмунд.
— Нет. Он сбежал прямо из моих рук. — Гром тряхнул косматой головой. — Но второй раз этому не бывать!
— Верно. — Сигизмунд улыбнулся и пододвинул Грому кувшин с вином. — Ты великий воин. Величайший из всех, кого я когда-либо видел. Твой враг не ускользнет… от нас.
— Настанет день, и мы отправимся на восток, — вздохнул Гудред. — И одолеем всех, кто не склонится перед волей конунга.
— Да будет так. — Сигизмунд поднял кубок. — Но сейчас наш удел — оберегать эти стены, пока конунг наводит порядок на разрозненных землях. Империи нужна крепкая власть, и когда бароны на западе…
— К Хель баронов! — вдруг рявкнул Гром, снова опуская на стол тяжелый кулак. — И к Хель Империю! Пока другие сражаются, мы сидим здесь, как… Проклятье!
— Но такова воля конунга. — Сигизмунд опрокинул остатки вина себе в глотку. — Что мы можем сделать? Тот, кто разгромит колдуна и его союзников, получит не только золото, но и такие милости, о которых я не смею даже думать. Видят боги, хотел бы я быть тем, кто подарит конунгу победу.
— И я, — кивнул Гудред, — но если ему угодно, чтобы мы охраняли единственный путь через горы вокруг…
— К Хель!
Гром схватил со стола кувшин и запустил им в стену. Тот разлетелся на мелкие кусочки, брызнув во все стороны остатками вина. От его рева пламя свечей на столе затрепетало, и даже тени в углах съежились, будто испугавшись.
— Я не собираюсь сидеть здесь, пока проклятый колдун собирает силы, — прорычал Гром. — Уж лучше напасть первыми!
— Верно, друг мой. — Сигизмунд улыбнулся и осторожно скосился на винное пятно на стене. — Но разве посмеем мы нарушить…
— Ты знаешь, что было с теми, кто ослушался конунга, — проворчал Гудред. — Я не хочу повторить их участь.
— И я бы не хотел. — Сигизмунд протяжно вздохнул. — Но если бы мы одолели колдуна и его воинство, конунг едва ли стал бы карать нас за непослушание…
— И чего же мы ждем? — Гром сложил на груди могучие ручищи. — У меня и Гудреда почти сотня мечей, а ты без труда соберешь впятеро больше всадников. Этого хватит, чтобы раздавить и Рагнара, и твоего любимого племянника.
— Я поклялся конунгу… — начал Гудред.
— Он ничего не узнает до того самого момента, пока мы не принесем ему голову колдуна. — Гром поднялся на ноги. — Мы слишком засиделись в этих стенах… Ты со мной, князь?
— Только скажи — и мои всадники выступят на восток. — Сигизмунд потер ладони. — Уж лучше им схватиться с врагом, чем грызться между собой со скуки.
— Я пойду собирать людей. — Гром повернулся к Гудреду. — А ты можешь оставаться — если хочешь.