Повесть о пережитом

Мы занимаем столик в кафе «Метрополь». Едим мороженое, пьем золотистое «Российское». Не верится, что прошло уже десять лет!.. Вспоминаем дорогу на Тайшет, моряка Анатолия, пять томительно-радостных дней в вагоне, встречи на вокзале…

Я рассказываю о письмах читателей.

— Теперь все герои нашлись? — спрашивает Лариса.

— Положительные — еще не все. А вот многих отрицательных обнаружили.

— Найти бы Герасимова… — задумчиво произносит Лариса… — В пятьдесят четвертом… ровно через год как мы вернулись; я зашла в Краснопресненский универмаг. Сделала покупку, выхожу на улицу и сталкиваюсь с двумя лагерными подругами. Вот так же, как с вами сегодня… Одна из них — зубной врач, она сейчас в Ленинграде. Ей я обязана многим. Целуемся, смеемся, плачем от радости… Решили зайти в ближайшее кафе отметить встречу. Видите, как все совпадает с сегодняшним?.. Только тогда произошло такое…

Лариса комкает носовой платок, отпивает немного вина.

— Древнегреческий историк Тацит советовал все вопросы решать без гнева и пристрастия, — говорит она. — А я вот не могу… в данном случае — не могу!

Она откидывается на спинку стула. Неподвижно смотрит в одну какую-то найденную на столе точку.

— Мы долго сидели тогда в кафе, на Красной Пресне, — рассказывает Лариса. — Наступил вечер… Когда уходили, в дверях нам преградил дорогу человек в старом пальто и без шляпы. Хотел посторониться, пропустить. А зубной врач вдруг схватила меня за руку: «Лариса!» Потом, будто кто сжал ей горло, еле проговорила, смотря в упор на этого мужчину: «Герасимов?! Вы — Герасимов?!» Он насторожился: «Да, Герасимов. А в чем дело?..» Мы все трое узнали его… «Так это ты — наш мучитель?» — вскрикнула я и подняла руку, чтобы ударить его по лицу. Он попятился, шагнул назад и побежал без оглядки, скрылся.

А на другой день после встречи с Ларисой меня неожиданно навестил приехавший из Тайшета в Москву по служебным делам Алексей Григорьевич Кассандров. В синем спортивном костюме, с «лейкой» через плечо, с бронзовым цветом лица, стоял передо мной, наполненный радостью, Лешка-моряк.

— Как вы здорово загорели! — сказал я, крепко сжимая его руку.

— Ничего удивительного! Солнце-то какое! — ответил он, широко улыбаясь.

ПРИЛОЖЕНИЕ

В заключение помещаю в эл. версии книги два небольших материала, касающиеся героев «Повести о пережитом» Б. Дьякова: доктора Н. Д. Флоренского и писателя Б. Д. Четверикова. Материал о докторе Н. Флоренском опубликован в газете «Восточно-Сибирская Правда» 12 августа 2000 г. (я нашел ее в интернете). Материал о писателе Б. Четверикове взят мной из книги воспоминаний Конст. Симонова «Глазами человека моего поколения». — Ю. Ш.

Чудо-доктор

Леонид МУХИН, г. Усолье-Сибирское

Флоренский! Удивительная, благородная фамилия, в которой чудится трагедия. Что же это был за век такой, что лучшие представители нации оказывались в лагерях? Священник Павел Флоренский более известен в стране. Но и доктор Н. Д. Флоренский, пробыв в тайшетских лагерях 7 лет, оставил о себе память на века. Его имя произносится в Сибири с благоговением.

Моя бабушка рассказала одну историю. Она жила в глуши, в 60 км от Тайшета. В диком краю не было никаких признаков цивилизации. Сразу же после войны тайгу разбудил стук топоров, лай сторожевых собак, крики охранников и заключенных. Так начиналось строительство трассы Тайшет — Братск. В гигантский водоворот строительства были втянуты жители окрестных сел и деревень.

Страшной удачей для крестьян было присутствие среди зэков профессоров медицины, специалистов самого высокого уровня. Ведь эпидемии и болезни выкашивали целые улицы и селения.

Бабушка была молодой и несмышленой. У нее сильно болели ноги, как оказалось позже, было это связано с отложением солей в суставах. На счастье, ей встретился Николай Дмитриевич Флоренский, он посоветовал молодке следующий способ избавления от болезни: нужно хорошо одеться, особенно уделить внимание ногам, пойти к реке и, разбив лед, подержать ноги в воде сколько есть терпения. Потом тепло обуться в валенки и разогреться, побегав вдоль реки минут 5–7. Назавтра необходимо повторить процедуру, но ноги в воде нужно подержать чуть-чуть дольше. И так каждый день, увеличивая продолжительность ледяного моциона и пробежек вдоль замерзающей реки. Контрастные ванны избавили бабушку от недуга, и она хранит благодарность удивительному доктору, вспоминая, как он нехитрыми советами и уникальными операциями спас тысячи вольных людей и заключенных.

И мне довелось попользоваться квалификацией известных медицинских светил. В 1954 году на меня, двухлетнего малыша, упала ставня с крыши, и жизнь висела на волоске. Спасение пришло от лагерных врачей! Моментально вызвали «клужанку» (железнодорожную мотодрезину), и меня транспортировали в Новочунку, где в лагерной больнице было много кремлевских медицинских звезд. Они поставили меня на ноги и здоровеньким возвратили родителям. Среди всех профессоров на трассе — а там работали чудо-доктора из Японии, Германии, Советского Союза — выделялся Н. Флоренский.

Уже лет 10 я переписываюсь с его супругой Натальей Ефимовной Флоренской, получил от нее уникальный архив в виде писем и фотографий.

За сухой биографией Николая Дмитриевича угадывается огромный путь становления. Государство снисходительно одаривало необыкновенного доктора наградами и званиями, потом карало, а потом снова возносило.

Николай Дмитриевич родился в 1893 году, после Костромской духовной семинарии поступил в Московский госуниверситет на медицинский факультет. На его долю выпало участие в гражданской и Отечественной войнах, а с ними были перенесены тиф, ранения, плен, участие в партизанской войне, снова плен, лагерь. Судьба помотала его по городам и весям страны: Иваново, г. Кохма (1923–1927), Ленинград (1928–1929), плен под Вязьмой (1941), Копенгаген (1945–1946), лагерная жизнь в Ленинабадской обл. (1946–1948) и Тайшетлаге—Озерлаге (1949–1955).

И после всего перенесенного Н. Д. Флоренский стал профессором, доктором наук, причем самые значительные научные открытия родились в неволе. Он умер в 1979 году, а у меня такое впечатление, что я знал его лично, пожимал его тонкую, чувствительную руку.

После выхода в свет книги Б. Дьякова «Повесть о пережитом» и упоминании о Н. Д.Флоренском, к нему в Иваново с разных сторон посыпались письма-благодарности от спасенных людей, коллег, благодарных читателей. Наталья Ефимовна прислала мне большую часть его переписки, и я начал связываться с этими людьми, разбросанными и затерянными на Украине, в Казахстане, Татарстане, Литве. Удивительный доктор своей добротой одарил и меня, его «рекомендации оттуда» позволили открыть многие тайны Озерлага, ведь найти в 80е годы бывших зэковцев Тайшета по всей стране представлялось абсурдной задачей.

«Уважаемый Николай Дмитриевич!

Может быть, Вы помните, в 1951 г. привезли с пятого лагпункта прораба А. Богородских с перитонитом аппендикса, и сразу же на стол. После операции меня положили в «безнадежную». Врачи говорили: «Этот не выживет». Как было обидно — хоронят живого. Но Вы боролись за мою жизнь, и вот я жив.

Повесть Дьякова меня так взволновала, я несколько дней не находил себе места. А именно то, что он писал — это сотая часть моих мучений в лагерях (из них 4 года в Озерлаге). И, в конце концов, оказалось, что я не совершил никакого преступления. Мне сейчас 56 лет, я работаю главным лесничим лесхоза в Читинской обл., г. Шилка.

2 ноября 1964 г. А. Богородских».

«Дорогой Николай Дмитриевич!

Неожиданную радость мне представила статья М. Чернова в „Литературной газете“ от 15.09.1964 г., где сообщается, что Вы живы и еще работаете профессором в мединституте. Это значит, что воспитываете не только высококвалифицированных, но и благородных врачей, каким Вы являетесь.

В лагере Вы трижды спасли мою жизнь, вытаскивая с того света… Простите, дорогой Н. Д., что отвлекаю ваше время. Как-то совесть, человечность призывают написать некоторые подробности. Как мне хочется пожать Вам руку и обнять и, как родного, расцеловать крепко-крепко.