Страница 40 из 64
— Сколько раз ты рассказывал эту историю? — спросил я Федора; его повествование было слишком плавным, чтобы быть спонтанным.
— Много раз, — откровенно признал он. — Ну, слушайте. В этот момент Моторин, должно быть, почувствовал, как петля сжимается на его горле. Если бы он сообщил о первой попытке вербовки, он мог бы отделаться билетом в один конец домой. Но теперь вероятность того, что его обвинили бы в тайном сотрудничестве с ФБР. Действительно, как можно доказать свою невиновность перед лицом фотодоказательств девяти встреч с известным агентом ФБР, причем встреч, сокрытых от резидента?»
— Федор, вы меня мучаете! Не затягивайте, — простонала я.
— Короче говоря, Моторин капитулировал, — сказал он с притворной печалью. «Сотрудничество с ФБР действительно помогло ему улучшить свое положение в резидентуре. К нему как к потенциальному активу связался сотрудник американской контрразведки, и колесо фортуны закрутилось с головокружительной скоростью. «Вербовочная кампания» была разыграна. как блестящая шахматная партия. Андросов, который в то время был резидентом, естественно, понятия не имел, что происходит на самом деле, и был на седьмом небе от счастья. Моторин отправлял в Москву информационные телеграммы, составленные ФБР, и докладывал Американцы с успешным выполнением своих заданий. ФБР попросило его изучить своих сотрудников-резидентов, и он взялся за дело с большим энтузиазмом. Каждую ночь в его квартире толпились гости, виски и джин лились рекой, языки развязывались и начинали вилять.
Многие из них напились до одури, а Моторин внимательно слушал и щелкал своим «Никоном», подарком от ФБР. Позже он предъявлял своим коллегам фотографии, показывающие их в очень нелестном свете, наблюдая за их реакцией. Если в их глазах отражался страх, он сообщал ФБР имя следующей жертвы, и начиналась новая кампания по вербовке».
"Вот и все?" — подозрительно спросил я.
— Если бы, — сказал Федор с тоскливым вздохом. «Возможно, вы помните, что в начале его дежурства в качестве резидента Андросова был мозговой штурм».
— Ты имеешь в виду карту? Я спросил.
Это была катастрофа, которая ждала своего часа. Андросов заказал вывесить в приемной резиденции огромную карту Вашингтона и его окрестностей. Каждый оперуполномоченный, выезжая по делам, должен был отметить на карте время и место проведения операции и свое условное имя.
Когда слух об нововведении дошел до центра, многие офицеры разведки старой школы были потрясены. Тогдашний начальник Северо-Американского отдела Якушкин был вне себя от ярости, но его разглагольствования и бред ни к чему не привели: идею карты одобрил сам начальник разведки Владимир Крючков.
Только идиот мог не понять, что карта была бомбой замедленного действия. Естественно, он стал объектом пристального внимания Моторина.
— Верно, — воскликнул Федор, наслаждаясь моей удивленной реакцией. «Каждое утро Моторин заходил в резиденцию и запоминал, кто из оперативников должен был встретиться со своими контактами, где и когда. Не прошло и часа, как информация достигла ФБР, что таким образом сэкономило много времени и сил. В самом деле, зачем утруждать себя слежкой за советской агентурой, если проще дождаться ее по месту назначения? В течение нескольких месяцев практически все контакты резидентуры стали известны американцам. Они могли уничтожить всю сети одним махом, но воздержался от нанесения решающего удара, опасаясь скомпрометировать Моторин. В конце концов возможность представилась с бегством в США Виталия Юрченко, нашего бывшего начальника. Многое, если не все, можно было бы положить у его порога. Наши активы начали рушиться один за другим».
— Вы хотите сказать, что Юрченко нечего было сказать американцам нового? — удивленно спросил я. Рассказ Федора стал для меня откровением. За бегством Юрченко последовал крах всей сети КГБ в США. В вашингтонской резиденции была полная уверенность, что активы были сожжены Юрченко. Но ведь об измене Моторина в то время никто не знал. .
«Во всяком случае, судя по тому, что выяснилось на суде, у меня сложилось впечатление, что Юрченко на самом деле лишь подтвердил то, что американцы узнали от Моторина», — авторитетно заявил Федор. «Как бы то ни было, — продолжал он, — Андросов оказался лишенным агентурной сети, с трудом выстроенной годами его предшественником Дмитрием Якушкиным. По иронии судьбы общая сумма, которую ФБР заплатило Моторину, составила 10 000 долларов, а завод, который он якобы нанял, получил от центра 30 000 долларов. Так что, чтобы добавить оскорбления к травме, американцы даже получили приличную прибыль».
«Но я просто не понимаю, как после всего случившегося Андросову удалось добиться назначения главой Североамериканского департамента. Его повысили и поставили под контроль разведывательные операции во всех Соединенных Штатах». Я не мог в это поверить. Случилось так, что Моторин смог с помощью нелепой карты Андросова уничтожить всю агентурную сеть в США, в результате чего первого казнили, а второго повысили.
— Спроси еще, — нерешительно отрезал Федор. «Якушкин был выбран, чтобы принять удар; разве вы не знаете, он был слишком строг с Моториным, тем самым подтолкнув его в объятия ФБР».
— А как же карта? Я чуть не закричал.
«Они замели всю историю под ковер». Тонкие рыжие усы Федора растянулись в циничной гримасе.
И снова, в сотый раз, я был поражен абсурдностью всего этого. Может быть, здравый смысл — всего лишь иллюзия?
— Как Моторин узнал? — наконец спросил я после долгого молчания.
Федор снова ожил.
"Его сожгла утечка из ЦРУ. В это время Моторин снова был в штабе, работал в службе оперативных мероприятий. Конечно, ему устроили ловушку и наблюдали, как он разгружает каплю на Кунцевском кладбище, где они и лежали. в засаде. И представляете себе это совпадение? Один из участников засады был бывший оперативный водитель вашингтонской резидентуры, часто возивший Моторина на операции. Вы бы видели его лицо, когда он смотрел, как Моторин разгружает дроп. Они были настолько потрясены, что арестовать Морторина на месте не удалось. Поэтому на следующий день Моторина вызвали наверх и велели брать машину и ехать за посылкой в аэропорт Шереметьево. Как только он сел в машину, его схватили, и он сломался на месте».
«Как Моторин выглядел на суде?»
— Ужасно, — тихо сказал Федор. "Он был похож на засохшую мумию. За время следствия он совсем поседел, ему покрасили волосы. Он говорил так, как будто был в глубоком гипнотическом трансе, во всем признавался и подтверждал. Были и забавные моменты. трибунала были полны решимости вскрыть глубочайшие коренные причины его, так сказать, нравственной деградации. И вдруг выяснилось, что он привез из Америки водяную кровать. дымящийся пистолет, вне всяких сомнений подтверждающий его падение. Как вам это нравится?»
— Не так уж и много, — мрачно сказал я. — Вы хотите сказать, что он даже не пытался спорить, защищаться?
— Эй, что с тобой? Федор был искренне ошеломлен. "Кажется, буржуазная демократия плохо влияет на вашу память. Споры? Какие споры? Во время
следствию во внутренней контрразведке Моторин накачивали изменяющими сознание наркотиками и заставляли признаваться во всем, что они хотели услышать. И на суде эти так называемые признания были представлены как неопровержимое доказательство его вины. На какую защиту вы рассчитываете в таких обстоятельствах?»
— Но разве он не мог отказаться от ложных признаний на суде и рассказать судьям, как они были у него выбиты?
— Послушай, теперь ясно, что Америка вредна для твоего психического здоровья, — уверенно сказал Федор. — Суд? Какой суд? Судьба его решалась в тишине и покое генеральских кабинетов. А накануне суда ему сказали, что единственный шанс спасти ему жизнь — это подтвердить все выводы, представленные следователями и покаяться. Они пообещали ему жизнь, если он будет вести себя хорошо, и он поверил им. У него просто не было другого выхода. В своем заключительном заявлении бедняга сказал: «Я надеюсь, вы примете во внимание тот факт, что я пощади меня, у меня две маленькие дочери. Но как только суд кончился, от него уже не было никакой пользы. Да и кому какое дело до его маленьких дочерей?»