Равника

Он был уже тут как тут: мой крёстный, хранитель моего Обета Жизни, селезнийский старший копейщик Боруво. Раньше этот кентавр был груулом, — и лучшим другом моих родителей, — но понял, что его влечёт к Селезнии, и примерно десять лет назад сменил гильдию. Это породило, надеюсь, временный разлад в моей семье, но для меня это стало благом. Боруво всё время пытался убедить меня примкнуть к Селезниии. Он ясно дал понять, что не считает Груул подходящим для меня местом (что не сильно помогло ему наладить отношения с моими Ари и Ганом Шоктами). Я так и осталась неприкаянной, но мы с ним очень сблизились (что вообще не помогло ему наладить отношения с моим отцом). И сейчас, нуждаясь в его помощи, я крикнула: «Крёстный!»

Он обернулся, и его суровое (очень по-груулски) лицо сразу же просияло! — Крестница! — воскликнул он. — Тебе не стоит бродить тут одной. Сейчас небезопасно.

— Не думаю, что я в большей опасности, чем другие. Скорее наоборот.

— Да уж, твоя правда.

— Сделаешь одолжение, крёстный?

— Всё что угодно, дитя.

— Тогда прошу, пойдём со мной. Встретишь нового гильдмейстера Оржова.

Он застонал.

— Она мой друг, крёстный.

Он вскинул бровь, явно заинтригованный. — Хмм. Ну ладно, запрыгивай, — сказал он.

— Серьёзно?

Вместо ответа он просто поднял меня и усадил себе на спину, как делал это, когда я была ещё ребёнком. Я радостно захихикала, как будто всё ещё была ребёнком, а он лёгкой рысью двинулся к строю.

Я услышала, как Тейо сказал: — А где Кларысия?

— Кто? — удивлённо спросила госпожа Ревейн.

Пока не случилось неразберихи, я крикнула: — Я здесь!

Повернувшись, Тейо и Кайя увидели, что я подъезжаю к ним сзади от шеренги ледевов, да ещё и верхом на кентавре. Кажется, госпожа Кайя оторопела. Ледевская стража с поклоном расступилась, пропуская кентавра вперёд.

— Госпожа Кайя, Тейо Верада, и… госпожа Ревейн, позвольте представить вам моего крёстного отца, старшего копейщика Боруво.

Кентавр по очереди кивнул госпоже Кайе и Тейо, при этом многозначительно обойдя приветствием эльфийку, которая молча взирала на это, с каждой секундой чувствуя себя всё более неуютно.

Тогда я снова принялась тараторить: — Боруво был груулом до того, как примкнул к Селезнии. Мои родители дружат с ним, поэтому сделали его моим крёстным. В смысле, это, конечно, был очевидный выбор. Единственный выбор, если подумать. Мне кажется, отец всегда немного завидовал моим отношениям с Боруво. Не то чтобы Боруво покинул клан из-за этого, вовсе нет. У него есть призвание, понимаете? Он считает, что и у меня оно есть, и очень хочет, чтобы я покинула Груул и присоединилась к Селезнии. Иногда мне кажется, что для меня это будет правильным шагом. Но, видимо, я слишком нерешительная, когда дело доходит до…

Старший копейщик Боруво откашлялся и мягко произнёс: — Крестница.

— Я снова слишком много болтаю, да?

— Это простительно. Но сейчас у нас есть другие дела, — он повернулся к госпоже Кайе и Тейо: — Любой, кто обладает достаточно хорошим вкусом, чтобы заметить нашу Кларысию, заслуживает быть выслушанным.

Госпожа Ревейн снова наклонилась и прошептала: — Кто такая Кларысия?

Госпожа Кайя уже собиралась ответить ей, что «Кларысия» — это я, Крыска. Но я лишь улыбнулась и покачала головой, и госпожа Кайя внимательнее пригляделась к госпоже Ниссе. Та смотрела прямо на меня, и при этом сквозь меня, как будто меня вовсе не существовало.

И тут — бах! — госпожу Кайю, наконец, осенило. Она поняла, что госпожа Ревейн меня попросту не видит. Я же буквально видела, как госпожа Кайя перебирает в памяти все наши последние встречи (плюс я худо-бедно могла уловить, о чём она думает). Она вспомнила, как на меня реагировал — или, точнее, не реагировал — мастер Зарек, и как все начали объединять наши с Тейо имена, как только Тейо представил нас обоих. Она начала догадываться, что я невидима почти для всех, кроме Тейо, Боруво и её самой. Невидима даже для собственного отца.

— Это не совсем невидимость, — сказала я. — Потом объясню.

В каком-то смысле это тоже было намёком. Теперь госпожа Кайя начнёт подозревать, что я немного телепат — ведь так оно и есть. Пока что она сомневалась. Она привыкла к магам разума вроде господина Белерена, с его громкими мысленными приказами и правдоподобными иллюзиями, и сейчас было видно, как она размышляет, не могла ли и я обмануть госпожу Ревейн подобными иллюзиями.

Конечно же нет! Я бы ни за что не стала этого делать!

— Отправьте эльфийку прочь, — произнёс Боруво, мгновенно завладев вниманием госпожи Кайи. Он смотрел на госпожу Ревейн с нескрываемым презрением. — Отправьте её прочь, и я сопровожу остальных для разговора с Эммарой Тандрис.

Госпожа Кайя собиралась возразить. В конце концов, именно госпожа Ревейн должна была стать нашим секретным оружием, чтобы завоевать расположение миледи Эммары.

Но госпожа Ревейн уже пятилась назад, и на её лице читалось нечто вроде облегчения. — Разговоры — это не по моей части, — сказала она. — Вы идите с кентавром. Я помогу Гидеону.

Через секунду её уже не было.

Я наклонилась вперёд и прошептала: — С твоей стороны это было очень грубо, крёстный.

— Дитя…

— Очень грубо.

— Ну хорошо…, — проворчал он. — Я виноват.

— Ты прощён, — удовлетворённо ответила я.

Он проворчал ещё что-то неразборчивое, но уже не мог спрятать улыбки.

Знаете, нечасто мне удаётся вот так повлиять на кого-то. Так что, возможно, порой я чуточку злоупотребляю этой властью. Что, будете меня осуждать?

Пока мы углублялись во владения Селезнии, я смотрела, как глаза Тейо становятся всё шире и шире. Не думаю, что в своём пустынном мире, этом Гобахане, он видел что-нибудь подобное. Похоже, всё в Равнике поражало его, что было невероятно мило.

Думаю, мы часто принимаем наш мир как должное — пока не посмотрим на него чужими глазами. Может, именно поэтому я до сих пор неприкаянная. Когда я вижу Селезнию глазами крёстного, или Груул глазами моей мамы, или когда вижу — видела — Ракдос глазами Гекары, они всегда кажутся — казались — новыми и полными чудес.

Так или иначе, я по-прежнему сидела на спине старшего копейщика Боруво, который вёл госпожу Кайю и Тейо на встречу с миледи Эммарой. Вдоль почти сияющих мраморных стен выстроились лучники и солдаты в доспехах, украшенных на манер листьев или травинок. Многие были эльфами. Все слегка кланялись при виде старшего копейщика. Все смотрели на Тейо и госпожу Кайю с лёгким оттенком враждебности. Естественно, никто из них даже мельком не взглянул на меня. Мы прошли под аркой, которую охраняли двое исполинских локсодонов с секирами. Глаза Тейо стали ещё шире.

Видимо, локсодонов в Гобахане тоже нет.

Локсодоны тоже приветственно кивнули копейщику, грозно зыркнули на госпожу Кайю и Тейо и не обратили никакого внимания на Крыску.

Я готова была поспорить, что Тейо вот-вот обо всём догадается, но тут госпожа Кайя, заметив выражение его лица, наклонилась к нему и прошептала: — Только ты, я и кентавр можем видеть Крыску. Почему-то для всех остальных она невидима. Даже для собственного отца.

Прочитать мысли Тейо в тот момент было проще простого: Это не имеет никакого смысла, и в то же время это всё объясняет!

Теперь он начал таращиться на меня, поэтому я широко улыбнулась ему и соскользнула со спины крёстного, чтобы вклиниться между своими новыми друзьями. Полагаю, они заслуживали получить хоть какие-то объяснения: — Я не невидимая. Я незначительная. Крыска. Маленькая серая крыска. Когда ты видишь такую, ты отворачиваешься. Ты делаешь вид, что ничего не заметил. Ты пытаешься выбросить её из головы, и в конце концов тебе это удаётся. Твой разум начинает отрицать её существование.

— Ты вовсе не незначительная, — возразила госпожа Кайя.

— Это очень мило с вашей стороны, госпожа Кайя, но я именно такая.