Страница 9 из 13
Внутри нет ни дежурного с автоматом, ни тамбуров с решётками. Обычная контора, вроде ЖЭКа, только на стене висит стенд «Их разыскивает…» с угрюмыми физиономиями уголовников. Руки бы отбить тому, кто их снимал. На этих портретах их мать родная не узнает.
Не чувствую за собой никакой вины, поэтому с любопытством оглядываюсь. Словно в кино старое попал. «Следствие ведут знатоки». Если кто-то, кое-где у нас порой…
Заходим в комнату со скучными бурыми обоями. Утыкаюсь взглядом в портреты Брежнева со звёздами во всю грудь, и ещё какого-то незнакомого генерала в парадном мундире, но с простецким крестьянским лицом. В комнате четыре письменных стола, заваленных бумагами, переполненные картонными папками шкафы и выкрашенный белой краской двухъярусный сейф. Пистолеты там хранят, наверное, мелькает мысль.
За одним из столов сидит мужик с усталым и умным лицом в погонах капитана. Он воюет с пишущей машинкой. Нам только кивает и снова утыкается в непокорный агрегат.
– Посиди здесь, – снова переходит на «ты» мой конвоир.
Он придвигает мне стул, а сам исчезает в коридоре.
– Из дома сбежал? – спрашивает капитан.
– Зачем? – удивляюсь я.
– На БАМ, например, – предполагает он, – на комсомольские стройки.
Капитану скучно, и он ищет повод отвлечься от ненавистного отчёта. Или что он там печатает.
– В таком виде? – показываю на себя.
– Да, действительно, – соглашается он, – тогда почему ты здесь?
– Это вы у своего коллеги спросите, – пожимаю плечами.
Темы исчерпаны. Капитан с грустью опускает голову.
– В состо… где же ты, блин…я…нии… а…л…
– Хотите, помогу?
– А ты умеешь? – расцветает он.
– Слепым десятипальцевым.
– Садись! – он решительно встаёт.
– В состоянии алкогольного опьянения… использовав… приспособление… нет, погоди… орудие…
– Инвентарь…
– Точно, инвентарь в виде лестницы-стремянки… – капитан вдохновенно ходит по кабинету и диктует – открыто похитил с чердака у гражданки Волобуевой… два десятка яиц и копчёный окорок…
– С особым цинизмом, – подсказываю я.
– Нет, про цинизм не надо, – задумывается он, – хотя звучит хорошо. После чего скрылся с места преступления путём перелезания через забор…
Вошедший младлей застаёт нас почти приятелями.
– Степанов, ты за что парня задержал?
– За нарушение общественного порядка и мелкое хулиганство, – мстительно заявляет лейтенант. – Он за гражданкой Подосинкиной через забор подглядывал и оскорбления ей выкрикивал. А когда меня увидел, сбежать решил. Только от меня не уйдёшь! Я сначала подумал – украл чего. А потом сообразил – подглядывал!
– Ты за Подосинкиной подглядывал?! – капитан глядит на меня, словно я его предал. Мол "и ты, Брут!".
– Ни за кем я не подглядывал! – возмущаюсь, – Я бегом занимаюсь, к ГТО готовлюсь. А она зарядку делала, я ей "физкульт-привет" пожелал. У меня половина улицы свидетелей. Меня до этого Ульяна Дмитриевна видела, учительница моя. Как я мог бегать и подглядывать одновременно?
– А Подосинкина что говорит?
– Так я её не спрашивал, – утыкается глазами в пол лейтенант Степанов. – увидел, как этот убегает… и за ним следом!
– Рефлексы у тебя, Степанов, как у борзой собаки, – говорит капитан, – тебя на стадион пускать нельзя. Вдруг вдогонку за кем-нибудь кинешься.
Младлей густо краснеет от такого разноса, да ещё и в присутствии постороннего.
– И вообще, что ты в той стороне делал? Там не твой участок.
– Прогуляться решил перед работой. – он зло зыркает в мою сторону, словно это именно я выставил его в неприглядном свете перед начальством. – Воздухом подышать.
Так вот кто у нас, оказывается, поклонник питерской редакторши. Причём, похоже, тайный. А я встал на пути у высоких чувств. Проницательный капитан приходит к тем же выводам.
– У тебя, Степанов, теперь два варианта, – предлагает он, – либо ты идёшь к гражданке Подосинкиной и берёшь от неё заявление, как от потерпевшей, либо извиняешься перед гражданином Ветровым и отпускаешь его на все четыре стороны.
Опачки, а он меня, оказывается, знает. Хотя, чему удивляться. Тут все и всех знают. Это только у меня с этим сложности.
Лейтенант сжимает челюсти и берёт под козырёк:
– Приношу свои извинения, ошибочка вышла. Можете быть свободны, гражданин Ветров.
– Никаких проблем, всё понимаю… служба… – примирительно говорю я, но лицо лейтенанта не смягчается. Он молча разворачивается на каблуках и уходит.
Кажется, я приобрёл недоброжелателя. Хорошо, если не ревнивого соперника. Был бы ещё повод для ревности.
Подосинкина, фамилия-то какая чудесная. Очень ей подходит.
– Его зовут, случайно, не Степан?
Капитан удивлённо вскидывает глаза, а потом заливается хохотом.
– «Постовой Степан Степанов был грозой для хулиганов…» – цитирует он, – Нет, его зовут Николай.
– Жаль.
– Действительно, – улыбается капитан, чьего имени я до сих пор не знаю. – Но он парень хороший. Горячий только по-молодости. Кстати, а почему ты не на стадионе бегал? – он резко меняет тему. – Почему по улице?
Сочинять очередную небылицу перед капитаном не хочется. Люди умные сразу видят, когда из них пытаются сделать дураков, и очень на это обижаются. Не хватало ещё, чтобы Берёзовская милиция на меня в полном составе ополчилась.
– Вот, смотрите, – говорю я, – когда спорт загоняют на стадионы, он становится уделом избранных. Каждый может сказать: "пусть там спортсмены занимаются ногодрыжеством и рукомашеством, а я человек простой. Я после работы водочки выпью, на диване полежу. Я не спортсмен". А когда мимо тебя бежит твой сосед или, например, соседка. Когда у неё подтянутая фигура, здоровый цвет лица, ягодицы… эмм.… в общем, тебе становится стыдно за пивной живот и одышку.
– Личным примером, значит, – задумался капитан. – Сам додумался?
– В журналах прочитал, – я не стал уточнять в каких, а то ведь искать полезет. Мужик дотошный.
– И решил мимо дома Подосинкиной пробежаться, когда она разминку делает? – он хитро прищурился. – Пример ей подать?
Да эта Подосинкина у них местная достопримечательность!
– Просто по дороге оказалось, – честно отвечаю.
– Ну-ну, – он качает головой, – чаю хочешь? С пряниками?
Пряников я не хочу, но поскольку тренировку на сегодня можно считать загубленной, я хотя бы заполню «углеводное окно». Тем более что пряники, действительно, вкусные. Я раньше такие только в Туле пробовал, и то в ограниченной выставочной серии. А тут в обычном кульке бумажном.
– Значит, говоришь, в столице народ гоняет в трусах по улицам, и это всемерно поощряется? – капитан дует на свой стакан в литом подстаканнике.
У него на подстаканнике горит звездой Спасская башня, на моём – красивым узором переплетаются виноградные листья и гроздья.
– Главное достоинство массового спорта в том, что он посильный – говорю нарочно «правильными» фразами, словно цитирую чужую статью, – Вот поглядите, какой из меня чемпион? – демонстрирую свои откровенно хилые руки, – Любой профессиональный спортсмен "сделает" меня, и буду я себя считать полным ничтожеством.
– Что значит «профессиональны»"? – хмурится мой собеседник, – это на Западе спортсмены в угоду толпе кривляются, а у нас спорт исключительно любительский.
Слышал я про этот любительский спорт. Числится такой спортсмен в цеху или на стройке, а сам только в бухгалтерию за зарплатой туда заглядывает. "Спорт высоких достижений", требует от человека полной отдачи. Музыканты профессиональные есть, а спортсменов нет! А мне надо за языком следить получше. Накосячу, потом не разгребёшь.
– Я имею в виду, которые в соревнованиях участвуют и с тренерами занимаются, – поправляюсь я, – а здесь можно бегать ради здоровья и воспитания характера. Никто ни с кем не соревнуется, и все выигрывают.
– Красота, среди бегущих первых нет и отстающих. Бег на месте общепримиряющий! – капитан цитирует Высоцкого.