Страница 88 из 107
Девушка переводит взгляд на дверь, и та сама отворяется. В землянку тут же вносят молодую девушку. От плеча через всю грудь и живот проходит глубокая резаная рана. Пест прикрывает глаза и старается рассмотреть характер повреждений. Повязку на глаза уже не вяжет.
Один из мужиков подходит к Кара’кан и кладет в деревянную миску четверть медной монетки.
— Грудь целая, оцарапало до кости, — начинает бормотать юноша, не обращая внимания на трех мужиков, которые помогают выбраться уже здоровому, но не отошедшему от настойки. — Брюхо порезало глубоко, кишки порвало, с кишок в брюхо течет… Давай мака красного ей глоток, в брюхо полезть надо.
Кара’кан без слов берет со столика заполненный на треть бутылёк и подносит ко рту девушки. Ведьма не поднимается с кривой лавки и все делает сидя. Ноги просто не держат. Губы раненой девушки едва шевелятся, но после первой капли она открывает рот. Кара’кан наливает в рот настоя ровно на глоток.
Пест затягивает рану на груди, споласкивает руки в воде и, слегка дунув на них силой смерти, залезает в рану.
После сращивания прорех и нескольких промываний «внутренностей» юноша начинает затягивать рану. Проходит пара минут, юноша встает и тянется к холщовому мешочку. Пошуршав рукой в мешке, юноша достает последний накопитель с силой.
— Накопитель последний, придется до утра ждать, — хриплым голосом произносит юноша.
— Уже утро, — с усмешкой замечает Кара’кан, и Пест удивленно смотрит в малюсенькое окошко.
Юноша подходит к ведьме и, гладя ее по щеке, переливает в нее силу из камня.
— Сегодня больше не справимся, — констатирует юный ведун и со вздохом добавляет: — Иначе спалим дар, к гадалке не ходи… А ты подремли, подремли пока… Ночью тебе легче будет, а я мужиков дерну, может, чего поесть найдем…
С каждым прикосновением к щеке ведьмы та сильнее начинает прикрывать веки. Ведьма начинает клевать носом и спустя несколько секунд засыпает. Юноша опускает ее прямо на лавку, затем укладывает ноги.
Сам Пест направляется к двери, мельком глянув на уже здоровую девушку и услышав ее дыхание. Отворив дверь, юноша оказывается свидетелем огромного собрания. Кто-то что-то кричит, кто-то кого-то пытается успокоить. В центре толпы с мечами наголо встал в оборону отряд дружины местного барона. Все в броне как на подбор, с гербами на щитах и средними мечами.
Толпа беснуется и вот-вот накинется на небольшой отряд. В воздухе висит запах крови и смерти. Он настолько сильный, что, кажется, он уже липнет к телу, пропитывает одежду. В толпе слышатся выкрики:
— За что? Чем мы не угодили государю, что нас голодом морить можно?
— Аль мы скот какой, что нас в стойле держать?
— А за люд посеченный кто ответ держать будет?
Над отрядом гвардии поднимается боец с пышными усами и заметным даже под броней животом.
— Я сэр Вильям Цурак — старший этого отряда! Я требую, чтобы вы…
Речь усатого дворянина прервал камень, запущенный кем-то из-за спины остальных. Небольшой камень угодил прямо в лоб, заставив свалиться графа с телеги.
— Чем мы провинились, что нас голодом морить надо? — спросил широкоплечий мужчина в первом ряду. — Заразных среди нас нет, больных и убогих или перебили, или они ужо с голодухи перемерли.
— У вас есть сеньор, и пропитание — это его обяза… — начинает поднявшийся вновь дворянин.
— Моего сеньора у замковых ворот рырги напополам рвали, когда я с жинкой и детьми лесом уходил, да так, что по болоту аки посуху пробежали…
— А нас по дорогам гнали три дня без продыху — с бега на шаг, с шага на бег. Ни хабара, ни еды. Портки да лапти драные…
— Винной долины тоже нет. А сеньор наш в бою сгинул…
— Вы на моей земле, — шипит поднявшийся дворянин и начинает багроветь. Правая рука прижата к красной шишке не голове. — Вы мне не нужны, я вас кормить не нанимался! Одно слово государева приказчика, и я вас погоню прочь с моей земли!
— А если не уйдем?
— Сечь будем, как разбойников и смутьянов! — резко ответил усатый дворянин и слез с телеги.
Один выкрик, и отряд гвардейцев начинает движение в сторону замка, не обращая внимания на галдящую толпу и еще пару камней, запущенных в щиты.
Пест наблюдал за этой перепалкой с расстояния. Обострившийся дар заставил чувствовать гнев, ярость и отчаяние толпы. Еще самую малость, и народ бы сорвался, и в приступе ярости и безнадеги кинулся бы на гвардейский отряд.
Рядом с юношей послышался знакомый скрипучий голос Колмора.
— Отчаялся народ, бунту быть! — проскрипел простуженным голосом мужик. — Глазом не вижу, но нос кровь чует! Что делать будешь, ведун молодой? Нынче народ пришел, 40 душ. С собой телегу с клячей пригнали. На той телеге овса три мешка было. Так барон этот и телегу, и мешки с овсом увел.
— Тебя, старший, народ слушает. Пусть народ обождет до вечера, а вечером я ворочусь и слово своё скажу. Как хочешь уговаривай, но до утра пусть и шагу не ступают. И… — юноша повернулся к старухе. — За ведьмой, что со мной пришла, пригляди. Надо покормить ее, а я как управлюсь — сразу вернусь.
— У благородных просить за наши души будешь? — с ухмылкой спросил Колмор.
Пока Пест смотрел в спины удаляющегося отряда, вокруг них начали собираться люди. Их молча слушали.
— У всех просить буду, а коли надо будет — и у благородных просить стану, — Пест подпрыгнул вверх и провалился в собственную тень, отправляясь путями Теней к наставнику.
В большом зале, там, где несколько дней назад Песту выдавали указания, было пустынно. Ни охраны, ни бугая Тармоса. Вообще никого. Пест моментально выскочил из зала и попал в гущу сборов. Множество воинов носились с тюками и кипами бумаг. Во дворе уже формировалось построение.
— Где искать командующего? — дергая за рукав пробегающего служаку, спросил юноша.
— В ставке, на поле боя. Здесь никого из командующих нет, — на ходу бросил воин с тюком на плече и скрылся в потоке, что грузил вещи на телеги.
Юноша растерялся на пару секунд, но тут же пристал к другому воину.
— Где ставка главнокомандующего? — боец в ответ подозрительно оглядел его взглядом. — Мне доложиться надо…
— На левом берегу Аноны, к югу отсюда. Полдня пешком.