Страница 87 из 107
Мужики удалились скорым шагом, а Пест уложил на лапник мужика и начал разматывать повязку.
— Если ты ведун справный да помереть не дашь — живота долг за мной будет. Я все, что хошь…
— Звать тебя как?
— Колмор.
— Помощь мне нужна будет, Колмор. Сюда народ погонят со всего севера. Сам знаешь, тварь северная никого не щадит.
— Все, что скажешь…
— То, что скажу — и дурак сделает. Ты так сделай, чтобы с голодухи никто не преставился, чтобы в кулаки никто не шел. Нам на этом поле сидеть, пока северную тварь на островах не выбьют. А сколько то времени займет — никто не ведает. Может и так стать, что зимовать тут придется, — юный целитель размотал рану и, дунув пару раз черным дымом на руки, аккуратно начал ощупывать разбухшую рану на лице мужчины. Начиналась она со лба, а заканчивалась на подбородке. Рана была глубокая и местами рассекала кожу до костей. Края раны ярко-красные, местами виднелись сгустки гноя.
— Ссс… — зашипел мужик, когда Пест начал поддавливать края раны. На секунду Пест отвернулся и вытащил из мешка пузыречек с белым порошком. Пальцы ухватили буквально щепотку. — Рот открой, язык вверх подыми… Так… А теперь закрой и не вздумай глотать.
— Спать охота, ведун… мочи нет… глаза закрываются… — начал бормотать после этого мужик.
— Спи спокойно, а я дело делать буду, — попытался успокоить Пест мужика, и когда тот стал дышать размеренно и ровно, со спокойной душой принялся выдавливать гной и дуть на него магией смерти.
Скрипя колесами, по дороге волочилась старая телега. В телеге, укутанные плащами, сидели мальчишки и несколько женщин. Старенькая, исхудавшая кляча тащила по грязи телегу из последних сил. Иногда она останавливалась и всхрапывала, отказываясь тащить телегу дальше. Тогда мужикам, шедшим рядом с телегой, приходилось тащить ее за вожжи и хлестать.
Дождь моросил второй день. Вещи не успевали сохнуть, и люди шли в мокрой одежде. Все чаще и чаще слышался утробный надрывный кашель. Дорога превратилась в месиво из грязи, но, несмотря ни на что, группа людей в 40 душ продолжала идти вперед.
Впереди толпы шла старуха, которая опиралась на корявую ветку. Рядом с ней шел хмурый седой мужик. Всю дорогу старуха, не уставая, бормотала наставления мужику.
— На поле том ведун живет. Ведун силы не великой, но больно умелый. Такой и ногу отрастит, и лихоманку вылечит, и духа уговорит…
— Дорого берет? — сразу поинтересовался мужик.
— Ломаный грош, но только ежели по правде жил и греха за тобой нет. А ежели грех за тобой какой — монету не возьмет. Он за лечение тебя проклянет так, что о своем грехе до конца дней своих поминать будешь.
— Больно круто, — начал бормотать мужик.
— Круто аль нет, но я за ваше село знаю. Правду всегда вперед ставили, и ежели кто помощи просил — ни разу не отказали. Не чую я греха за людом с села вашего. Потому мы последние серебрушки на гроши и меняли.
— А детвора как?
— Малый не в ответе до восьми зим за дело свое, посему спроса с детворы нет. Дело делать родовое они еще не умеют, стало быть, и платы с них тоже нет, — проскрипела в ответ старушка, обходя очередную огромную лужу. — На том поле уже почти шесть сотен душ, а еды нет. Голодом сидят, а ведун тот хоть и мастак по теням бродить — много не утащит. Через день, как силы соберет, за припасом ходит. Когда дадут, когда за свою монету купит, а когда и палками гнать его пробуют.
— Это за что палками?
— За то, что правду в глаза говорит. На земле той благородный есть. Тот ведун к благородному ходил, за еду для люда говорил. В укор тому ставил, что амбары полные, а народ кормить не хочет. Продать просил припаса. Хоть овса конского. А тот благородный увязать ведуна вздумал и высечь.
— А он?
— Не так прост тот ведун. По теням ходить мастак. В собственную тень шмыг, только и видели его дружинники баронские.
— А чьих будет тот ведун? Откуда родом?
— Звать того ведуна Пестом, роду он Среднего, село его кличут Ведовским, и село то на востоке. Земли те зовутся Болотами восточными. С ведуном тем ведьма. От него ни на шаг, след в след. А ежели тот ведун ушел далеко, то в ту же ночь сквозь Тьму идет за ним. Как найдет — молча под бок ляжет, и снова за ним след в след.
— Так то, поди, жена? — буркнул мужик. Старуха взглянула на мужика с укором, покачала головой и ответила:
— Кто ж ведуна и ведьму обвенчает? Думай, что говоришь!
— Все равно жена! Пусть не по праву, но по делу. Ежели след в след за ним, да под бок каждую ночь, хозяйство ежели ведет и за дело родово радеет — жена!
— Вот придем к тому ведуну — попробуй скажи ей, что она жена ведовская, — ехидно улыбнулась старуха. — Проклянет тебя колен на семь! Вот тогда будет тебе жена!
— А мож и не проклянет? — буркнул мужик.
— Степного роду та ведьма. Глаз узкий, плечо узкое, ни грудей, ни ухвата нижнего, но глаз темный. Степняки всегда на расправу быстры были, а тут ведьма! Ежели бараном не заблеешь — хорошо будет.
Мужик поежился и хмуро буркнул:
— Услыхал я тебя, Еловая.
— Почти пришли уже, поворот тот пройдем, а за ним будет уже и то поле, — старуха указывает на крутой изгиб дороги. — Ты вот что. Когда на поле придете — ищи мужика с одним глазом и шрамом на все лицо. Со лба до самого подбородку. Тот мужик учет припасам ведет и за порядком смотрит. Он тебя к ведовской землянке отведет. Телегу с клячей ему оставь. Глядишь, и сгодится кляча еще.
Старуха останавливается и отходит в сторону, пропуская телегу.
— А ты что же? Не пойдешь с нами? — удивленно спрашивает мужик.
— А я в обрат пойду, встречать тех, кто заплутал, — улыбнулась старуха.
Впереди взбрыкнула лошадь, и мужик мельком глянул на нее, а когда повернулся обратно, обнаружил на месте, где стояла Еловая, кучу елового лапника.
— Вот те раз… — удивленно буркнул мужик и бегом припустил за телегой и остальными.
Кулак со сбитыми костяшками вытирает нос. Кровавая юшка превращается в красное размазанное пятно под носом. Потрескавшиеся губы произносят:
— Сколько уже?
— Третья сотня идет, — произносит Кара’кан. Белоснежное лицо, впалые щеки с торчащими скулами, синяки под глазами и тьма в глазах. Так выглядит ведьма на грани истощения.
— Следующего зови, — тихо отвечает Пест, глядя в пол пустым взглядом.