Пест – Ломаный грош

— Вот тебе раз! — буркнул староста и, не веря своим глазам, начал сам ощупывать поверхность чана. Не найдя даже изъяна на поверхности, староста с натугой поднял чан на ребро и начал смотреть на свет.

— А не прохудится? — спрашивает Лык. Он вместе со старостой пытается нащупать прогоревшую течь изнутри.

— Не должно, если только в другом месте прогорит… — задумчиво произносит Людвиг. — В месте, где была течь, сейчас сплошной металл.

— Шибко хорошо вышло, думали, к Дорожичам везти придется, перековывать… — бормочет староста. — И сколько за работу свою возьмёшь?

— Да я как бы и не работал… Это тренировочное заклинание. Для учебы.

— Нам бы такой учебы, — задумчиво произнес Лык. — Мы бы такого нагородили бы…

Людвиг недоумевающе переводит взгляд с Лыка на старосту.

— Ну ты сам подумай: каменная кладка — хорошо? Хорошо! А если дом опосля того, как сложить из камня — в один камень соединить, цельный! — попытался объяснить староста. — Вот тот всем домам дом был бы…

— А с бревном ты так сделать сможешь? — вдруг спросил Лык.

— Дерево, оно не однородно. Снаружи потверже, изнутри помягче, но в принципе…. — Людвиг задумался и, почесав лоб, произнес: — Пробовать надо, так сразу не скажу.

Пест сидел на краю лежака и наблюдал за Кара’кан. Та накрывала на стол, попутно рассказывая о событиях, которые произошли за время лечения ведуна.

— У Дорожичей на поле черная плесень снова появилась. Просят очень за поля, боятся, сожрет та плесень весь урожай.

— Сама глядела?

— В ночь по тем полям ходила, смотрела. То не навороженная хворь, с птицей с юга та хворь пришла.

Пест кивает словам ведьмы и коротко отвечает.

— С Лукашей пойдем…

— Завтра, — заканчивает ведьма за юношу и строго добавляет: — Сегодня никуда не пущу! Не хватало совсем дара лишиться! Своей силой чтобы не пользовался, вон у тебя благородный есть. У него не сила — океан без берега и края. Четвертый день ходит, избы лепит.

— Топором с мужиками машет? — удивлённо спросил Пест.

— Держи карман шире! Он своей тр… труму… — ведьма сплевывает и обиженно бурчит: — Магией он своей то металл в воду без огня обращает, то дерево сращивает так, что оно как одно целое. В избах стены как гранит. Ни щелочки, ни заусениц. В одной избе так доску половую срастил. Теперь мужики пилят. Щелей нет — куда доске гулять, ежели намокнет? Старшой, чтобы дурня этого унять, гонца к рыбакам Воржским послал. Велел звать мастера лодочных дел, чтобы сюда ехал, а Людвига твоего к нему приставить, мол, пусть лодки для рыбаков Воржских правит, а то спасу нет мастерам куприяновским. Так и норовит им под руку влезть.

— Воржские мастера взвоют, — заметил Пест с улыбкой.

— Рыбаки не дураки, да и гонец предупрежден. Мастера не пошлют, а отрока в ученичестве — это да, — Ведьма поставила на стол большой, исходящий паром чан с отварным картофелем, положила несколько угольно-черных лепешек и поднесла каменную кружку отвара Песту. — Пей!

Пест залпом осушил кружку и, сморщившись, произнес:

— Ведьмовской отвар…

— Так и я на монашку не похожа, — с улыбкой произнесла Кара’кан.

— Нам на острова Северные вертаться надо. Там и артефакт отыскать треба, и кости люда нашего схоронить, и рыргов тех, что в море не сдуло, на костер сложить.

— Буря там на спад идет, но еще не улеглась. У нас два дня ветер рвал и метал так, что думали — он крыши приберет с домов. Хорошо хоть града не принес, урожай сберегло. А пока ветер ревет на севере, ты с ходоками разберись да слово с ними молви. Я тебе артефакт-толмач сготовила, только темный он…

— Я сам сд…

— Я тебе дам — сам! — пригрозила ведьма кулаком. — Только попробуй поворожить до завтра! Все жилы вытяну!

Пест вздохнул и с трудом поднялся на ноги. Шаркая ногами по полу, он подошел к столу и сел у чана с картошкой.

— Много ходоков пришло?

— Четверо. Один на олене прискакал, как на лошади…

— На олене? — хмурясь, спросил парень.

— На олене, — кивнула ведьма и добавила: — Я сначала не поняла, думала, охотник оленя оседлал, ан нет! Олень ручной. С седлом и упряжью как у всадника. Говорила с ходоком тем, рассказывает, что с севера он. Просит у тебя слова разрешения. Семья у него большая, хочет на севере земель твоих, там, где горы, и окромя мха не растет ничего, своё стадо пасти.

— У меня земель-то нет… — хмыкает юноша, заглядывая в чан с картофелем.

— Бумага подписана, ты хозяин этих земель. Как благородный твой в отчий дом воротится — тебя ко двору звать будут, на дарение земель, титула и присягу государю.

— Откуда знаешь?

— Тьма сказала.

Пест хмыкнул и задумчиво спросил:

— А ежели на севере не растет ничего, окромя мха, что там олени есть будут?

— Олень не простой — северный. Он только мох и ест.

— А зимой?

— Зимой снег копытами копает, до мха дороет и снова его ест, — пожимает плечами девушка. — За то обещает пяток оленей в год приводить.

— И что нам с теми оленями делать? — задумчиво спрашивает парень. — На мясо только…

— А у них и нет ничего. Ни золота, ни серебра они промысел не ведут. Тут ты с ним сам разговаривай.

Пест начинает есть картошку, а Кара’кан наблюдает за Пестом, продолжая рассказывать:

— Второй ходок — охотник. Весь в шкуры да меха укутанный. Ни клочка ткани на нем, словно торгу у них нет ни с кем. С собой тюк меха соболиного принес, да не абы какого. Мех чистый, зимний…

— А он что хотел?

— Разрешение на торжище просил. Мол, на наших землях, на востоке, соболя они бьют. Село у них кочевое. Летом на одном месте живут, у реки рыбу ловят, а зимой промысел ведут соболиный и за соболем кочуют от стоянки к стоянке. Обещал за право на торжище торговать соболиных шкурок большой тюк.

Третий — степняк с юга. Там огнепоклонники живут, но у наших земель жила семья степняков. Огнепоклонники их к себе в города не пускают, торговать не дают, да и если беда какая — не помогут, а то и масла в огонь подольют. Степняк тот просит права на землях твоих жить и детей своих на твоей земле растить. Хочет тебе поклониться, в услужение семью свою согласен отдать.