Страница 185 из 203
Костя, мальчик лет пятнадцати, веснушчатый и вихрастый, сидит среди странных предметов своего ремесла: барабана с надписью «Автоджаз», треугольников, колокольчиков, трещоток и прочего. Он робко приподнимается.
Дирижер. Костя! Сиди на месте!
Костя садится.
Василий Фомич. Костя, чему ты можешь здесь научиться? Подкидывать палочки? А я научу тебя музыке. Я достану литавры. Я сделаю тебя великим артистом.
Костя приподнимается.
Дирижер. Идите, идите, Костя, там вас научат. Идите, мальчик, вы там хлебнете горя. В опере барабанщик — последний человек. А в джазе — это король!
«Король», потоптавшись немного и шмыгнув носом, садится.
Василий Фомич. Костя! Если ты настоящий музыкант, сердце должно подсказывать тебе, где твое место!
Костя приподнимается, но его хватает за плечи саксофонист и усаживает.
Оперные кружковцы с воплями лезут на эстраду и тащат барабанщика за собой.
Джазкружковцы пытаются его отбить. Начинается свалка, в результате которой побеждают численно превосходящие противника оперные кружковцы. Они увлекают Костю в свой зал.
Дирижер. Я буду жаловаться. Я поставлю этот вопрос на правлении клуба.
Он бежит к двери в коридор. Джазкружковцы бегут за ним, размахивая своими инструментами.
Вся компания рысью бежит по коридору, взбегает по лестнице и врывается в зал, над входом в который два человека прикрепляют хвойные гирлянды, образующие слова «Полярный бал».
В зале идут приготовления к сегодняшнему вечеру: развешивают портреты полярников, натирают воском паркет.
Заведующий клубом при помощи пульверизатора перекрашивает в белый цвет чучело бурого ресторанного медведя.
Джазисты окружают заведующего с криком: «Барабанщика увели!»
Из затемнения — потное счастливое лицо Василия Фомича. Он ведет репетицию сцены бала из «Евгения Онегина».
Оркестр состоит из трех скрипок, одной виолончели, одного контрабаса, флейты, кларнета, тромбона, трубы, фисгармонии, фортепьяно и турецкого барабана. По существу, здесь даже нечем дирижировать, но экспрессии, с которой Василий Фомич делает свое дело, хватило бы на Государственный симфонический оркестр СССР в составе ста тридцати человек.
В момент наиболее бурный и патетический Василий Фомич неожиданно стучит палочкой по пюпитру. Наступает тишина.
Василий Фомич (со змеиными интонациями в голосе обращается к первому скрипачу). Как вы сыграли, юноша? Сыграйте это один.
Скрипач, старичок бухгалтерского типа, дрожащим смычком играет злополучную фразу.
Василий Фомич. Теперь я покажу вам, как это нужно сыграть! (Берет у него скрипку и повторяет ту же фразу)
Потом отдает скрипку, и оркестр играет следующую фразу. Через минуту Василий Фомич опять стучит палочкой. Делает страшное лицо.
Василий Фомич(виолончелисту). Что это? Что это такое? Черт бы вас подрал! Чем вы произвели этот позорный звук?
Виолончелист. Виолончелью.
Василий Фомич. А вы знаете, юноша, что означает по-итальянски ви-о-лон-челло?
Виолончелист (подумав). По-итальянски? Не знаю.
Василий Фомич. Скрипка небес… Небес! Вот что это значит. Этот инструмент должен петь, а он у вас хрипит. (К оркестру.) Ну, дети, начали! Четыре такта от «Пэ». (Взмахивает палочкой.)
Музыка продолжается.
Оркестр играет пианиссимо. На лице Василия Фомича разлита нежность. Он дирижирует с лебединой грацией. Он даже слегка подпевает от избытка чувств. Неожиданно барабанщик, который некоторое время шевелил губами, считая такты, решил, что ему пора вступать, и со страшной силой ударяет по своему барабану. В оркестре смятение. Василий Фомич силится что-то сказать, потом руки его опускаются, и он вдруг начинает плакать.
Оркестранты встают со своих мест и, протягивая вперед смычки и инструменты, кричат жалобными голосами:
— Ну Василий Фомич! Ну товарищ Македонский! Ну он больше не будет.
Василий Фомич встает, шатаясь и ничего не отвечая оркестрантам, поворачивается к зрительному залу и видит, как в дверь входит ужасная процессия — дирижер джаза, завклубом и джазкружковцы. Они подходят к барьеру оркестра, и завклубом величественно протягивает руку в сторону барабанщика.
Завклубом. Взять его!
Джазкружковцы подхватывают барабанщика под руки и вытягивают его из оркестра.
Завклубом. Стыдно вам, товарищ Македонский, срывать культмассовую работу в день такого важного мероприятия, как полярный бал.
Василий Фомич. История нас рассудит, товарищ Бабашкин!
Процессия уходит. Василий Фомич поворачивается к кружковцам.
Василий Фомич. Друзья мои! Искусство требует жертв. Будем репетировать под рояль.
Репетиция продолжается.
Группа кружковцев громко поет, обступив румяного усатого молодца, который стоит в позе Афродиты, выходящей из пены: «Мусье Трике, мусье Трике, шанте ву силь ву пле купле!»
Пока идет эта сцена, Василий Фомич бегает от пианистки к артистам и обратно. Он волнуется, размахивает руками, хватается за свои чуткие музыкальные уши.
Говорков, стоящий в углу сцены, смотрит на часы.
Пианистка играет вступление к куплетам Трике. Василий Фомич дирижирует. Румяный усатый молодец, страшно волнуясь, начинает петь: «О, как приятен этот день…»
Клава перед зеркалом. Это такая милая и хорошенькая девушка, что ее не могут испортить даже косметические ухищрения, которыми она занята.
Она щурит глаза и, передернув плечом, говорит воображаемому собеседнику:
— Вы с ума сошли!
Перед зеркалом — Альфред Тараканов. Он прихорашивается. Его комнатка наполнена автомобильными частями, которые использованы не по назначению. Автомобильный поршень служит здесь пепельницей, фара заменяет настольную лампу. А «дворник» для очистки ветрового стекла укреплен за окном. Он приводится в движение сложной системой рычагов.
Тараканов заканчивает свой туалет — изощренный туалет сердцееда и обольстителя.
Снова репетиция. Василий Фомич с проворством опытного балетмейстера показывает кружковцам па вальса. Потом хлопает в ладоши. Пианистка ударяет по клавишам. По сцене кружатся пары.
Василий Фомич показывает Говоркову, как должен вести себя ревнующий Ленский.
Говорков тоскливо смотрит на часы.
В танцевальном зале кружатся в фокстроте первые пары.
Клава, стоящая у стены, смотрит на часы.
Снова репетиция. Говорков стоит возле стула, на котором сидит девушка, исполняющая партию Ольги, и, поглядев на часы, начинает петь.
Говорков. «Все котильоны, все вальсы с Онегиным вы танцевали. Я приглашал вас, но был отвергнут…»
Девушка. «Ревнуешь ты напрасно. Мы так болтали с ним. Он очень мил».
Говорков. «Да-а-аже мил!..»
Девушка. «Из пустяков ты сердишься…»
Говорков. «Котильон со мной танцуешь ты?»
Онегин (появляясь из-за стула Ольги). «Не-э-эт, со мной! Не правда ль, слово вы мне дали?»
Девушка. «И сдержу я слово… Вот вам наказанье за ревность вашу…».
Говорков. «Ольга!..»
Девушка. «Ни за что…»
Ольга пускается в пляс с Онегиным.
Вместо того чтобы согласно замыслу автора либретто оперы Модеста Чайковского следить за ними ревнивым взором, Говорков смотрит на часы и нетерпеливо переминается с ноги на ногу.
Полярный бал.
Клава смотрит на часы. Она рассержена. К ней подходит Тараканов, и она, вздохнув, идет с ним тгшцевать.
Репетируют сцену ссоры.
Василий Фомич (хватаясь за голову). Ну кто так ревнует? Так на почте покупают марки! (Отталкивает Говоркова. Показывает. Поет.) «Пусть господин Онегин мне объяснит свои поступки…»
Говорков. «Пусть господин Онегин мне объяснит свои поступки… Он не желает этого? Тогда пусть примет он мой вызов…»