Страница 184 из 203
Говорков. Мы никогда не будем ссориться, правда?
Клава. Тебе не холодно?
Говорков. Я почему-то думал, что никогда не женюсь.
Клава. А разве ты хочешь на мне жениться?
Говорков. Как? Разве я тебе не сказал? Вот спою Ленского, и потом пойдем распишемся.
Клава. Какого Ленского? Где?
Говорков(скороговоркой). В «Евгении Онегине», в Государственном ордена Ленина академическом Большом театре.
Клава. Ты сумасшедший.
Говорков. Ничего я не сумасшедший. (Пауза.) Есть один старичок…
Посередине улицы Тараканов за руку ведет Василия Фомича. Они подходят к скверу. Тараканов указывает Василию Фомичу на Говоркова и Клаву, сидящих на скамейке.
Клава. Ну, посчитай сам. Ты никогда и четырехсот рублей не вырабатываешь. Да мои двести тридцать. Да твоя мама, да твоя сестра, да еще моей бабушке надо посылать в Подольск. Трудно прожить на такие деньги.
Говорков. Ты мне, Клава, скажи прямо: ты веришь, что я буду артистом?
Клава. Некоторые в гараже вырабатывают больше тысячи…
Говорков. Ну Клава, ну давай попробуем, подожди только три месяца. Спою Ленского у нас в клубе, и тогда все решится. Может, я действительно балда. Тогда я брошу думать о пении. И буду зарабатывать деньги. Ты, Клавочка, главное дело — не беспокойся, нас с тобой никто никогда не разлучит.
Произнося эти слова, Говорков делает широкий жест левой рукой.
Неожиданно из-за кадра протягивается рука Василия Фомича, хватает руку Говоркова и вытаскивает его из кадра.
Оцепеневшая Клава остается сидеть на скамейке.
Ей видно, как Василий Фомич уволакивает сопротивляющегося Говоркова. Говорков успевает крикнуть ей, показывая на часы:
— Ровно в десять встретимся на балу!
При выходе из сквера Василий Фомич и Говорков проходят мимо Тараканова. Он некоторое время смотрит им вслед, потом подкручивает усы и направляется в сторону Клавы.
Надпись: В КЛУБЕ ТРАНСПОРТНИКОВ.
Вместе с громкими звуками настраиваемых инструментов на экране возникает театральный зал, где есть настоящая сцена, настоящее углубление для оркестра, ряды настоящих театральных кресел и даже лира на суфлерской будке. Но только все здесь маленькое.
Разместившаяся в оркестре и зале публика представляет собой собрание немного странных, но чрезвычайно симпатичных людей. Среди них седоусые старики, молодые девушки, зрелые мужи и юнцы, не достигшие призывного возраста. Всех их объединяет музыка. Они играют, поют, настраивают инструменты, канифолят смычки, о чем-то спорят над партитурой; некоторые танцуют, разучивая па вальса.
На стене плакат:
РЕПЕТИЦИЯ «ЕВГЕНИЯ ОНЕГИНА»
СОСТОИТСЯ СЕГОДНЯ В 17 час.
ЯВКА ОБЯЗАТЕЛЬНА.
Онегин обходит всех присутствующих, показывая им очень древний и очень пышный лорнет.
Онегин. Семь рублей! Купил в комиссионном магазине. Красота?!
Подходит к зеркалу и начинает практиковаться в обращении с этим инструментом. На его лице нестерпимая важность. Лорнет он держит в кулаке.
Настенька подбегает к нему.
Настенька. Ну кто так держит? Вот как надо! (Показывает.) Отогни пальчик. (Отгибает Онегину мизинец.)
Онегин(восхищенно). Откуда она все знает?
Настенька. Знаю, и все! Какой должен быть Онегин? (Показывает, каким, по ее мнению, должен быть Онегин.)
Распахивается дверь, и в зале появляются Василий Фомич и Говорков. Все замолкают.
Василий Фомич молча тащит Говоркова через весь зал к фортепьяно. На лицах кружковцев — удивление и любопытство.
Василий Фомич(Говоркову, шепотом). Ну, что споем? «Я люблю вас, Ольга…»?
Говорков. Ей-богу, Василий Фомич… При публике… Я ведь никогда в жизни… Ведь в первый раз…
Василий Фомич (не слушая Говоркова, кружковцам, торжественно). Друзья мои! Вы присутствуете при рождении таланта! Вам говорит это старик Македонский! А старик Македонский когда-нибудь ошибался?
Почтительное молчание. Говорков, стыдясь, переминается с ноги на ногу.
Василий Фомич. Да, ошибался! Но это, друзья мои, ровно ничего не доказывает! Колумб тоже ошибался. Ехал в Индию, а приехал в Америку. Но Америка — это тоже неплохо? А?
Настенька(как первая ученица). В Южную Америку, Василий Фомич.
Онегин(всплескивает руками). Откуда она все знает?
Василий Фомич. Запомните этот день, друзья! (Играет интродукцию к арии «Я люблю вас, Ольга».)
Говорков тихо поет первую фразу.
Василий Фомич аккомпанирует, блаженно полузакрыв глаза. На лицах слушателей благоговение.
Внезапно раздается страшный грохот, подобный обвалу в горах. Все вздрагивают. И без того испуганный Говорков замолкает. Звуки горного обвала продолжаются, но сейчас уже можно разобрать, что с горы катятся тяжелые музыкальные инструменты — геликоны, барабаны, тарелки.
Василий Фомич сидит за роялем, по-прежнему полузакрыв глаза. Потом бьет кулаком по клавишам и вскакивает. Он в ярости.
Онегин. Давить таких надо!!! Мало им, что они нашего барабанщика украли!
Кружковцы, размахивая смычками и флейтами, предводительствуемые Василием Фомичом, подкрадываются к двери. Онегин пинком ноги распахивает ее.
В фойе клубного театра, на эстраде, под плакатом «Экономьте электроэнергию!» репетирует самодеятельный джаз-банд. Все джазкружковцы в своих обычных костюмах, кроме дирижера, одетого с пышностью гостиничного швейцара. На его молодой, простодушной физиономии устроены испанские бачки, которые, как видно, должны являться символом европейской цивилизации.
Джаз наяривает варварскую переработку той самой арии Ленского, которую только что пел Говорков.
По мере того как воинство Василия Фомича приближается к эстраде, джаз играет все тише.
Когда Василий Фомич подходит к самой эстраде, адская музыка замолкает и дирижер оборачивается.
Василий Фомич(проникновенно). У вас есть совесть?
Дирижер. Что значит — у меня есть совесть?
Василий Фомич. Почему вы не хотите репетировать в гимнастическом зале?
Дирижер. Почему — в гимнастическом зале?
Василий Фомич. Потому что вы нам мешаете!
Дирижер. Что значит — мы вам мешаем? А вы нам не мешаете?
Василий Фомич. Хорошая музыка, юноша, никогда никому не мешает.
Дирижер. Почему же вам мешает мой джаз?
Джазкружковцы одобрительно смеются.
Василий Фомич(визжит). Потому что у вас плохой джаз! И плохой вкус. Иначе бы вы не кромсали бессмертное творение Петра Ильича Чайковского… (Задыхается и прикладывает руку к сердцу.)
Теперь одобрительно галдят оперные кружковцы.
Дирижер. Что значит — кромсать Петра Ильича? Лучше сделать из него хороший танец, который будут танцевать широкие массы трудящихся, чем делать плохую оперу, которую никто не придет слушать!
Джазкружковцы берут реванш. Они надрываются от хохота.
Василий Фомич. Замолчите! Или… или…
Дирижер. Или что?
Онегин (вырывается вперед). Иль я убью вас!
Василий Фомич(рассудительно). Подождите, мы всегда успеем это сделать. Ему нужно разъяснить. (Лезет на эстраду и хватает дирижера за серебряный лацкан.) Дорогуша! Я же сам танцую. Джаз — это здоровое развлечение, и глупо против этого возражать. Но он не должен становиться на пути святого… святого… Вы слышите, юноша? Святого искусства!
Дирижер. Что значит — святого искусства? Что значит — становиться на пути?
Василий Фомич (ледяным голосом). А то значит, что вы при помощи подлых интриг забрали у нас единственного барабанщика. (Обращается к ударнику джаза.) Костя! Сейчас же на репетицию! Слышишь?