Шолохов. Незаконный

Михаил, набираясь опыта, участвовал в отцовских делах, а иной раз и вовсе выходил на работу ему в замену – если Александра Михайловича вновь одолевал недуг пьянства. Так, шаг за шагом выяснялось, что главным в шолоховской семье становился сын: неунывающий, упрямый, деятельный.

Он сдружился с бывшим царским офицером Григорием Яковлевичем Каргиным. В Гражданскую Каргин ничью сторону не принял и против Советской власти не воевал. Несколько раз его вызывали в Дончека – но он был чист. 16-летний, стремительно повзрослевший парень засиживался у Каргина за разговорами.

В том году за Шолоховым стали замечать одну черту: если казаки соберутся вспоминать быльё – он обязательно рядом: слушает, впитывает. Но если дело оборачивается гулянкой – уходит.

Много позже соседи предполагали, что он уже тогда делал для себя заметки. Нет, вряд ли. Просто было интересно. Ещё не знал, для чего пригодятся ему эти рассказы и разговоры. Говорили, конечно, не только о делах былых, но и неизбежно обсуждали ныне творящееся – в первую очередь Фомина. 1 июля под хутором Хопёрским его банда в очередной раз была окружена милицией. И снова Фомину удалось вырваться.

15 июля Фомин со своими людьми перешёл на правый берег Дона и пошёл на Каргинскую. Если оглянуться на действие романа, то Мелехова в это время в банде Фомина уже нет: а то получилось бы и вовсе внахлёст – Григорий Мелехов идёт на Каргинскую, где создавший Мелехова автор проживает с отцом-матерью.

Приближение отряда успели засечь: дружинники находились на колокольне, начали трезвонить, дали несколько сигнальных выстрелов. Заведующий заготконторой № 32 Александр Михайлович Шолохов и его помощник Василий Меньков бросились к Чиру. Переправились и спрятались там в камышах. Миши же в Каргинской в тот день не было.

Воспоминания местного жителя А. Я. Сивоволова: «Мы в это время были в Нижне-Яблоновском. Нас успели предупредить о налёте банды, удалось уйти балкой на Верхне-Яблоновский. Доезжаем уже до хутора Топкая Балка, а оттуда на двуколке выскакивает Михаил Шолохов. Оказывается, банда и на этот хутор налетела. Едва удалось нам на этот раз унести свои головы».

Вообразите ощущения 16-летнего парня, несущегося на двуколке, и поминутно оглядывающегося – есть ли погоня? В степи далеко не уйдёшь. Снесли бы голову ему, и всё.

В Каргинской фоминцы разгромили станичный исполком, в заготконторе пожгли все учётные документы, сбили, как ранее махновцы, замки с амбаров и хранилищ. Что могли забрать – забрали.

Существует свидетельство, будто в августе того же года в Каргинскую зашла уже другая, не фоминская банда. И в этот раз Шолохов тоже на двуколке возвращался домой, но встретившаяся ему соседка Акулина предупредила: «Там бандиты!» Возможно, перед нами аберрация памяти вспоминавших – случай с бандой Фомина в июле был сдвинут во времени на август, но вполне допустимо, что это две разные истории.

Документы гласят: 28 августа в районе хутора Малахова появилась банда некоего Сычёва: сто сабель при семи пулемётах. Всего же одномоментно с Фоминым и Сычёвым в округе бродило не менее восьми банд от 15 до 150 человек.

И вот совсем недавно переживший смертельную угрозу юный Шолохов попадает спустя полтора месяца ровно в ту же ситуацию и, ругаясь совсем уже по-взрослому – «…да что ж, мать вашу, это никак не кончится…», – мчится в соседний хутор за подмогой.

Всё это время Шолоховы жили на самом краешке бытия. Закрывались на все засовы, в доме держали оружие. Отец с такой жизни стремительно старел. Сын – стремительно взрослел.

Осенью 1921-го Шолоховы переехали: на нижнем краю станицы Каргинской дёшево купили запущенное казачье подворье. В доме том жила вдова с двумя малолетними девочками, но в тот год она умерла от тифа. Детей забрала соседка, продавшая Шолоховым жильё.

Голод 1921 года, самым беспощадным образом описанный в «Донских рассказах», семья Шолоховых пережила. Объяснение тому простое, и скрывать здесь нечего: всё-таки работали они при продуктах, складах и амбарах. Можно было считать это наградой за смертельный риск: в течение лета на Верхнем Дону повстанцами было разгромлено около половины сельских Советов и убито более ста советских работников.

Работа у Шолоховых была, как русская рулетка. День прожил – уже удача. Неделю – магарыч выставляй. Заниматься на Дону продразвёрсткой было опаснее, чем служить шерифом на самом диком Западе. Желающих на это даже из числа коммунистов было совсем мало. 2 сентября 1921 года окрисполком направил на продработу 95 человек: 75 из них – продагентами, остальных в исполком. По вызову явилось только 25 человек: к чёрту такую работу – лучше судите. В итоге все 70 пошли под суд, а те из них, что состояли в партии, были изгнаны из неё.

Помните, бухгалтера Загвоского, которого Шолохов-старший уговорами привлёк на работу в Каргинскую? Он успел получить из рук заведующего – Александра Михайловича Шолохова – удостоверение старшего бухгалтера заготконторы № 32 и 11 сентября отправился в Мешковскую за семьёй. 13 сентября Наполовский хутисполком сообщил в Каргинскую: «11 сего сентября, вечером, неизвестными вооружёнными кавалеристами был зарублен т. Загвоский».

Сюжеты «Донских рассказов» Шолохову не пришлось высматривать и подслушивать. Он посреди этих сюжетов жил – и выжил по случайности.

Шолоховский персонаж Фомин не оставлял надежд убить своего автора. Следующий налёт его банды на Каргинскую случился 17 сентября в полдень. У Фомина было сто бойцов, две тачанки с пулемётами.

К тому времени заместителем председателя исполкома Фёдора Чукарина был назначен прикомандированный Михаил Бредюк. По факту он и тащил на себе всю работу, сколотив из станичных комсомольцев боевую дружину.

В рапорте старшего инспектора Мироненко окрпродкомиссару честно сообщалось, что местная власть подход банды не заметила «и не успела боевую часть собрать для отражения». Советские работники сбежались к церкви, заняв оборону за церковной оградой. «Банда окружила станицу со всех сторон». – писал Мироненко. Бредюк принял командование.

Бой продолжался два часа. Фоминцы потеряли пять человек убитыми. «С нашей стороны погибли заведвоенотделом заготконторы Козырин и агроном», – констатировал Мироненко. Банда Фомина отошла на хутор Яблоновский.

Мироненко умолчал про несколько подробностей: в момент засады председатель Каргинского исполкома Фёдор Чукарин находился у молодой жалмерки. При звуках стрельбы он, на ходу натягивая штаны, сразу же побежал в сторону Чира, чтоб пересидеть напасть в терновнике.

Бредюк видел убегающего Чукарина. Хотел было застрелить его в спину, но пожалел патрона и поспешил к церкви.

Агронома, совсем молодого человека, только что устроившегося на работу, фоминцы нашли в одном из дворов, вывели на улицу и зарубили.

Андрея Ивановича Козырина разыскали в другом курене – он прятался в сундуке. Потащили на казнь и этого. Жена волочилась за ним следом, умоляя фоминцев не убивать мужа.

На улице Козырина поставили на колени, попросили приподнять подбородок, посмотреть на небо – и снесли одним ударом голову.

Жена, увидев это, упала в обморок. Так и лежала там, в грязи, рядом с обезглавленным мужем, плещущим во все стороны кровью.

Козырину было 29 лет.

Одновременно фоминские казаки наведались в курень к Чукарину, перерыли сундуки, забрали бинокль и френч. Красавица Катя Чукарина успела спрятаться, а то неизвестно ещё, чем бы всё закончилось.

Где конкретно находился в те часы Михаил Шолохов, свидетельств нет. Есть, однако, воспоминания, что он с местной дружиной часто дежурил на колокольне. Те часы он мог провести там, вполне себе предполагая скорую гибель от рук фоминцев.

В «Тихом Доне» есть детальное описание фоминских повстанцев: «Несколько человек терских и кубанских казаков в поношенных черкесках, двое калмыков станицы Великокняжеской, латыш в охотничьих, длинных, до бедер, сапогах и пятеро матросов-анархистов в полосатых тельняшках и выгоревших на солнце бушлатах…»