Шестой Дозор

Гесер молчал и буравил ведьму взглядом. Та старательно его игнорировала.

Ольга, сидящая в углу кабинета (она курила, выпуская дым в дорогой японский воздухоочиститель), пристально следила за Гесером. И Арина, бросив на Ольгу мимолетный взгляд, скромно сказала:

— Да перестань ты, Борис. Я давно тебя простила.

Гесер покраснел, как перед апоплексическим ударом, но смолчал.

Светлана просто сидела в сторонке, обнимая Надю. Она даже ничего не спрашивала, когда мы появились в кабинете Завулона, только привлекла к себе дочь и обняла. Может быть, они всё и так знали. Может быть, они всё видели, следили за нами. Мне это даже не было интересно.

— Я обещал Арине, что ей не причинят вреда, не ограничат ее свободу и не принудят к неприятным ей действиям, — сказал я. — Арина обещала рассказать нам все, что ей известно относительно Двуединого и Шестого Дозора.

— Мы тоже кое-что выяснили, — неохотно сказал Гесер. — Кое-что… Говори, Арина.

— Двуединый — чистильщик человеческой цивилизации, — сказала Арина. — Если точнее, то, когда человечество нарушает вековой баланс между добром и злом, Сумрак начинает страдать. Равновесие рушится, он пытается его восстановить. А поскольку Сумрак отражает моральное и нравственное состояние человечества, то склоняющийся ко злу Сумрак выбирает не самый добрый путь. Присылает Двуединого, который… очищает.

— Каким образом? — спросил Гесер.

— Наиболее простым, с точки зрения Сумрака, конечно. Двуединый уничтожает Иных. Всех или подавляющее большинство — полагаю, ему нет нужды вытаскивать каждого вампира из гроба или каждого оборотня из норы. В нормальной жизни мы, Иные, поддерживаем баланс Силы, утилизируем ее излишки. Это не дает людям возможности пользоваться магией, но зато и избавляет их от чересчур опасных игрушек.

— Если мы гибнем, люди убивают сами себя, — задумчиво сказал Гесер.

— Да. Остатки цивилизации упрощаются, баланс добра и зла при этом, как ни странно, восстанавливается.

— Что ж тут странного? — радостно воскликнул Завулон. — Треснуть соседа дубиной по голове, заставить его трудиться на твоем поле, а его жену — греть твою постель, это не зло. Это нормальное природное поведение. Целесообразность. Животные тоже вне добра и зла, когда волк загрызает зайчонка — он к нему неприязни не испытывает. Зло — это убедить соседа, что тот должен работать на твоем поле, отдать тебе свою жену и при этом восхвалять тебя.

— Спасибо, мы и так поняли, — сказал ему Гесер ледяным тоном.

— Двуединый был первым порождением Сумрака, первым исполнителем его воли, — продолжала Арина. — Он заключил самый первый, самый давний завет Сумрака и Иных. Мы, Иные, поддерживаем равновесие добра и зла. Обеспечиваем Сумраку спокойное и комфортное существование. Но если зло пересиливает — Двуединый приходит и заставляет платить по счетам. И сейчас это время подошло.

— А если пересиливает добро? — тихо спросила Надя.

— К сожалению, девочка, такого не случалось, — ответила Арина. Как мне показалось — с состраданием ответила. — Во всяком случае, в глобальном масштабе такого не было. Хотя мы, конечно, пытались. Во все времена. Придумывали религии, моральные нормы, новые формы общественного договора…

— Коммунизм все-таки был глупой идеей, — сказал Завулон нарочито тихо. Видимо, чтобы не затевать ненужный спор.

— Уверена, что время пришло? — спросил Гесер Арину, игнорируя Завулона. — Хотя что я спрашиваю… он бы иначе не явился… Почему ты про это знаешь? Почему не знаем мы? Почему пусты архивы Инквизиции, кто вычистил само упоминание о Шестом Дозоре и Двуедином?

— Ты действительно не понимаешь, Гесер? — спросила Арина. — Правда-правда?

Ольга резким движением загасила сигарету, встала.

— Мы сами это все вычистили. Верно, ведьма?

— Конечно, — сказала Арина. — Это была тайна, разумеется, но был Дозор Шести, который ее хранил, были документы в архивах. И Высшие знали. Вы с Завулоном в том числе.

— Я понял это путем логических рассуждений! — неожиданно встрял Завулон. — Если существует информация, которую я обязан знать, но я ее не знаю, то возможно лишь одно — я сам заставил себя все забыть. На меня не могли повлиять извне! Отбрасываем невозможное, и невероятное становится правдой.

— Спасибо, мы ценим твое мнение, — сказал Гесер. — Когда это произошло? Кто участвовал?

— Шестой Дозор в полном составе. И все Высшие Иные посвящены в тему.

— Зачем? — спросил Гесер.

— Это был тысяча девятьсот четырнадцатый год, — просто сказала Арина. — Сто лет назад. Вы начали эксперимент — с мировой войной, с революцией в России. Как известно, экспериментатор влияет на результат эксперимента, если знает о его сути. Вы хотели повернуть человечество к добру и боялись, что знание о Двуедином помешает вам делать то… то, что требуется.

— Мы? — возмутился Гесер. — Кто это — мы? Я? Завулон?

— Ты и Завулон в том числе. Вообще-то участвовали все Великие, но вы с Завулоном настояли на том, что полем эксперимента будет Россия. В последний момент, между прочим! Франция лидировала, Германия и Британия наступали на пятки. Только Соединенные государства Северной Америки отвалились сразу — их прошлый эксперимент, с войной за независимость, был сочтен неудачным. Но вы настояли на России как объекте эксперимента.

— Патриотизм, значит, проявили… — крякнул Гесер.

— Ну, как сказать… — с иронией произнесла Арина. — Вообще-то ты сказал: «Страна дикая, ее не так жалко».

Завулон захохотал. Громко хлопнул ладонями по столу.

— Это прекрасно, Гесер! Это чудесно! Это так… так по-светлому!

— А ты… — начала Арина.

— Стоп! Я не желаю знать! — воскликнул Завулон. — Это к делу не относится, и я не желаю ничего знать.

— Как скажешь, — миролюбиво согласилась Арина. — Мы все вычистили. Все данные из архивов. Все записи в летописях. Остались только ошметки вампирских легенд, упоминания во второстепенных, забытых всеми документах. А потом мы стерли себе память. Очень основательно к этому подошли.

— Почему же ты помнишь? — спросил Гесер.

— У меня изначально особое мнение было, — сказала Арина. — Чуяла я, к добру эти эксперименты не приведут. Ни с войной мировой, ни с революцией коммунистической. Нельзя так природу человеческую нагибать. И нельзя из зла добро делать. Ни у кого это не выйдет.

— Но ты помнишь! — повторил Гесер.