Страница 13 из 98
— Да. — Светлана сразу напряглась, почувствовав мой тон.
— Не может быть. Паритет нарушен. Либо двое наших, либо один Темный.
— Они могли засчитать Инквизитора… как Светлого… — растерянно сказала Светлана. Она сама себя сейчас уговаривала, ей ведь надо было и самой сразу понять, что такой расклад невозможен. Но Светлый-Инквизитор сбил ее с толку. Она приплюсовала его «на нашу» сторону и успокоилась.
— Про Инквизитора никто не знал, — сказал я, захлопывая холодильник и глядя Светлане в глаза. — Его только Надя чувствовала. Я — нет. И Дозоры про него не знали. Надя говорила про одного Светлого и одного Темного…
Через секунду мы уже были в подъезде и бежали вниз по лестнице. Пожалуй, можно было не спешить — если ничего не произошло за четыре часа, то уже ничего скорее всего не случится. Но мы бежали. Провешивать портал было бы дольше, даже в машину садиться и ехать — дольше. В Сумраке школа изолирована, и на открытие прохода тоже уйдет немало времени. Бежать через дворы — две минуты.
И мы бежали, зная, что либо можно не спешить вообще, либо мы уже давно опоздали.
Бегущий человек в современном городе — нечастый гость. Плестись вдоль витрин — часто. Идти быстрым шагом — всегда. А вот бежать… Для этого есть две ситуации: короткий спринт к остановке в надежде поймать уходящий автобус и ежедневный спурт сторонника здорового образа жизни — где-нибудь в парке или рядом с ним, заткнув уши затычками плеера и натянув спортивную форму.
Человек, который бежит не к остановке и не в спортивной форме, вызывает невольное подозрение. От кого он убегает? За кем гонится? Быть может, это вор-домушник, которого спугнула сигнализация? Или насильник, напавший на женщину в лифте? Гражданам ужасно хочется присоединиться к погоне, поучаствовать в самом древнем человеческом развлечении!
Но нет криков «Держи вора!» или «Хватай злодея!». Бегут мужчина и женщина, одеты неспортивно, но вид такой, будто рады будут кому-то засветить в глаз.
И эгоизм городской жизни побеждает. Граждане отводят глаза — бегут и бегут, значит, так и надо. Только морозостойкие бабушки, гуляющие с внуками или коченеющие на скамейках, украдкой тянутся за подаренными внуками телефонами — чтобы запечатлеть бегущих на мутный фотоснимок. А вдруг придут полицаи, начнут спрашивать, кто свидетель? А тут уже и фоточка есть! Пока в России есть бабушки — ни один вор не может чувствовать себя спокойно.
На нас смотрели с живейшим интересом. Кто-то из числа то ли самых любопытных, то ли отзывчивых окликнул: «Что стряслось?» Мы не ответили, нас не задерживали. Мы пронеслись через три двора и выбежали к ограде школы.
Ну да, три. Надя была права, а я — нет. Но это были большие дворы, особенно третий, так что я имел полное право сказать «до школы четыре двора».
Возле ограды мы не сговариваясь остановились. Переглянулись.
— Вроде все тихо, — сказал я. Посмотрел сквозь Сумрак — в здании школы желтели и зеленели туманные пятна аур. Школьники, ничем не напуганные, не раненые. На первом слое Сумрака, как положено, школа густо заросла синим мхом, растением-паразитом, единственным представителем флоры и фауны сумеречного мира.
Светлана тоже расслабилась. Мы улыбаясь смотрели друг на друга. А потом вновь повернулись к школе.
— Слишком тихо, — сказала Светлана.
Школа — это ведь не только первоклассницы с белыми бантами, чтение стишков на линейке и лес рук от рвущихся отвечать детишек.
Это еще двойки, это обидные прозвища, это нагоняй от директора и запись в дневнике красными чернилами, это несчастная любовь и зуботычина от хулигана, это проигрыш в волейбол и украденный смартфон.
Это очень, очень, очень много эмоций! Это кипящий котел, из которого плещет Сила. Потому школы и обрастают синим мхом, он жрет человеческие эмоции. И не бывает у детей в школе таких вот одинаково умиротворенных аур.
— Пошли, — сказала Светлана. Как-то странно повела левой рукой — и я заметил, как в воздухе засверкали крошечные быстрые искорки, образуя невидимый бесплотный овал. Какая-то локальная защита, что-то вроде Щита Мага, но активированного заранее, в «ждущем режиме». Мелькнула мимолетная мысль, что надо будет выяснить, как она это делает.
— Гесер… — позвал я, двигаясь вслед за Светланой. Мы даже не обсуждали, надо ли вызывать подмогу и кто будет это делать. — Гесер…
Я добавил в голос чуть больше Силы.
«Антон?»
— ЧП в школе у Нади.
«Код?» — В критической ситуации шеф не тратит времени зря.
Я хотел ответить «шесть», что означает «критическая ситуация в месте большого скопления людей, возможны жертвы», но тут Светлана остановилась и взяла меня за руку.
— Два, — сказал я. — Два — Серый.
Двойка — это критическая ситуация в месте большого скопления людей с доказанными жертвами. Серый — погибший принадлежал к Инквизиции.
Он лежал между огороженной металлической сеткой спортивной площадкой и главным входом в школьное здание. Судя по позе — он бежал к школе… Совсем молодой на вид парень с угасающей аурой Светлого Иного (и в этот раз я действительно уловил тот оттенок, который Света называла пыльным — будто общий светлый тон был припорошен темными крапинками). Уровень, конечно, уже был смазан, но не меньше третьего, ближе ко второму.
А еще парень был окончательно и бесповоротно мертв. Причем убили его так странно, что мне не приходилось о таком даже слышать.
Левая половина тела у Инквизитора была обуглена. Одежда частично сгорела, частично превратилась в ломкие черные хлопья. Ветер милосердно дул с нашей стороны, но даже сквозь него пробивался тошнотворный запах жареного мяса.
Правая половина тела у Инквизитора была заморожена. Точнее, проморожена — когда он упал, у него откололась рука в локте. Лед еще покрывал тело тонкой коркой, только на отколовшейся руке растаял, и она лежала в красной луже.
Я моргнул и послал Гесеру мысленный образ убитого Инквизитора. Шеф выругался. Очень грязно и витиевато. Нет, я не сомневался, что он знает русский досконально. Но это было очень затейливо. Но все-таки недостаточно по сравнению с тем, что мы видели.
«Ждите, — приказал Гесер. — На рожон не лезть. В здание не входить!»
Полагаю, он даже не надеялся, что мы его послушаем, но все-таки сказал то, что считал нужным.
— Гесер, какого уровня он был? — спросил я, отводя взгляд от мертвого тела.