Какая удача

Я доехал до конца Агрикалчер-стрит, оказавшись на Карлтон-стрит. Я останавливаюсь подумать. Стегеман Колизей всего в нескольких кварталах слева от меня. Может, там есть охрана или еще что? Полиция? Ближайший полицейский участок аж в центре города, что не так уж далеко, но добираться туда особенно опасно, когда вокруг кромешная темнота. Ближайшая больница еще дальше участка. Я снова набираю Трэвиса. Ничего.

Я сижу на месте еще секунду. Возможность замедлиться впервые с момента пробуждения позволило мне оценить мое текущее физическое состояние. Мое дыхание короткое и хрипящее, гренки у меня в груди рассыпались на еще более мелкие кусочки и теперь свободно и опасно плавают там, и хорошо, что темно, потому что я практически уверен, что останки моей пижамы пропитаны кровью.

Посмотрите на меня. Посмотрите на меня, мистера Крепыша, мистера Я Сам Справлюсь, мистера Не Волнуйся, Мам, Я Хочу, Чтобы Ты Пожила Своей Жизнью, Не Ухаживая За Мной, Мы С Мистером Трэвисом Будем В Порядке. Посмотрите на меня сейчас. Середина ночи, Терри, возможно, убит у меня дома, я один посреди улицы, рискующий перестать дышать в любой момент, что может даже не иметь значения, потому что у меня, похоже, сломаны ребра и трещина в черепе. Даже если я выживу, эти раны никогда не заживут.

Это серьезно. Я висел на волоске еще до того, как ко мне домой вломился псих и избил меня до полусмерти. Ты готовишься к тому, что может произойти, что произойдет. Тебя учат ценить каждое мгновение с самого юного возраста, потому что жизнь коротка, но для тебя она необычно коротка. Тебе нужно упиваться ею вовсю, наслаждаться, потому что у тебя ее заберут раньше, чем у других. Поэтому ты должен быть готов. Тебе нужно это принять.

Но теперь, в мгновение истины, наконец-то, в худшую возможную секунду, я понимаю, что не готов. Я не знаю, пришло ли время или нет. Я не знаю, сколько мне осталось. Но теперь, глядя смерти прямо в лицо, я не буду себя обманывать: я не готов. Я хочу жить дальше. Я хочу прожить долгое время. Я хочу увидеть, получится ли у Трэвиса с его девушкой, или он все похерит. Я хочу увидеть, сможет ли Марджани вырваться из этого бесконечного цикла неустанного труда, и, может, как-то помочь ей с этим. Я хочу однажды выиграть у Тодда в этой чертовой игре. Я хочу увидеть фотографии детей Ким, если они у нее когда-то будут, они будут такими милыми. Я хочу увидеть, кто победит на следующих выборах (кажется). Я хочу увидеть, выиграет ли Джорджия национальный чемпионат. Я хочу узнать, что стало с Д. Б. Купером. Я хочу увидеть, получит ли Гленн Клоуз Оскар.

Я хочу увидеть мою маму. Я хочу увидеть мою маму. Я хочу жить. Я хочу остаться здесь.

Я никогда не хотел всего этого больше, чем сейчас. Ты никогда не будешь готов. Как можно быть готовым к такому?

Я жив. Едва. Но жив.

Больница. Вот куда мне нужно. Все, что случится дальше, должно начаться там. Я не могу делать ничего, пока не позабочусь о себе. Кислородную маску нужно сперва надеть на себя, а потом – на других. Мне нужно сделать так же.

Я сворачиваю на Карлтон. Если я смогу добраться до Лампкин, я поверну на Бакстер и доберусь до приемной Святой Марии. Я был там всего пару дней назад. Если я доберусь туда, мы разберемся и с остальным.

Это план.

Я приближаюсь к Стегеман, хорошо разогнавшись по тротуару, когда я слышу клаксон.

Кончено же, это Джонатан. Он в «Камаро». Я быстрый, но не быстрее «Камаро». Он притормаживает, чтобы ехать вровень со мной. Утро прохладное и безветренное. Он улыбается. Он кажется счастливым. Прямо сияет. Он выглядит так, будто он наконец-то понял, кто он.

– Эй, приятель, – говорит он. – Тебя подвезти?

Затем он ускоряется и выезжает передо мной на тротуар. Почему в это время на улице нет никого? Я дергаю рычаг, тормозя, и даю задний ход. Джонатан выскакивает из машины и бросается ко мне. Я на полной скорости отъезжаю назад, мои щеки хлопают и подрагивают, сердце разгоняет кусочки ребер по всей грудной клетке.

А затем я врезаюсь прямиком в дорожный знак, сильно. Креслу очень нужна вспомогательная камера.

Мое кресло переворачивается набок, и я приземляюсь на асфальт Карлтон-стрит. Раздается хруст, и когда я открываю глаза, два зуба лежат передо мной на земле. Маленькая часть меня теперь ушла, отделилась, став просто двумя кусочками мусора на асфальте. Я смотрю на них. Они больше, чем я думал. Мы неплохо провели время, парни.

Ко мне приближаются ботинки Джонатана. Подсвеченный фонарями, он похож на пришельца, искаженный тенями и огромный, бесконечный. Он пришел забрать инопланетянина домой.

– Ты упорный парень, Дэниел, нужно отдать тебе должное, – говорит Джонатан, снова наклоняясь, прямо посреди Карлтон-стрит, чтобы посмотреть мне в глаза. Его лицо обрамлено кровью, чьей-то, может, его, может, Терри, может, моей, словно он пытался вытереть всё, но поспешил и в основном только очистил глаза.

– Знаешь, что дико, чувак? – его брови заползли на самый верх лба. Он выглядит так, будто собирается откусить голову у летучей мыши. Он шипит мне в ухо: – Я не знал, что сделаю, оказавшись там. Знаешь, я до этого момента ни разу в жизни никого не бил. Я не знал, что мне так сильно… понравится. Мне так понравилось! Сразу понимаешь, почему люди всегда друг друга бьют. – он прерывается. – Мне жаль, что мне пришлось это сделать с тобой. Правда. Но оказывается, ты понимаешь не больше остальных. Не уверен, что когда-либо понимал.

Он опирается локтем на перевернутое перед моим лицом колесо кресла.

– Внушительное у тебя кресло. Я впечатлен.

Он берет мою левую руку в свою.

– Надо сказать, это поразительно, сколько всего может делать кресло, – говорит он, и его лицо искажает ухмылка. – И все это контролирует этот маленький рычаг, да?

Он обхватывает его правой рукой и дергает, как игровой джойстик. Он посмеивается. – Врум, врум.

Потом он смотрит мне в глаза.

– И нужны лишь эти маленькие пальчики, чтобы ехать так быстро. Чего только не могут технологии?

А затем он сжимает кулак и я снова кричу. Это пока самый громкий мой вопль. Может, во мне осталось больше сил, чем я думал.

– Наверное, теперь будет намного сложнее водить, – говорит он.

Если бы я родился на десять лет позже, у меня были бы хорошие шансы на выживание. Вы бы не поверили, как они продвинулись с СМА только за последние десять лет. Смертельный приговор, с которым столкнулась моя мать, узнав, что улыбающийся, подпрыгивающий младенец скорее всего не доживет до двадцати лет, больше не ожидает современных родителей. Помните челлендж с обливанием ледяной водой? Мы о нем говорили. Когда миллионы людей по всей планете обливались ледяной водой с ног до головы и публиковали это в соцсетях? Даже президент это делал!

Я знаю, мемы – это глупость и пустая трата времени, но стоит заметить, что этот глупый мем действительно принес пользу. Этот челлендж был в поддержку БАС или болезни Лу Герига. Как мы установили, СМА это вроде как БАС для детей; в 2012 году обнаружили, что между ними даже есть генетическая связь на молекулярном уровне. Что значит, большая часть тех денег и внимания, которые получил БАС из-за челенджа с обливанием ледяной водой в 2014-м, 155 миллионов долларов за восемь недель, также помогли бороться с СМА. Поэтому с 2014-го в лечении СМА было множество прорывов, особенно среди детей. В последние несколько лет они разработали лекарство под названием «Спинраза», и оно изменило всю игру. Ну, знаете, ту где мои родители узнали, что я не могу переворачиваться или держаться на ногах, отвели меня к доктору, а доктор сказал: «Да, у него эта болезнь, о которой вы раньше не слышали, и он никогда не сможет ходить, и она убьет его еще в подростковом возрасте. А теперь распишитесь вот здесь». Да, я вам об этом рассказывал.

А теперь детям можно давать «Спинразу», просто вкалывая ее прямо в их спинномозговую жидкость. (Просто.) В некоторых клинических испытаниях это лекарство вообще остановило болезнь, и у большинства детей моторные функции улучшились в течение нескольких месяцев. Есть и побочные эффекты, в основном проблемы с дыханием (с нами всегда так), и никто точно не знает, какими будут долгосрочные последствия. Но сложно придумать долгосрочное последствие хуже, чем «смерть до двадцати». Теперь у детей есть надежда. Их родителям не говорят, что либо повезет, либо нет. Они получают абсолютный минимум: шанс.