Страница 143 из 172
Однако уже вечером 12 декабря 1981 года на всей территории Польши была отключена вся телефонная связь, а в полночь 13 декабря во все польские города вступили армейские части. Ранним утром по польскому телевидению выступил сам В. Ярузельский, который объявил гражданам страны о введении военного положения для того, чтобы «связать руки авантюристам, прежде чем они столкнут Отчизну в пучину братоубийственной войны». Он объявил, что с этого дня вся полнота власти переходит к Военному совету национального спасения (ВСНС) в составе 23 человек. Его председателем стал сам Войцех Ярузельский, а членами — начальник Генерального штаба генерал армии Флориан Сивицкий, министр внутренних дел генерал брони Чеслав Кищак, заместители министра национальной обороны генералы брони Эугениуш Молчик, Збигнев Новак и Тадеуш Тучапский, начальник Главпура генерал дивизии Юзеф Барыла, главком ВМС адмирал Людвик Янчишин, главком ВВС генерал дивизии Тадеуш Крепский, главком ПВО генерал брони Лонгин Лозовицкий, командующие Варшавским, Силезским и Поморским ВО генерал брони Влодзимеж Олива и генералы дивизии Генрик Рапацевич и Юзеф Ужицкий, министр горнорудной промышленности и энергетики генерал дивизии Чеслав Пиотровский, министр администрации и экономики генерал дивизии Тадеуш Хупаловский и другие[1137].
Чисто формально в состав ВСНС не был введен ни один видный партийный функционер, но де-факто в его работе принимали активное участие четыре члена Политбюро ЦК ПОРП: секретарь ЦК по силовым структурам Мирослав Милевский, секретарь ЦК по идеологии Мариан Ожеховский, вице-премьер Мечислав Раковский и министр иностранных дел Стефан Ольшовский. Между тем в исторической науке и публицистике до сих пор не прекращается спор, кто реально принимал все важнейшие решения. По одним оценкам, это был «триумвират» в составе В. Ярузельского, Ф. Сивицкого и Ч. Кищака, а по иным — это была «Директория», в которую, помимо вышеназванных персон, входили еще и четыре члена Политбюро: М. Милевский, М. Раковский, С. Ольшовский и К. Барциковский.
Между тем еще накануне введения военного положения органы МВД под руководством первого заместителя министра Богуслава Стахуры, нового главы Службы безопасности Владислава Частони и его заместителя Генрика Данковского начали аресты всех активистов «Солидарности», Конфедерации независимой Польши, Польской социалистической партии труда и остальных оппозиционных организаций. В первые же дни военного положения были арестованы и направлены в центры интернирования более 3 тыс. активистов, включая Леха Валенсу, Анджея Гвязду, Мариана Юрчика, Яна Рулевского, Северина Яворского, Анджея Розплоховского, Яцека Куроня, Адама Михника и других. Причем надо заметить, что, вопреки всевозможным байкам, все эти центры располагались в комфортабельных пансионатах и домах отдыха МВД с очень приличным питанием и добротными условиями проведения досуга. А главного «оппозиционера» Л. Валенсу вообще поселили на правительственной вилле, где в свое время под домашним арестом содержался В. Гомулка. Кроме оппозиционных активистов, были также интернированы и ряд видных членов прежнего партийно-государственного руководства в количестве 37 человек, на которых военные власти возложили ответственность за кризисную ситуацию в стране. Среди этих «счастливчиков» оказались бывший Первый секретарь ЦК ПОРП Эдвард Герек, бывшие премьер-министры Петр Ярошевич и Эдвард Бабюх, бывшие вице-премьеры Тадеуш Вжащик, Францишек Каим и Тадеуш Пыка, бывший секретарь ЦК Ежи Лукошевич и другие.
Военное положение, введенное в стране, означало не только введение привычного комендантского часа, но и милитаризацию промышленности. На все предприятия угледобычи, металлургии, машиностроения, судостроения, транспорта и энергетики были направлены военные комиссары, а рабочие и инженерно-технический персонал всех стратегических отраслей объявлялись призванными на военную службу и отныне за любые нарушения трудовой дисциплины подвергались наказаниям по войсковым уставам. Все забастовки были запрещены, а независимые профсоюзы распущены.
На следующий день А. А. Громыко и секретарь ЦК К. В. Русаков направили в Политбюро ЦК проект заявления ТАСС о введении военного положения в Польше, которое надо было согласовать с В. Ярузельским. Судя по дневнику Л. И. Брежнева, он лично переговорил с ним по этому вопросу, и 15 декабря заявление было опубликовано[1138]. Спустя два месяца, 16 февраля 1982 года, Л. И. Брежнев по тому же телефону лично обсудил с В. Ярузельским вопрос о его официальном визите в Москву. А уже 1–2 марта он принимал польского лидера в советской столице, где вместе с Н. А. Тихоновым, Д. Ф. Устиновым и А. А. Громыко провел переговоры по всему комплексу межгосударственных и международных проблем[1139].
11. Крах «разрядки» и «вторая холодная война» в начале 1980-х годов
Как уверяют ряд историков (А. Д. Богатуров, В. В. Аверков), в начале 1980-х годов очередной конфликт двух сверхдержав определялся соперничеством за глобальное лидерство в мире[1140]. Москва, как и Вашингтон, стремилась к установлению преобладающего влияния на международные дела, и, сознавая это, властные элиты обеих держав всячески старались приписать сопернику самые зловещие намерения, чтобы отвлечь внимание от проявлений своего экспансионизма. Причем, если в 1970-х годах Вашингтон в международных делах проявлял относительную сдержанность, то уже к началу 1980-х годов пораженческий «вьетнамский синдром» начал заметно ослабевать, и новые лидеры США стали стремительно возвращаться к традиционным методам утверждения своего мирового господства. В свою очередь советские лидеры, уже давно отказавшись от прежней концепции «мировой революции», также довольно крепко встали на позиции двух новых доктрин — «социалистического интернационализма» и «солидарности с борьбой народов за свое социальное и национальное освобождение», — которые позволяли теоретически обосновать возможность вмешательства Москвы в любой региональный конфликт, где либо наблюдалась прямая угроза единству социалистического лагеря, либо намечались какие-то признаки освободительных движений, межэтнических и социальных конфликтов. При этом новые партийные идеологи, прежде всего М. А. Суслов и Б. Н. Пономарев, отбросив давнюю доктрину «саморазрушения капитализма из-за внутренних противоречий и обострения классовой борьбы», переключились на «периферийную стратегию ограничения капитализма во всех окраинных регионах мира». Что касается идеологии внешней политики США, то в те годы она все больше стала приобретать характер «либерального экспансионизма». Чисто терминологически американские политики все еще оставались в рамках прежних постулатов о «защите свободы, демократии и американских ценностей» от любых «посягательств коммунистов», однако в реальности это означало фронтальное противостояние советскому влиянию по всем окраинным зонам международной системы. Теперь все американские стратеги стали трактовать «защиту интересов свободы и демократии» только в терминах «передовое базирование», «превентивная стратегия» и «активная оборона», что позволяло им с легкостью обосновать необходимость своего вмешательства в любой конфликт в любом регионе мира.
Ряд самых влиятельных членов высшего советского руководства, прежде всего министр обороны Д. Ф. Устинов и стоящий за ним мощнейший военно-промышленный комплекс, пытались отстоять лидерские позиции Москвы путем опоры на экстенсивное наращивание силового потенциала и создание новых видов вооружений, поглощавших огромные финансовые ресурсы. И это при том, что в стране уже был создан колоссальный потенциал вооружений, многократно перекрывавший реальные потребности устрашения Вашингтона. Достаточно сказать, что, по оценкам авторитетных экспертов (Г. М. Корниенко, Ю. Д. Маслюков, А. В. Минаев, Р. А. Белоусов[1141]), к концу 1980 года огромный ядерный арсенал Советского Союза в виде атомных бомб, ракетных ядерных боеголовок и артиллерийских снарядов составлял 30062 заряда, в то время как у США таких зарядов было только 23916 штук. При этом финансирование гражданских отраслей серьезно отставало от военных, что реально затрудняло обновление технологической базы уже серьезно устаревшего промышленного комплекса страны. На такую уязвимость советской экономики указывали даже многие военные, в том числе начальник Генштаба маршал Н. В. Огарков и его первый заместитель генерал армии В. И. Варенников[1142]. Однако в условиях монопольного положения маршала Д. Ф. Устинова во всей системе советского ВПК, которого всегда и во всем поддерживал Л. И. Брежнев, многие годы как секретарь ЦК сам курировавший оборонку, все разумные доводы части высшего генералитета об асимметричном ответе на очередной виток гонки вооружений тонули в хоре традиционных идеологических клише. При этом США стремились вырваться на позиции мирового лидера иным путем. Они сделали основную ставку на технологическое превосходство и на изматывание главного противника гонкой вооружений и неуклонным ростом его военных расходов. Конечно, Вашингтон не отказывался от наращивания собственных вооружений, однако, обладая более мощной экономической базой, он мог себе позволить более гибкое распределение бюджетных средств между военными и гражданскими сферами своей экономики.
1137
Накаряков В.Н. Диверсии против Польши. М., 1985; Лыкошина Л.С. На пути от социализма к демократии (80-е годы XX — начало XXI в.) // Польша в XX веке: очерки политической истории. М., 2012.
1138
Брежнев Л.И. Рабочие и дневниковые записи. 1964–1982 гг. Т. 1. М., 2016.
1139
Брежнев Л.И. Рабочие и дневниковые записи. 1964–1982 гг. Т. 1. М., 2016.
1140
Богатуров А.Д., Аверков В.В. История международных отношений. 1945–2008. М., 2010.
1141
Советская военная мощь: От Сталина до Горбачева. М., 1999; Белоусов Р.А. Экономическая история России: XX век. Кн. 5. Драматический кризис в конце столетия. М., 2006.
1142
Варенников В.И. Неповторимое. Кн. 5. М., 2001.