Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 23



Кирби повернул голову вбок, зажал нос между большим и указательным пальцами, сморкнулся сгустком желтых соплей в траву и вытер пальцы о колено джинсов. Он провел взглядом по полям. Не могу, Лестер, сказал он.

Баллард слегка повернулся, чтобы понять, на что он смотрит, но там не было ничего, кроме тех же самых гор. Он переступил с ноги на ногу и полез в карман. Хочешь, поменяемся? — спросил он.

Может быть. Что у тебя?

Перочинный нож.

Давай поглядим.

Баллард открыл нож и бросил его Кирби. Он воткнулся в землю рядом с его ботинком. Кирби посмотрел на него с минуту, а затем протянул руку, взял его, вытер лезвие о колено и посмотрел на выгравированное на нём имя. Закрыл его, снова открыл и срезал тонкий лоскут кожи с подошвы ботинка. Ладно, сказал он.

Он встал, сунул нож в карман и перешел дорогу в направлении ручья.

Баллард смотрел, как он ходит по краю поля, пиная кусты жимолости. Раз или два он оглянулся. Баллард рассматривал синие холмы.

Через некоторое время Кирби вернулся, но виски у него не было. Он вернул Балларду его нож. Не могу найти, — сказал он.

Не можешь найти?

Нет.

Ну ты, блядь, даешь.

Попозже еще поищу. Кажется, я был бухой, когда прятал его.

А где ты его прятал-то?

Я не знаю. Думал, что смогу сразу найти, но его там нет, где я думал.

Ну, черт возьми.



Если не найду, достану еще.

Баллард сунул нож в карман, повернулся и пошел обратно по дороге.

ВСЁ, ЧТО ОСТАЛОСЬ ОТ пристройки, это лишь несколько кусков размякших досок, облепленных зелёным мхом, валявшихся в неглубокой яме, где сорняки проросли огромными мутантами. Баллард прошел мимо и зашел за амбар, где вытоптал поляну среди зарослей дурмана и паслена, присел на корточки и стал срать. Посреди жарких и пыльных папоротников пела птица. Потом улетела. Он подтерся палкой, встал и натянул брюки. Зеленые мухи уже ползали по его темному комковатому калу. Он застегнул брюки и вернулся в дом.

В этом доме было две комнаты. В каждой комнате по два окна. Сзади виднелась сплошная стена сорняков, достававшая до карниза. Спереди было крыльцо и еще больше сорняков. С расстояния в четверть мили, проходящие по дороге путники могли увидеть крышу, покрытую серой дранкой и трубу дымохода, больше ничего. Баллард протоптал тропинку через сорняки к задней двери. В углу крыльца висело осиное гнездо и он сбил его. Осы вылезали одна за другой и улетали. Баллард вошел внутрь и начал подметать пол куском картона. Он подмел старые газеты, вымел засохший помет лис и опоссумов, вымел куски грязи кирпичного цвета, упавшие с дощатого потолка вместе с черными оболочками куколок. Он закрыл окно. Остаток стекла беззвучно отвалился от пересохшей створки и упал ему в руки. Он поставил его на подоконник.

В очаге лежала куча кирпичей, засохший глиняный раствор и половина железной подставки для поленьев. Он выкинул кирпичи, подмел глину и, опустившись на четвереньки, повернул шею, чтобы заглянуть в дымоход. В пятне ржавого света висел паук. Зловонный запах земли и старого древесного дыма. Он скомкал газеты, положил их в очаг и зажег. Они медленно разгорались. Маленькие языки пламени вспыхивали и прожигали себе путь на сгибах и краях. Бумага почернела, свернулась и задрожала, а паук спустился по путине и улегся на покрытый золой пол очага.

Ближе к вечеру тощий заляпанный матрац пытался протиснуться через заросли к хижине. Он лежал на шее и плечах Лестера Балларда, чьи глухие проклятия в адрес шиповника и ежевики никто не мог услышать.

Добравшись до хижины, он сбросил матрац на пол. Из-под него вырвалась струйка пыли, прокатилась по выгнутым половицам и опустилась. Баллард поднял перед своей рубашки и вытер пот с лица и головы. Он выглядел так, словно был малость не в себе.

Когда стемнело, все, что составляло его скарб, было разложено в пустой комнате. Он зажег лампу и поставил ее посреди пола, а сам сидел перед ней, скрестив ноги. Над лампой он держал вешалку, на которую были нанизаны нарезанные картофелины. Когда они стали почти черными, он ножом снял их с проволоки на тарелку, проткнул одну, подул на нее и откусил. Он сидел с открытым ртом, вдыхая и выдыхая воздух, прижавши кусок к нижним зубам. Он жевал картошку и проклинал ее за то, что она была слишком горячей. На вкус она напоминала каменный уголь, а в середине была сырой.

Поев, он скрутил себе сигарету, прикурил от дрожащего конуса газовой лампы и сидел, втягивая дым, выпуская его из губ, из ноздрей, лениво стряхивая пепел мизинцем в манжету брюк. Он разложил газеты, которые собрал, и забормотал над ними. Движения его губ складывались в слова. Старые новости о давно умерших людях, забытых событиях, объявления о патентованных лекарствах и продаже домашнего скота. Он курил сигарету до тех пор, пока она не превратилась в обожженный кусочек в его пальцах, пока не превратилась в пепел. Он убавил свет лампы, пока едва различимое оранжевое сияние не осветило нижнюю часть дымохода, и он сбросил свои ботинки, брюки и рубашку и лег на матрац голым, если не считать носков. Охотники содрали большую часть досок с внутренних стен на дрова, а с голой балки над окном свисали часть брюха и хвост черной змеи. Баллард сел и снова зажег лампу. Он встал, протянул руку и ткнул пальцем в бледно-голубое змеиное брюхо. Змея рванулась вперед и с глухим стуком упала на пол, растеклась по доскам, словно чернила, и вылетела наружу.

Баллард снова сел на матрац, выключил лампу и лег на спину. Он слышал, как в жаркой тишине вокруг него жужжали комары. Он лежал и слушал. Через некоторое время он перевернулся на живот. Чуть позже он встал, взял ружье с того места, где оно стояло у камина, положил его на пол рядом с матрацем и снова растянулся. Он очень хотел пить. Ночью ему снились черные потоки ледяной горной воды, он лежит на спине с открытым ртом, как мертвец.

Я ПОМНЮ ОДИН ЕГО поступок. Я рос с ним на десятой улице. Учился классом старше него в школе. Он потерял мяч, который укатился с дороги в поле… он был далеко в зарослях шиповника и всякого такого, и он сказал этому мальчику, этому Финни, чтобы тот пошел и принес его. Финни был немного младше него. Сказал ему, сказал: Иди и принеси этот мяч. Финни не стал этого делать. Лестер подошел к нему и сказал: Лучше пойди и принеси этот мяч. Финни сказал, что не собирается этого делать, и Лестер повторил ему еще раз, сказал: Если ты не спустишься туда и не принесешь мне мяч, получишь по роже. Финни испугался, но взглянул на него и сказал, что это не он туда загнал мяч. Ну, мы стояли там, смотрели. Баллард мог бы оставить все как есть. Он видел, что парень не собирается делать то, что он ему приказал. Он постоял минуту, а потом ударил его по лицу. Из носа Финни потекла кровь и он опустился на дорогу. Посидел минуту, а потом встал. Кто-то дал ему платок и он приложил его к носу. Тот весь распух и кровоточил. Финни просто посмотрел на Лестера Балларда и пошел дальше по дороге. Я чувствовал, я чувствовал… Я не знаю, что это было. Мы просто чувствовали себя очень плохо. С того дня я невзлюбил Лестера Балларда. Он и до этого мне не нравился. Хотя он никогда ничего плохого мне не делал.

БАЛЛАРД ЛЕЖАЛ В НОЧНОЙ СЫРОСТИ, удары его сердца отражались от земли. Свозь редкую полосу поникших сорняков, окаймлявших разворот на Лягушачьей горе, он наблюдал за припаркованной машиной. Внутри машины вспыхивала и гасла сигарета, а ночной ДиДжей нес пургу о том, чем можно заняться на заднем сиденье. Пивная банка звякнула о гравий. Поющий пересмешник замолчал.

Он подобрался со стороны обочины, пригнувшись, быстро подбежал, прижался к холодному и пыльному заднему крылу автомобиля. Дыхание было прерывистым, глаза расширены, слух напряжен, чтобы отделить голоса находившихся в машине от тех, что звучали по радио. Девушка сказала «Бобби». Затем повторила это имя.

Баллард прижался ухом к заднему крылу. Машина начала мягко раскачиваться. Он приподнялся и посмотрел в боковое стекло. Пара белых ног раскинулась, обхватив тень, — темного инкуба, охваченного похотью.