Теннисистка

Даша подошла к Кротову.

– Как дела? – Спросил он, продолжая перебивать мячи через сетку.

– Все нормально, спасибо вам большое, – она опустила глаза, лицо ее оставалось очень серьезным.

– Ты где живешь?

– Недалеко, за мостом. – Даша неопределенно махнула рукой в сторону Невы.

– Слушай, из тебя может получиться толк. Я еще посмотрю, если все пойдет нормально, то запишу тебя к себе в секцию. Приходи завтра. Можешь завтра?

Даша напряженно молчала. Она не знала, что отвечать. "Сказать правду? Нет, об этом не может быть и речи. Он не будет возиться с моими проблемами, я стану ему просто неинтересна, и он сразу же меня забудет". Эти мысли с лихорадочной быстротой проносились в ее сознании.

– Ну, что молчишь? – Кротов внимательно посмотрел на нее, прервав тренировку.

– Завтра я точно не смогу. Если получится… если только получится, через неделю, – сбивчиво ответила она.

– Тебя что, родители могут не отпустить? Приходи вместе с ними, я им все объясню.

Даша стояла, понурив голову, растерянная и совершенно несчастная.

– Нет, они не придут. Меня, меня, может быть, отпустят только через неделю. А вы будете здесь через неделю?

– Буду, конечно. Да я тут всегда – с утра до вечера. В общем, приходи, когда сможешь, пока. Федя, Петя, давайте ко мне! Маша с Ваней, быстро на половинку третьего корта, сыграйте со счетом.

Когда он закончил, Даша вдруг спросила тихим голосом:

– А вы не знаете, сколько сейчас времени?

– Половина восьмого, – спокойно ответил Кротов.

У Даши потемнело в глазах. Она должна была вернуться в детский дом к четырем часам. Белые ночи все спутали. "Меня не было на дневном построении, меня ищут. Я подвела Клавдию Васильевну. Завуч Олимпиада Александровна такое устроит… теперь меня не то что на Каменный остров, во двор погулять не выпустят". Все эти мысли в единый миг обрушились на нее. Тем не менее, она нашла в себе силы аккуратно положить на зеленую скамейку, рядом с сумкой Кротова, ракетку и мячик.

– Спасибо, Андрей Владимирович, – как всегда, тихо молвила Даша и побежала.

Она забыла, где находится калитка и поэтому с разбега чуть не врезалась в сетку-ограду. Растерянно оглянувшись, она метнулась в сторону и снова ухватилась за тонкие прутья. Она была похожа на зверька в клетке. Даша снова побежала, теперь в другую сторону, и вдруг почувствовала на своих плечах тяжелые, крепкие руки.

– Что ты мечешься? Чего ты так испугалась? Калитка вон там, -надтреснутый голос принадлежал Кротову.

Даша не смогла ничего ответить и только замотала головой. Тяжело скрипнула калитка, и девочка, не оглядываясь, опрометью выскочила наружу. Кротов несколько секунд в задумчивости наблюдал за нелепыми движениями Даши. Ее руки разлетались в разные стороны, а худенькие лопатки вертелись мельницей. "Бегает неправильно, не экономно", – как профессионал, невольно отметил Кротов. В тоже время он ощутил, что на земле не было силы, которая могла бы сейчас остановить эту маленькую девочку. И еще он почувствовал, как что-то острое кольнуло у него в сердце. Кротов пожал плечами и медленно направился на свою половину корта.

Глава 3

С самого своего начала жизнь Андрея Кротова не была похожа на ровную, прямую дорогу. Скорее, она напоминала путь с бесконечными ухабами, трещинами и крутыми поворотами. Отца он не помнил совсем. Вскоре после его рождения у матери с отцом что-то не заладилось и они расстались. Потом появился отчим. Отчим так отчим. Отношений между ними не сложилось никаких – ни плохих, ни хороших. Андрей, даже в детстве, не был склонен к рефлексии, капризам или истерикам. Он уже тогда жил в своем обособленном мире, в который старался никого не пускать. Туда не было входа даже матери, с которой у него всегда были нормальные, добрые отношения, только, может быть, слегка отчужденные. Почему отчужденные он не задумывался, просто чувствовал это краешком сознания и все.

Отчиму Кротов был благодарен. Однажды, когда Андрею исполнилось семь лет, тот повел его гулять на Каменный остров. Именно там Кротов впервые увидел теннисные корты. На одном из них играл знакомый отчима. Этот знакомый вложил в его руку ракетку и предложил попробовать перебить мяч через сетку. Миг первого соприкосновения струн ракетки с мячом он не мог забыть никогда. Сейчас Кротов с улыбкой вспоминал, как в те далекие времена две незнакомые ему девочки, когда их пригласили в теннисную секцию, прежде чем согласиться, долго раздумывали. Потом подробно выспрашивали у тренера: кто их будет тренировать, когда начнутся соревнования, дадут ли им играть на зимних кортах и много еще чего в том же роде. Кротов, в отличие от них, ничего и ни у кого не спрашивал. Он внимательно наблюдал за игрой опытных мастеров, шел к неровной, зеленой стенке и бил, бил по мячу: слева, справа, с отскока, с лета. Когда он чувствовал, что делает что-то неправильно, то возвращался и продолжал следить за опытными игроками. Никто и ничто не могло отвлечь его в эти моменты. Затем он снова шел к стенке. Иногда ему казалось, что она не выдержит его бесконечных ударов и просто развалится. На "Динамо", а корты принадлежали этому обществу, он появлялся каждый день.

Сейчас ему было смешно и грустно смотреть на родителей, которые, порой буквально выпихивают кривляющихся детей на корты и умоляют их поучиться у первоклассного тренера, правильно бить по мячу за большие деньги. На свои просьбы эти родители часто слышат в ответ: "Пап, дай штуку, пойду играть, а нет, извини". И при этом они еще надеются, что их чада станут чемпионами. О чем тут можно говорить! Великий Бьерн Борг в детстве, и даже в юности, специально искал стенку с криво прибитыми досками, чтобы отскок мяча от нее был непредсказуем, и днями, месяцами тренировался в одиночестве. "Какие чемпионы могут получиться из этих уродов?" – качал головой Кротов.

Такой упорный, молчаливый подросток, как Кротов, не мог долго оставаться незамеченным. Через два месяца к нему подошел седовласый тренер Василич. "Слушай, а на корте, через сетку, по-настоящему попробовать хочешь?" – Спросил его самый уважаемый специалист на "Динамо". Звали его Матвей Иванович Васильченко. Кротов хотел, еще как хотел.

И завертелась жизнь мальчишки. От стремительно летящих на него мячей у Андрея к вечеру рябило в глазах. Возвращаясь домой, он падал от усталости и долго не мог заснуть. Учеба в школе отошла на второй план, но он как-то барахтался и худо-бедно получал свои тройки, а иногда даже четверки.

Однажды, примерно через год тренировок к площадке, на которой Андрей в тот момент играл, Васильченко подвел двух мужчин и женщину.

– Посмотрите внимательней на этого паренька, – произнес он, указывая ракеткой на Кротова, – как он вам?

После нескольких минут молчания один из них сказал:

– Ну что, нормальный мальчишка, будет толк.

Васильченко покачал головой.

– Вы ничего не поняли. В том-то и дело, что он не нормальный. Посмотрите, когда он играет на задней линии и бьет справа. Вот, вот сейчас, смотрите! Что вы видите? За вас отвечу – почти ничего. Он ударил, и мяч исчез из виду. Дело в том, что справа у него удар такой силы и точности, что мяч становится незаметным и буквально плющится, соприкасаясь с кортом противника. А Андрей еще даже не юноша, он – мальчик. Я, лично, и у взрослых-то такого удара почти никогда не встречал. А вы говорите – “нормальный.”

Троица, к которой обращался Васильченко, задумчиво молчала.

– Да, вы, пожалуй, правы, Матвей Иванович, – через некоторое время ответила женщина.

– Не пожалуй, Лена, не пожалуй, а на все сто процентов. Попомните мои слова, он еще прославит наше “Динамо.”

Кротов был так увлечен игрой, что не расслышал ни единого слова из их беседы.

Васильченко был слишком опытным, слишком много повидавшим на своем веку тренером, чтобы мог позволить себе ошибиться. Кротов прогрессировал стремительно. Его стали включать в юношеские турниры. И он начал сокрушать одного соперника за другим. Убийственный удар справа с задней линии делал свое дело. После окончания матча некоторые игроки с трудом протягивали ему руку – так они были измотаны. Здоровенные, молодые парни метались по площадке, пытаясь догнать, отбить мячи, посылаемые Кротовым, и, наконец, обессиленные падали на красноватый песок ленинградских, московских, ташкентских и других кортов Союза. Один очень сильный соперник, несмотря на то что в те времена хорошие ракетки очень ценились и были дефицитом, вдребезги разбил свою от ярости и сознания собственной беспомощности. Друзьями Андрей в теннисном мире не обзавелся, а о недругах старался не думать. Он просто выходил на каждый матч и боролся вдохновенно и до конца.