Страница 6 из 99
Тогда-то ему и вспомнилась темная каменная яма колодца, не дальше дюжины футов от того места, где он почуял избранного. В голове всплыл рисунок Лиллен. Тамас поразмыслил над пятидесятифутовым падением в холодную воду. Шансов выжить больше, чем при падении со стены, и вряд ли его будут преследовать.
Он потянулся чутьем, чтобы лучше понять, где по отношению к нему находится избранный, – двенадцать футов вдоль стены, восемь футов от нее и примерно тридцать футов вниз.
– Надеюсь, – сказал себе Тамас, поднявшись на ноги, – что сукин сын жирный.
Он выскочил из караулки, пробежал дюжину шагов по парапету и прыгнул во двор, оттолкнувшись изо всех сил, которые придавал ему порох. В полете замахал руками, кишки превратились в желе, темная земля, кишащая гурланской пехотой, понеслась навстречу.
Последнее, что Тамас увидел перед ударом, были белые, поднимающиеся вверх перчатки. Он врезался в тело, и избранный с криком рухнул на землю. Тамас перекатился и сумел встать на ноги, оступившись на подвернутой лодыжке. Обожгла плечо второпях выпущенная из мушкета пуля. Стиснув зубы от боли, он взорвал весь порох в пределах досягаемости. Взрыв оглушил, и Тамас, понадеявшись, что посеял достаточно смятения, захромал к колодцу.
Еще одна пуля пробила рукав куртки, другая просвистела прямо над ухом. Во влажном воздухе висел дым от взорванного пороха, проникая в ноздри и подгоняя вперед. Тамас добрался до устья колодца и бросился через край с мыслью, что падение, скорее всего, его убьет.
Это не имело значения, главное, убраться отсюда.
Он врезался во что-то твердое. На миг его охватила растерянность, потом он понял, почему не падает. Колодец оказался закрыт железной решеткой, которая не давала спуститься на дно. Задохнувшись, Тамас поднял лицо навстречу дождю. Сердце ухнуло в пятки. Мало того, что он посреди гурланского форта, так теперь еще и загнан в угол, как крыса в клетке.
Он умрет так же, как жил: с высокомерием и отчаянием, и по-прежнему проклятым сержантом.
Над ним навис гурланский пехотинец. Тамаса схватили за лодыжки и плечи и потянули наружу. Он пошарил в поисках ножа Фартинга, но ножны оказались пусты. Оставалось лишь беспомощно наблюдать, как пехотинец поднял приклад винтовки и опустил ему на голову. Тамас закрылся рукой, чтобы смягчить удар, и почувствовал острую боль, когда сломалось запястье.
Под ним что-то сдвинулось. Заскрежетал металл, и решетка обрушилась вниз. Ахнув, Тамас вдруг понял, что падает. Его поглотила чернота колодца, гурланец стремительно уменьшался в размерах. Задев ногами стенку колодца, Тамас закувыркался в воздухе, а потом ударился о воду.
Из легких вышибло весь воздух, и оглушенный, он начал погружаться во тьму. Руки-ноги заскребли по мшистому камню, от боли в ранах тело одеревенело. Тамас попытался за что-нибудь уцепиться и глотнуть воздуха, но не вышло.
Тело слабело, он едва удерживался от того, чтобы не наглотаться воды.
Вдруг по воде разнесся грохот. Впереди замаячило свечение, придав Тамасу сил. Он толкнулся вперед, и внезапно его голова очутилась над водой. Течение понесло его по реке ниже Тильпура.
Небо над фортом лизали языки пламени. Тамас изумленно уставился на форт, не в силах думать ни о чем, кроме воздуха в легких, и только тогда понял, что сдетонировали боеприпасы.
Со смехом, больше похожим на придушенные всхлипывания, он из последних сил поплыл к берегу.
***
Спустя три дня после ночного рейда Тамас вошел в главные ворота крепости Тильпур. Рука с перебинтованным запястьем беспомощно висела на перевязи, мундир был наброшен на одно плечо. Болело все: голова, запястье, ребра, плечо, ноги. Легкий пороховой транс сдерживал боль, лишь слегка гудело в затылке. Без мушкета за плечом и без кивера на голове он чувствовал себя голым. При виде двора форта среди бела дня по спине побежали мурашки. Казалось, какой-нибудь гурланец вот-вот высунется из окна казармы и выстрелит в него.
Однако форт очистили от гурланских войск еще два дня назад. Взрыв боеприпасов пережило меньше шестисот человек, многие были ранены. Командир гарнизона сразу попросил о переговорах и сдался без условий. Гурланцев разоружили и разместили в лагере на равнине. Адроанские офицеры решали, что с ними делать.
Несомненно, это была поворотная точка сезона, если не всей кампании. А генерал Сеске пока так и не вызвал Тамаса к себе.
Задержавшись во дворе, Тамас наблюдал, как адроанские солдаты занимаются ремонтом. Из-за взрыва земля просела на дюжину футов, отчего пострадал двор и обрушилась большая часть казарм. Из-под обломков до сих пор вытаскивали тела. Камни внутренней стены, защищенные магией, очищали от сажи и пепла.
За процессом следил с парапета генерал Сеске, стоя недалеко от того места, где Тамас и его команда поднялись на стену. Его окружали адъютанты. С широкой улыбкой он раздавал приказы и шутил с офицерами, заткнув большие пальцы за пояс и надвинув бикорн вперед, будто единолично покорил Тильпур.
Тамас подумал, что это не сулит ничего хорошего.
Сеске лишь на миг задержал взгляд на Тамасе. Улыбка дрогнула, и взгляд скользнул дальше – ни жеста, ни усмешки, ничего, чтобы поприветствовать человека, который только что преподнес ему вражескую крепость на блюдечке. Сеске продолжал шутить с офицерами.
Тамас обошел форт по кругу, проверяя ход ремонта, и, заглянув в колодец, изучил древнюю ржавую решетку, которая чуть его не убила. Он отсчитал пятнадцать шагов от колодца и, усмехнувшись, шаркнул по черному запятнанному камню. Как выяснилось, избранный, на которого он приземлился, умер почти мгновенно – от удара его позвоночник сломался, как ветка. Пятно под сапогом Тамаса – скорее всего, кровь избранного.
– Сержант, – раздался голос.
Подняв голову, Тамас увидел одного из адъютантов Сеске.
– Да?
– Вас хочет видеть генерал.
Тамас последовал за адъютантом к ближайшей караулке и поднялся по крутой узкой лестнице. С каждым шагом боль в боку усиливалась. Добравшись до верха, он весь покрылся потом, кружилась голова. Порохового заряда в карманах не нашлось.
Когда Тамас подошел к Сеске, тот был один. Генерал хмуро смотрел на лагерь пленных гурланцев. Он не обернулся.
Тамас отдал честь левой рукой.
– Сэр.
– Полагаю, – сказал Сеске, – ты думаешь, что получишь за это повышение?
Тамас опустил руку, пытаясь побороть головокружение. Пороховой транс почти иссяк.
– Я бы не дерзнул, сэр.
– Да, не дерзнул бы. Я говорил с Перегом. Он весьма обрадовался капитуляции гурланцев и упомянул о твоих амбициях. Ты хочешь получить офицерское звание. Это правда?
У Тамаса пересохло во рту. Он глубоко вздохнул, чтобы успокоиться.
– Я бы хотел служить королю в звании офицера, сэр.
– Так это правда? – Сеске покачал головой. – Я этого не потерплю. Не в этой армии.
Тамас сдержал гневную реплику. Конечно, на такое заявление есть веская причина?
– Я не уверен, что понимаю, сэр.
– За эту победу король, скорее всего, пожалует мне земли. Перега повысят до майора, его тетя будет без ума от радости. И за то, и за другое от меня тебе благодарность. Но офицер должен быть благородной крови. Ничто не убедит меня в обратном. Не будь строг к себе. Я понимаю, что твое происхождение – не твоя вина. Но так устроен мир, и тебе нужно к этому привыкнуть.
«Мне от него благодарность?»
Тамас глянул на Сеске, на то, как опасно близко тот стоит к краю стены. Один быстрый толчок и... что? Его отдадут под трибунал и расстреляют? Ради того, чтобы заткнуть одного-единственного хвастуна?
– Тебя не повысят, но вознаградят денежным довольствием, – добавил Сеске. – Как вернетесь в Адопест, весь отряд получит медали от короля. Я даже походатайствовал, чтобы твои раны залечил избранный, – сократить срок выздоровления. В конце концов, такой человек, как ты, чрезвычайно полезен. Возможно, стоит отправить тебя в Херон, послушать, что посоветуешь по поводу осады. – Он сделал паузу. – Ба, гляди веселей! Через пару лет станешь мастер-сержантом. Но, как сам сказал... не дерзай. Свободен, сержант.