Страница 5 из 99
Его люди успели зачистить противоположную башню, с ножей капало. Тамас жестом собрал их вокруг себя и указал на следующую башню.
– Испортим как можно больше пушек. Как только услышите тревогу, бегите к веревкам и быстрее спускайтесь со стены.
– Что вы имеете в виду? – спросила Лиллен, поправив намокшую куртку. – Я думала, мы уйдем через колодец?
– Водяная могила, – покачал головой Тамас. – Байка, чтобы Сеске разрешил нам попробовать.
– И мы не подожжем боеприпасы? – нахмурившись, спросил Фартинг.
– Это сделаю я. Сам.
– Это самоубийство.
– Я могу двигаться быстрее всех вас вместе взятых. Подожгу боеприпасы и вернусь прежде, чем вы спуститесь. Мы зря тратим время. Вперед.
Подавив протесты, Тамас обменял у Фартинга свой молоток, штыри и засапожный нож на длинный нож с неподвижным клинком и заряженный пистолет. Убедился, что порох сухой, и в одиночку пошел вдоль стены к винтовой лестнице ближайшей башни.
Спустившись без происшествий, Тамас замер перед толстой деревянной дверью и прислушался. На фоне отдаленного грома еле слышались голоса. Слегка приоткрыв дверь, он увидел небольшую компанию гурланских солдат: они кружком сидели на корточках и играли в кости при свете единственной масляной лампы. Мгновение он наблюдал за ними, машинально высыпав на язык новый пороховой заряд.
На зубах заскрипел порох. Тамас вытащил нож Фартинга и сделал долгий, глубокий вдох.
Он бросился в караулку, преодолев пространство между дверью и играющими пехотинцами за два длинных шага. Сердце колотилось, сила порохового транса струилась по телу, любое движение пехотинцев казалось медленным и неуклюжим.
Он убил самого быстрого, когда тот кинулся за мушкетом. Второй распрощался с жизнью от стремительного удара ножом, а третьему удалось вытащить собственный нож, отбить рубящий удар и с криком сигануть к двери. Тамас прыгнул следом, на ходу поменяв хват, и вбил нож в основание позвоночника часового. Потом выдернул лезвие и погрузил его еще раз между ребер.
Не успел Тамас развернуться, как четвертый часовой обрушил приклад мушкета ему на челюсть с такой силой, что свалился бы и верблюд. Тамас отшатнулся, голова зазвенела от удара, но благодаря пороховому трансу удалось остаться в сознании. Он поймал следующий удар, вырвал мушкет из рук часового и засадил прикладом тому в горло. Гурланец рухнул, с бульканьем хватая ртом воздух.
Руки Тамаса дрожали от скорости боя, грудь вздымалась. В голове гудело, на бедре обнаружился порез, казавшийся в пороховом трансе слабым ожогом. Все было как в тумане, мысли путались. Сверхъестественное зрение, похоже, пострадало от удара по голове. Дополнительная порция пороха не помогла.
Тамаса охватил сильный соблазн вернуться на вершину башни и спуститься вслед за отрядом по стене. Они ведь испортили достаточно пушек? Неужели поджог боеприпасов сильно поможет делу?
Конечно, поможет. Испорченные пушки парализуют гарнизон. А уничтожить боеприпасы – все равно что уничтожить дух гурланцев, а может, и заставить их сдаться без пролития адроанской крови. Тамас не мог все бросить. Осталось совсем немного. Его люди в нем нуждаются.
Он чуял большое количество пороха под соседней башней. Но нужно пошевеливаться.
Тамас без помех добрался до следующей караулки, поглядывая сквозь дождь, как там идут дела у отряда. Темные фигуры, пригнувшись, медленно двигались вдоль стены. Тревогу до сих пор никто не поднял.
Пока что.
Несколькими сильными ударами обухом ножа Тамас сбил цепь с решетчатой двери склада боеприпасов и в полной темноте прокрался вниз по лестнице. Даже от усиленного пороховым трансом зрения было мало толку: он слабо различал лишь очертания ступеней и стен.
Чем ниже он спускался, тем сильнее холодало, шум дождя стих, гром долетал приглушенно. Ступени привели в просторное помещение, где Тамас почуял набитые порохом бочки. Помогая себе ножом, он на ощупь сорвал несколько крышек, опрокинул бочки и пинками раскатил их по комнате. На губах оседала пороховая пыль.
Схватив бочонок, Тамас насыпал пороховую дорожку от центра комнаты к подножию лестницы, потом вытащил из кармана шнур-детонатор и разложил его на первых ступенях. Прижал щепотку пороха к кончику шнура и сосредоточился на ней с помощью магии.
Вспыхнув, шнур осветил комнату с боеприпасами. На стенах заплясали тени. Пару мгновений Тамас завороженно наблюдал, как мерцающий огонек с шипением подбирается к черному пороху.
Потом до его уха донесся какой-то звук.
Крик был далеким, приглушенным, но Тамас тут же сорвался и побежал по ступеням во двор. Он выскочил из склада с боеприпасами и угодил в хаос: солдаты вокруг кричали по-гурлански.
Полдюжины гурланцев высыпали из казарм под дождь и целились в четыре фигуры, бегущие по верху стен. Тамас силой мысли поджег в мушкетах порох. Мушкеты разнесло на части, опалив вражеские лица. Одного бедолагу с пороховым рожком на поясе разорвало пополам.
Из ближайшей караулки показались еще трое. Тамас бросился вперед, обнажив нож, быстро и безжалостно расправился с ними и ворвался внутрь. Пока поднимался по лестнице, вытащил пистолет, слушая крики наводнивших двор гурланцев. Потянувшись магическим чутьем, он взорвал весь порох, до которого удалось достать.
Этого оказалось недостаточно. К тому времени, как он добрался до верха стены, внутренний двор кишел солдатами. Вскинув мушкеты, они вслепую палили по парапету. Тамас рискнул выглянуть из караулки, и сердце его упало.
Во дворе он повернул не туда и поднялся не по той лестнице. Веревки остались на противоположной стороне форта. Его отряда как не бывало – то ли в плену, то ли успели перелезть через край, но он остался один в осином гнезде без возможности спуститься со стены. Падение с тридцати пяти футов будет стоить ему самое малое сломанных ног, даже в пороховом трансе.
Придется как-то добираться до веревок.
Шестое чувство, некое покалывание в крестце заставило Тамаса броситься обратно в караулку. Парапет окатило пламенем, Тамас едва не ослеп. Во рту пересохло.
К охоте присоединился гурланский избранный.
Сколько в гарнизоне избранных? Один? Два? Не вспомнить. Тамас знал, что не продержится против избранного и тридцати секунд. Высунь нос из укрытия – и тут же превратишься в пепел. Останься на месте – и превратишься в пепел, когда тебя найдут. Сломанные ноги начали казаться не самым плохим вариантом.
Тамас потянулся усиленным порохом чутьем в поисках избранного. Один оказался поблизости, внизу во дворе. Второй – не намного дальше... он поднимался на стену, с которой свисали веревки Фартинга, помечающие отходной путь.
Второй избранный отправился за беглой четверкой. Он убьет их всех одним щелчком пальцев. Они умрут, не успев и вскрикнуть.
Тамас поднял пистолет, молясь Кресимиру, чтобы избранный во дворе не посмотрел в его сторону.
Высунувшись из караулки, он отыскал во мраке второго избранного, ориентируясь по магической ауре и белым перчаткам над головой. Не такой уж дальний выстрел, максимум пятьдесят ярдов, но из пистолета в таких условиях – почти невозможный.
Для всех, кроме порохового мага.
Медленно выдохнув, Тамас заставил себя твердо держать руку и спустил курок. Пуля полетела вперед, вытягивая энергию из порохового заряда в другой его руке. Тамас подправлял траекторию силой мысли, учитывая дождь и ветер. Миновала, казалось, целая вечность, хотя прошло не больше доли секунды, и пуля наконец снесла избранному полголовы.
Тамас отбросил пистолет и заскочил обратно в караулку – на стену слева от него обрушилось пламя. Он ждал с колотящимся сердцем, подумывая о прыжке.
На лестнице послышался топот сапог и шепот приказов. Тамас коснулся разумом пороха и вздрогнул от взрыва. Рано или поздно они поймут, кто он такой, и избранные зальют башню пламенем сверху донизу.
Тамас нащупал в кармане полоску кожи, припомнив слова Фартинга: «Закусите зубами. Если сорветесь, закусите сильнее и надейтесь, что земля мягкая». И зажал ее между зубами.