Не сердись, человечек

В государственном объединении «Металлохимпромэкспорт» я работаю с 1963 года. Поступил туда на должность главного инженера. В 1970 году был назначен заместителем генерального директора, а в 1973 — генеральным директором… В конце 1972 года у меня было одно увлечение… Все мы люди, с каждым может случиться… Я тогда получил выговор по партийной линии… Она, моя секретарша, ушла тогда из объединения… Родила внебрачного ребенка. Мне после этого не звонила больше, но года два спустя я случайно встретил ее на улице. Она не пожелала сказать мне ничего о ребенке — взяла его или оставила, абсолютно ничего. Я уже сказал, что тогда питал к ней чувства и хотел помочь ей как-то, если это, разумеется, в моих силах… Она не была легкомысленной девушкой, очень добросовестно выполняла свои секретарские обязанности… Думаю, она тоже любила меня. Но я вовремя осознал свое заблуждение, ведь у меня была семья, о которой я обязан был заботиться…

В тот день, о котором сейчас идет речь, в дверь позвонили. Открываю и вижу: стоят трое детей — два мальчика и девочка. Они рапортовали по-пионерски, объяснили, что, мол, хотят встретиться со мной. Такое и раньше бывало, встречи с пионерами для меня дело привычное. Наше объединение шефствует над одной пионерской организацией. Помогаем детям, чем можем, ведь о подрастающих надо заботиться… Да и, надо заметить, лично я люблю детишек — маленьких граждан нашей страны! Как увижу ребенка — душа разрывается… Если честно, то я часто думал о том, что где-то у меня растет еще один ребенок. Я не знал, кто именно — мальчик или девочка, знал только, что ребенок, наверное, уже пионерского возраста. Мне часто снилось, что я встречаю этого ребенка, что это девочка. Интересно, что мне именно девочка снилась. Как-то я даже всплакнул, выпил, ну и… Да, и вот, открываю дверь, приглашаю детей в дом, жена угощает их сиропом. Все-таки мы, болгары, гостеприимный народ. Потом жена сказала, что выйдет ненадолго, а когда возвратилась, ей показалось, что девочка пыталась украсть что-то… Мне удалось убедить жену в том, что она заблуждается. Лично мне дети внушали доверие, мы играли с ними в какую-то игру, вообще дети чудесные, наши дети, пионеры… Но женщины — вспыльчивый народ, знаете ведь… И все-таки мне удалось все уладить, дети рапортовали, как положено, и ушли… Я даже не подозревал, кто они на самом деле и зачем пришли, так же как и не предполагал, что потом может случиться такое…

Скажите мне откровенно, кроме этих показаний, я могу быть еще чем-нибудь полезен? У меня есть друзья в… Нет, я только предлагаю… в интересах дела… Я… потрясен. Если нужна финансовая помощь…

Ну что вы, не за что… Это наш долг — помогать следствию. Я полностью в вашем распоряжении.

Я ждала чего-нибудь подобного от той поганки… Знала, что рано или поздно она попытается помешать моему семейному счастью… Мой муж добрый, наивный. Тогда она его обманула, сама навязалась! Хотела развести его, выйти за него замуж, но как бы не так… Я ей тогда сказала, что загоню, куда Макар телят не гонял… Хм!.. Да это вообще не мать! Если бы она была настоящей матерью, разве рисковала бы судьбой и жизнью собственного ребенка? Она нарочно не сделала аборт вовремя, чтобы иметь козырь против моего мужа.

Когда дети пришли к нам, я встретила их очень любезно, хотя с самого начала заподозрила что-то не то. Вообще пионеры приходят к нам часто, и я привыкла к этому. Мой муж — видный хозяйственный руководитель. К нему постоянно приходят брать интервью журналисты; пионеры приходят с просьбой рассказать о своей жизни, работе. В объединении он, как правило, никого не принимает, говорит, что не может жертвовать ни единой секундой своего рабочего времени. Обычно он говорит так: «Вам принадлежит все мое личное время». Хотя, скажу откровенно, у него и личного-то времени нет. Все работа, работа, работа… Газеты неоднократно писали о нем. Он — образцовый руководитель и исключительный специалист! Но как человек — я уже сказала — мягкий и наивный… Как только я узнала имя девочки, меня будто током ударило… По специальным каналам еще несколько лет назад я узнала, что та негодяйка дала девочке имя моего мужа, но ему об этом не сказала… А теперь видите — она подослала своего подкидыша, чтобы шантажировать нас. Нет, деньги — это самая малость. Она, вероятно, надеялась на развод, ведь сейчас многие разводятся, почему бы и моему не развестись. Ну, если не на развод надеялась, так материально хотела что-нибудь урвать…

А поскольку яблоко от яблони недалеко падает — девчонка вся в эту негодяйку, — то я и застала ее на месте преступления: она таскала из одежды, висевшей на вешалке, деньги! Когда мы с мужем проверили у нее карманы, там было полно денег и других ценных предметов, украденных из нашего Дома: медальон на золотой цепочке, мои часы, другие драгоценности. Мне бы надо было сдать ее в милицию, но мой муж человек мягкий, уговорил меня отпустить их всех.

Что было с ними потом, меня не интересует. Для малолетних преступников существуют трудовые воспитательные колонии. Пусть за них отвечает государство. У меня достаточно своих проблем: и семейных, и общественных.

Нет, мне больше нечего добавить. Прошу больше не беспокоить меня по данному вопросу.

Вдруг я увидел маму. Я стоял, считал гвоздики, и что-то заставило меня поднять голову. Она стояла за оградой, держалась руками за нее и смотрела на меня. Я сразу узнал, что это моя мама — больше никто на свете не может быть такой красивой и никто не может смотреть на меня так, как смотрела она. Мне хотелось броситься к ней, обнять, но вместо этого я с трудом сделал несколько шагов и растерянно протянул ей букет.

Мама вытянула руки, схватила цветы вместе с моей рукой и заплакала. Так мы и познакомились: я по эту сторону забора, она — по ту. Затем мы вошли во двор. В самой его глубине, за деревьями, я увидел «ситроен» последней модели.

— Этот «ситроен» твой? — спросил я маму.

— Наш… семейный. Хочешь покататься?

— А сколько он выжимает? — поинтересовался я.

— Много, — ответила мама.

— А есть машины быстрее «ситроена»?

— Конечно, есть. Но она — единственная, которая не переворачивается.

— Здорово, что не переворачивается, — сказал я и обнял маму. — Значит, с тобой ничего не случится…

Мама крепко обняла меня и снова заплакала, а я пожалел, что сказал ей это. Если бы знал, что она заплачет, молчал бы.

Мы сели на террасе, мама приготовила какие-то ужасно вкусные кушанья. Никогда в жизни я не ел так вкусно. А еще я пил кока-колу — впервые в жизни, а мама налила себе целую рюмку виски. Этот напиток я тоже видел первый раз, до этого слышал только название, и то в кино. Потом мама стала расспрашивать меня о Доме, о Матушке, о тете Елене, и я рассказал ей все-все: про дневник тети Елены, про то, как мы нашли адреса, как ходили к Мириному отцу… Еще до встречи с мамой я думал, что расскажу ей, как мне недоставало ее, как я тосковал, а сейчас вдруг испугался, что все это может показаться ей враньем… Да и зачем рассказывать, главное, я нашел ее, а больше мне ничего и не надо!.. Ничего не хочу, только смотреть бы все время на нее и слушать ее голос.

— Мама, а что, этот художник, за которого ты вышла замуж, он…

— Профессор.

— Он мой отец?

Мама посмотрела на меня долгим взглядом, опустила голову и произнесла тихо: «Да».

— Тот самый, который был гитаристом в студенческом оркестре?

— Тот самый, — помолчав, ответила мама, и мне показалось, что она вдруг стала грустной, поэтому я не стал спрашивать, почему они с отцом не искали меня до сих пор, и решил развеселить ее.

— Теперь у тебя два профессора! — сказал я.