К-394

Даже с голосом Эмилии Али и ритмом VALNTN, звучащим из динамиков, поездка в машине превратилась в мой личный ад. Гнев исходил от Ксандера испепеляющими волнами, и его воздействие было настолько разрушительным, что я не была уверена, сколько еще километров смогу выдержать, прежде чем взорвусь. Он был не только зол — а если быть точнее, в ярости ― между нами продолжало нарастать сексуальное напряжение, что делало его поведение попросту невыносимым. Я хотела сказать что-нибудь, что угодно, чтобы сломать лед. Может быть, даже остановить машину и забраться к нему на колени, пока он не сможет мне сопротивляться, но я знала, что вероятность настоящего разговора, не говоря уже о ласке, ничтожно мала. Я не была уверена, что смогу вынести то, что он скажет не потому, что не смогу вынести правду ― мой разум вполне способен воспринять ее рационально и логично — а потому что мое сердце никак не могло сделать то же самое.

В конце концов, тесное, враждебное заточение привело к тому, что я съехала с шоссе где-то в Оушен-Сити. Проехав еще двадцать минут, я принялась искать место, где можно было бы переночевать, пока, наконец, не обнаружила ночлег с завтраком, расположенный прямо на берегу. К моему удивлению, Ксандер не стал спрашивать, куда мы едем и почему остановились. Он просто последовал за мной из машины и вошел в деревенский двухэтажный домик на пляже, не проронив ни слова.

Пожилая женщина с добрыми зелеными глазами и седеющими светлыми волосами, которую звали Элси, встретила нас теплой улыбкой, когда мы подошли к стойке. Я попыталась забронировать две разные комнаты, но из-за расположения отеля и скорого начала занятий в школе, на ближайшие несколько ночей оказалась свободна только одна комната. А самое худшее знаете что? В этом номере стояла только одна кровать. Это должно было стать сигналом к тому, чтобы любезно отказаться и проехать немного дальше за город, чтобы найти другое жилье, но, разумеется, я, будучи мазохисткой, решила, что испытание бесчисленными часами косых взглядов и бормотания предпочтительнее, чем тишина и покой отдельных комнат в другом месте.

Элси проводила нас в нашу комнату, рассказывая о правилах проживания и времени приема пищи, а мы с Ксандером следовали за ней по лестнице ― как вы догадались, молча, ― пока она не остановилась у двери, притаившейся в конце коридора. Отперев и толкнув ее, она отступила в сторону, чтобы впустить нас, и стала рассказывать, где находятся полотенца и ванная комната. Я расслышала всего два предложения, после чего они превратились в бессвязный шум, а мой взгляд медленно блуждал по комнате, рассматривая каждую мелочь. На кровати с плетеным каркасом лежало мягкое одеяло голубого и кремового оттенков. Такого же цвета были и шторы, и декоративные подушки, разбросанные на небольшом диванчике. Белые полы из лиственных пород дерева, изношенные за годы проживания отдыхающих, скрипели под моими ногами в некоторых местах, повествуя столетнюю историю этого дома.

Я повернулась к Элси, чтобы поблагодарить ее за гостеприимство, и обнаружила Ксандера, стоящего перед порогом, с раздраженным взглядом карих глаз, сосредоточенным на моих формах.

― Открой машину, ― хрипло произнес он.

― Зачем?

― Затем, что я не буду спать здесь с тобой.

Я должна была догадаться, что он не согласится делить со мной одну комнату и тем более одну кровать, но все равно его слова сильно задели меня.

Сцепив пальцы, я сглотнула и сделала несколько шагов в его сторону.

― Ты можешь занять кровать. Я буду спать на диване.

Усмехнувшись, он закатил глаза.

― Даже учитывая то, кем ты являешься, моя мама прикончит меня, если узнает, что я позволил тебе спать на диване. Не бывать этому. Просто отопри машину.

― Ксандер, ты не можешь спать в ма…

― Иден, ― прорычал он, ― открой гребаную машину. Я не буду спать здесь.

Элси склонила голову и вышла из неловкой ситуации, в которой оказалась, поспешно выскользнув из комнаты между Ксандером и дверью.

Я же в растерянности замерла на месте, глядя на Ксандера, который отвечал тем же, и его ярость при этом была осязаема и неумолима.

― Открой. Машину.

Его голос был ужасающе глухим.

Я покачала головой.

― Нет. Не будь глупцом. Забирай кровать.

― Открой. Машину.

― Нет, Ксандер, прошу. Просто забирай…

― Открой гребаную машину! ― прорычал он, и я вздрогнула, что было мне несвойственно.

На следующее утро я проснулась в одиночестве. Сквозь эркерное окно, расположенное напротив кровати, пробивались теплые лучи солнца. С другой стороны открывался прекрасный вид на пляж, где небольшие волны разбивались о береговую линию каждые несколько минут. Сидя в облаке белых простыней, я вытянула руки над головой и сделала глубокий вдох, который, как выяснилось, держала в себе. Трепет мгновенно охватил меня, делая мои конечности тяжелыми. Мышцы в разных частях тела болели от постоянного напряжения в течение последних двенадцати часов. Сквозь пелену усталости я перекинула ноги через край кровати и взяла полотенце из шкафа, надеясь, что горячий душ немного расслабит меня и прояснит голову, а главное, подготовит к несомненно долгому дню.

Двадцать минут спустя я спускалась по лестнице, чувствуя себя ничуть не менее напряженной, чем ранее, от мысли о том, что мне необходимо найти Ксандера и наладить какое-то взаимодействие, которое не будет включать в себя его желание разорвать меня на кусочки. Я неловко помахала Элси за стойкой и, волоча за собой ноги, вышла через парадную дверь, спускаясь с крыльца по две ступеньки за раз, пока не ступила на мощеную дорожку, ведущую к подъездной аллее. Я вдохнула запах соленой воды и заметила, что машина пуста. Кроме того, я обратила внимание на то, что сумка Ксандера брошена на заднее сиденье, а двери заперты, что означало, что он не мог уйти куда-то далеко.

Двигаясь по следам шагов, которые вели вверх по дюне рядом с домом, я обнаружила мужчину, которого искала, сидящим в шезлонге на песке. Он был без рубашки ― с загорелой, мускулистой спиной, выставленной напоказ, и в черных баскетбольных шортах, которые сменили джинсы. С моей точки обзора я смогла разглядеть мобильный телефон, прижатый к его уху. Он выглядел таким же измученным, как и я, и каждая фибра моего существа кричала, чтобы я утешила его, уняв боль и ярость, но я знала, что последнее, чего бы он хотел, это хоть каплю сочувствия с моей стороны.

Тихими шагами я ступала по песку, и голос Ксандера становился тем громче, чем ближе я к нему приближалась. Я не могла разобрать, о чем он говорит, и была не из тех, кто подслушивает чьи-то личные разговоры, но не могла остановить себя, чтобы не двигаться вперед.

― Я не знаю, мама, правда не знаю, ― услышала я его слова, и мое сердце тут же рухнуло вниз.

Забежав за хижину спасателей, которая служила барьером между нами, я прижалась к шершавому дереву и внимательно прислушалась к разговору, который происходил в десяти шагах от меня.

― Я же сказал тебе, ма. Я помогаю другу… Да, той самой.

Я зажала рот рукой, чтобы заглушить свой вздох.

Что за черт? Он рассказывал обо мне своей маме?

― Я не могу тебе сказать, ― тихо произнес он, побуждая меня выглянуть из-за угла.

Он облокотился на колени, низко склонив голову, и выглядел еще более напряженным, чем тогда, когда я впервые увидела его из-за дюны.

― Я знаю, мама, но не могу, просто не могу. Я не знаю, когда вернусь, но обещаю, что скоро. Просто успокойся, пожалуйста.

Слезы навернулись на глаза при мысли о том, что он чувствует, и что чувствует его мать. Я оторвала его от привычной жизни, от работы и семьи, а все потому, что солгала. Если бы я была честна с папой, Ксандеру не пришлось бы сейчас находиться здесь. Я могла бы отправиться на дело ЛеРу одна, как и планировала все это время. Но нет, я оказалась эгоистичной сукой, и, очевидно, еще и глупой, которая так и не поняла, что ложь никогда не является решением чего-либо в жизни, независимо от того, насколько она велика или мала.