К-394

В надежде сменить направление мыслей я открыл спортивную колонку в газете и, поднеся кружку к губам, глотнул очередной чертовой порции черного кофе, только чтобы с отвращением ее выплюнуть. Он остыл. Снова. Конечно, ведь я подогревал эту несчастную кружку в микроволновке раза четыре, что весьма отразилось на вкусе. Поднявшись с табурета, я прошел в заднюю комнату и вылил кофе в раковину, наблюдая, как гуща в водовороте жижи стекала к сливу, словно грязный смертоносный торнадо. Только я собирался заварить новую порцию, как у меня заурчало в животе. Лишь тогда я вспомнил, что после вчерашнего ужина с мамой ничего не ел. Конечно же, в холодильнике было пусто, но я все равно решил взглянуть, не найду ли каким-нибудь чудом перекус, чтобы продержаться до закрытия магазина и возвращения домой.

Сливки для кофе.

Наполовину съеденный сэндвич Зака трехдневной давности.

Три банки «Пепси».

Шарик из фольги.

Две заплесневелые клубники…

Как и я говорил, пусто.

Вдалеке зазвонил мой сотовый, резко поставив точку в поисках способа утолить голод. Со вздохом я выбросил подгнившие ягоды в мусорное ведро, быстро ополоснул кофейник и подошел к телефону, чтобы ответить на звонок. Номер на экране не был мне знаком. Скорее всего, очередной коллектор надеялся заставить меня заплатить часть денег, которые я задолжал многим компаниям.

«Придурки», — подумал я как раз, когда сотовый затих, но в тот же миг затрезвонил рабочий телефон магазина.

— «Авто Ройса», с вами говорит Ксандер. Чем могу помочь? — бодро ответил я.

— Ксандер, милый, это Нэнси.

— Здравствуйте, миссис Хендрикс, — улыбнулся я, опустившись на табурет. — Чем могу вам помочь?

— Не знаю, как сказать тебе, но машина скорой помощи только что увезла твою маму в медицинский центр Линкольна.

— Что? — мои глаза едва не выскочили из орбит, сердце чуть не остановилось. — С ней все в порядке?

— Состояние стабильное, это я точно знаю.

Не совсем то, что я хотел услышать, но уж лучше стабильное состояние, чем его альтернатива.

— Что случилось? — спросил я, сжав переносицу и пытаясь подавить моментально всколыхнувшийся страх.

— Ну, я приехала на обед, как мы с ней договаривались, и поначалу все шло прекрасно. Но через некоторое время я заметила, что твоя мама задышала тяжелее обычного. Я сразу помогла ей прилечь и дала кислородную маску, но лучше не становилось. Я просто не смогла уйти, и что-то показалось мне…неправильным.

— Я очень благодарен вам, миссис Хендрикс, — у меня задрожал голос. — Удивительно, что она вообще позволила вам что-то для нее сделать. Вы же ее знаете.

— О, поверь мне, знаю. Твоя мама отказалась вызвать скорую, но интуиция никогда меня не подводила, поэтому я все равно сделала по-своему. К счастью, я не стала затягивать, потому что когда врачи прибыли замерить ее давление, оно било через край, и если бы мы подождали еще немного, ситуация могла стать фатальной.

Меня чуть не стошнило каждой каплей кофе, выпитой мной с самого пробуждения на рассвете. Все было как в тот раз, когда маму положили в больницу.

— Вы сказали, что ее увезли в госпиталь Линкольна? — прокаркал я, посмотрев на часы в углу монитора.

— Да, милый. Они уже должны вот-вот туда прибыть. Я сейчас поеду к ней. Знаю, ты работаешь, но не беспокойся, я буду держать тебя в курсе. Не сомневаюсь, все будет замечательно.

— Вы не обязаны тоже ехать в больницу, — сказал я, обогнув стойку и направившись к парадной двери. — Я уже выхожу. Спасибо, что побыли с мамой. Знаю, воевать с ней, разозленной и упрямой — не лучший способ провести день.

— Без проблем, милый, — тихо рассмеялась Нэнси. — Ты же знаешь, я нежно люблю твою маму, в каком бы настроении она ни была.

***

— Прошу прощения, — крикнул я через плечо по пути к отделению неотложной помощи, буквально прорвавшись на полной скорости через группу медсестер.

Меня тошнило, я был в холодном поту и морально не готов столкнуться со штормом, разразившимся за последние полчаса. Почему снова? Почему жизнь упорно пыталась отнять у меня все? Что за тридцать лет своей жизни я сделал такого ужасного, чтобы меня снова и снова забивали камнями? Знаю, знаю, вам, скорее всего, хочется накричать на меня и убедить, что мама заболела не по моей вине. Да, понимаю, но я не мог не задаваться вопросами.

«По крайней мере, она еще жива», — оптимистично заявил тихий голосок у меня в голове, напоминая, что даже посреди шторма боли был лучик света. За сегодняшний лучик я должен был поблагодарить миссис Хендрикс. Если бы не она, я бы, скорее всего, зашел навестить маму после работы и нашел ее мертвой. Болезненная мысль? Возможно. Такова суть чудовища, которое мы зовем реальностью.

Я знал Нэнси, сколько себя помнил. Она жила в трех домах от нас и много раз оставалась посидеть со мной, если родителям требовалась помощь. Святая женщина, очень любящая, щедрая, и когда в начале прошлого года я рассказал о мамином диагнозе, она довольно тяжело восприняла новости. Также миссис Хендрикс пообещала нам помогать всем, чем сможет. Что сегодня и сделала.

«Я пока никуда не ухожу. Я чувствую себя хорошо и с каждым днем становлюсь сильнее. Кто знает, вдруг я всех удивлю и проживу еще пять лет?»

Машинально шагая по больничным коридорам, я тряхнул головой, пытаясь выбросить из нее вчерашние слова мамы. С тех пор как я вышел из магазина, снова и снова вспоминал их, пока они не начали меня изматывать. Глаза жгло, но я сдержал слезы, заставив себя быть сильным, даже если боялся сломаться в любой момент. Мне лишь нужно было увидеть маму собственными глазами и узнать, сколько времени у нее осталось. Насколько ужасно считать дни, отмерянные своей матери? Рак был той еще тварью, не бравшей пленных и не знавшей пощады. Да. Мучения — несправедливые и совершенно изнуряющие — были угнетающим витком спирали, успевшей стать моей жизнью. Я к ней привык и в некоторой степени даже смирился. Но все равно пытался изменить все, что только мог. И что было в моих силах.

Добравшись до входа в отделение неотложной помощи, я обратил внимание на приемную слева от меня. Если точнее, на голос, при звуке которого остановился так резко, что начищенный пол скрипнул под моими подошвами.

Скарзи.

Я бы где угодно узнал его грохочущий баритон. Один вид этого человека, стоявшего в двадцати шагах от меня, нервировал во всех отношениях. Я избегал его, словно чумы, и оттягивал нашу неизбежную встречу, но именно он стал первым, встретившимся мне в момент, неудачнее которого не придумаешь. Я прошел вдоль стены, чтобы меня не заметили — поскольку Господь свидетель, со Скарзи сталось бы потребовать ответа немедленно — и посмотрел на него. Он сидел между татуированным парнем и миниатюрной блондинкой. Даже издалека было видно, что лицо Винсента исказилось от беспокойства, окружавшего его ореолом и почему-то соответствовавшего моему состоянию. Я задался вопросом, что привело сюда Скарзи, поскольку доброй стороне меня было ненавистно видеть чужие страдания, но чем дольше я смотрел на него, тем острее понимал, что он не заслуживал сочувствия. Винсент Скарзи не заслуживал ни доброты, ни, конечно, жалости.

Укрепив решимость, я влетел в отделение неотложной помощи, молясь всем счастливым звездам, какие у меня были — если еще осталась хоть одна — больше не сталкиваться со Скарзи. По крайней мере, пока не увижусь с мамой.

— Здравствуйте, — запыхавшись, обратился я к медсестре средних лет за стойкой регистрации. — Мою маму привезли к вам на машине скорой помощи. Она уже прибыла?

Хоть я и проскочил в обход трех человек в очереди, женщина улыбнулась и повернулась к своему компьютеру.

— Как зовут вашу маму?

— Карла Ройс.

— Привезли минут десять назад, — кивнула она, пощелкав по клавиатуре. — Из-за тяжелого состояния и высокого давления ее сразу же увезли в отделение. Пока мы разговариваем, наши специалисты проводят обследования, поэтому, к сожалению, вам придется поехать домой, но как только ее переведут в палату, я сразу же вас вызову.