Мистик Томас Свит

– Я уже посягнул на божественное, былого не вернуть. – задумчиво сказал Натаэль.

– Имеете в виду меня, не обессудьте, но я бесполезна. Если спросите, стану ли я выходить замуж, то отвечу – нет.

– Потому что я не мужчина, а всего лишь человек, именно это утверждение я вынес из сказки рассказанной вами.

– Причина безбрачия иная, всё дело в девственности. Если человек девственен, то может жениться, если нет, то нет, значит, повторный брак невозможен. Посему я останусь одна, потому что мужчины моего возраста невинно-целомудренные редкость, не водятся в здешних местах, все они уже попробовали в этой жизни и высокомерно гордятся тем, хотя должны стенать и рыдать по поводу потери столь драгоценного сокровища. Можете, конечно, возразить и сказать, а что если мужчина ошибся в юности, разве нужно ему позабыть о браке. Да нужно, за ошибки необходимо платить. Это истина жизни, отношения должны быть чистыми, только два девственных человека могут венчаться или расписываться, и только после по обоюдному согласию могут вступать в интимные отношения, или оставить брак платоническим. Но посмотрите вокруг, женщины так хотят иметь детей, что забывают про всякую нравственную мораль, про достоинство свое. В девственность мужчин они уже не верят и выходят замуж за прелюбодеев, алчущих юной плоти, считают таких мужчин опытными. Но как они заблуждаются. Желание деторождения ослепляет женщин, и они помыслить не могут о том, что останутся одни. Представьте двое поженились, и муж вскоре погибает, как подобает женщине, она должна любить его всю оставшуюся жизнь и быть верной ему, но посмотрите, такая несчастная женщина сразу бежит к первому встречному и совершает грех. Узы брака соединяют лишь раз и навсегда, при условии девственности. А про мужчин и говорить не желаю, они так оправдали себя, что сами перестали верить своему оправданию. Потому-то я не выйду замуж, можете называть меня устаревшей, старой девой, пусть так, знаю я права.

Натаэля поразила речь Генриетты, он еще не думал о настоящей женитьбе, это казалось глубоко далеким, прежде должно произойти много неизведанных событий.

– Неужели вам никто не нравится?

– Вы спросили, нравится ли мне кто, о, этот вопрос смущает меня.

Натаэль гадал и верил, что леди назовет именно его своим избранником, кого она приметила, теперь, когда он подходит ей по возрасту, предложит встречаться, предложит продолжить общение, он принадлежит лишь ей и только.

Но Генриетта ни разу не задумавшись, высказала обратное.

– Мне нравится юный часовщик из той самой мастерской, где мы недавно повстречались. Его имя Натаэль Редклиф. Красиво звучит, не правда ли. В нем есть невинность и доброта, наивность и тяга к высокому. Но не подумайте, я не мыслью о том, чтобы забрать его целомудрие, нет, я просто платонически грежу о нем, и должно быть всю жизнь буду воздыхать, желать буду ему только счастье, может быть, мы подружимся. Он скоро вырастит, женится. Ревновать я не стану. У них родятся дети, наймусь им в няньки, стану ухаживать за его детишками, оберегать как своих собственных, которых у меня самой никогда не будет. Видеть Натаэля каждый день это ли не счастье. Не жалейте меня, это мой выбор, выбор сердца моего. Если он полюбит меня старушку, то я покину жизнь его раз и навсегда.

Словно выпивши яду, глядел мужчина в подтертом костюме в глаза леди, сердце его бешено билось, на лбу образовалась испарина, и гулкое отчаяние эхом отозвалось в его душе. Она любит того непосредственного юношу, которым ему теперь никогда не стать, с помощью волшебных часов он исказил свой временной поток, состарил себя не десяток лет, сотворил величайшую ошибку в своей жизни, ведь все другие мужчины потеряли всякую надежду на ее благосклонность, теперь и он примкнул к их многочисленному числу. Явственно видно как она мечтательно в воображении думает о юноше Натаэле, в то время как взрослый Натаэль ей неинтересен, уже смотрит отрешенно, уже собирается уходить. Это конец. Мир иллюзий связанный с их не сложившимися отношениями начал рушиться.

– Пожалуй, я пойду, только, прошу, не просите о повторной встрече, мы просто провели некоторое время, беседуя, ничего большего. Расстанемся и позабудем обо всем этом. Прощайте приятный незнакомец. – сказала Генриетта.

И Генриетта встала из-за стола, ушла под рокот проливного дождя, напоследок оставив на салфетке плату за кофе и чаевые. Они больше никогда не встретятся, чувствовал Натаэль. Больше никогда.

Он не жаждал жить, его не привлекала жизнь, но дикая скорбь прожгла его душу, бедная Генриетта не увидит того юношу, его больше нет, мысль та пронизывала болью каждую клеточку тела. Впервые он осознал, что недостоин ее, как только посмел желать ее, не может обладать ею, она не принадлежит ему и время также не подвластно ему. Все попытки исправить, тщетны, он всегда был маленьким мальчиком, окруженный миром часов, игрушками, в коих играет ежедневно, разбирает, собирает, так и предстоит ему сидеть в четырех стенах, незаметно, никто не будет знать о его никчемном существовании, возомнил себя богом, обратился подсолнухом из сказки. Отныне пора склониться и покаяться. Понял, наконец, что всего лишь человек, все окружающие святые, а он великий грешник посмевший посягнуть на тайну мироздания.

Не является дурным тоном обладать знаниями, но зазорно выставлять и хвастаться ими. Когда отрекаешься, освобождаешься от страстей, чувствуешь опустошение, потерю, ведь так свыкся с ними, что и представить не можешь жизнь без них.

И отсек Натаэль все помыслы скверные. Достал из кармана те самые часики, начал крутить стрелку по округу, каждый оборот равен был году человеческой жизни. Чувствовал усталость, прожил, кажется не так много, но устал до изнеможения. Минуло мгновение и вот вместо мужчины, восседает на том месте за столиком старик, тело почтительно свидетельствовало о том, в глазах читалась душа, ожидающая вечного успокоения. Теперь жизнь Натаэля практически прожита, теперь он сможет встретиться с Генриеттой в последний раз.

Оставив немыслимо щедрые чаевые, он вышел из кафе, под тяжестью крупных дождевых капель пробиваясь сквозь водную стену, направился в мастерскую. Мыслей почти не осталось, словно после ожесточенных споров, протягивает руку в честь примирения сторон. Он родился стариком, потому-то его не привлекали юношеские увлечения, развлечения, отныне тело и душа его прибывали в гармонии. В часах каждая деталь важна. Так каждый фрагмент из жизни запоминался навсегда, те воспоминания бесценны.

Изрядно промокши, Натаэль добрался до мастерской, дверь не заперта, но в помещении никого нет, дедушка по-прежнему болеет, значит, он по-прежнему полноправный хозяин. Натаэль вознамерил уйти, уставши тревожить чужие жизни. Первым делом он открыл крышку часиков, вынул семиренку и сломал ее, дабы больше никто не играл со временем, затем приступил к сбору вещей, взял самое необходимое, оставил дедушке записку, в которой говорилось, что он, Натаэль, отправляется странствовать, учиться и познавать мир, как того и желал старец. Провозился долго, проспал всего несколько часов. Проснулся утром от шума двери. Вошла в мастерскую Генриетта.

– Извините мистер Редклиф, за столь ранний визит, но мне так не терпится взглянуть на свои починенные часики.

Леди приняла Натаэля за дедушку, и вправду они оказались очень похожи, или попросту все старики на одно лицо, морщины искажают индивидуальные черты.

– Ничего, ничего, не беспокойтесь. Однако мне придется огорчить вас. Часы ваши неремонтируемые, приношу искрение извинения, боюсь, их механизм слишком сложен и замысловат, починка требует слишком кропотливой выделки. Вам придется обратиться в другую мастерскую. – говорил Натаэль зарывшись в волосы и пряча глаза.

Она взяла часики, но не огорчилась.

– Знаете, меня это недоразумение нисколько не расстраивает, вовсе наоборот, история эта принесла мне много нового и важного. Все же скажите внуку чтобы он не переживал, однажды обязательно получится. Кстати, а где он сам? Я бы хотела ему кое-что сказать. Предложить…