Страница 4 из 10
– Это на сыр, сметану и всё прочее, – объяснила она. – Когда молоко немного отстоится, то наверх поднимутся сливки и я сниму их ложкой.
– Хорошо, что вы нам всё это показали, – сказал папа, – вот, значит, как всё было в давние времена, до того, как появился молоковоз, который приезжает забирать молоко. Что ж, нам пора возвращаться домой. Спасибо за ваше гостеприимство.
– Возьмите с собой вафли, – предложила бабушка, – будет чем подкрепиться.
Они положили пакет с вафлями в папин рюкзак и отправились в обратный путь. Дорога домой показалась короче, чем подъём на гору.
– А дедушка что, всю жизнь так и был пастухом, до самой смерти? – спросил Каос.
– Нет, конечно, только пока был мальчишкой. Потом он сплавлял лес и работал на лесопилке. А затем – на складе пиломатериалов. Там-то он и встретил твою бабушку. У неё были длинные светлые волосы, так что она немного была похожа на хюльдру. У них родилась твоя тётя, а через много лет – я.
– А когда дедушка пас стадо, он писал стихи? – спросил Каос. – Бьёрнар говорит, что многие пастухи были поэтами, потому что у них оставалось время, чтобы думать и сочинять.
– Нет, стихов дедушка не писал, но у него была мечта. Однажды мы всей семьёй отправились в горы. Твой дедушка вёл себя очень загадочно. Мы шли по горам – вверх и вниз, а потом остановились. Тогда дедушка сказал: «Сейчас я вам что-то расскажу, но сперва поглядите-ка на меня». Мы замерли, а дедушка обошёл часть пустоши кругом. «Это всё наше, – сказал он. – Я купил эту землю, и здесь мы построим дом». С тех пор он каждый свободный день проводил на пустоши, и мы, когда шли в горы вместе с ним, всегда что-нибудь с собой несли: большие и маленькие доски, гвозди и инструменты, посуду, много всякой всячины. Так мы построили Лилипутик. Вот почему я его так люблю, ведь мы выросли вместе. Когда мой отец умер, я дал обещание, что буду заботиться о нашем домике и жить в нём счастливо. Я своё слово держу, и, надеюсь, ты, сынок, будешь поступать так же.
– Буду, – пообещал Каос.
Они прошли ещё немного и увидели вдали Лилипутик.
– Отличный был денёк, – сказал папа. – Мы словно совершили путешествие в давние времена. Это было настоящее приключение, ведь мы, можно сказать, повстречались со старой хюльдрой.
– Но это же оказалась просто старая доярка, – уточнил Каос.
Последний участок пути ноги сами несли его к дому. Каос был рад вернуться к Лилипутику, ему казалось, что и он строил его вместе с дедушкой и папой. Но когда Каос добежал до крыльца, дверь вдруг распахнулась и на пороге появилась мама.
– А ты откуда взялась? – удивился Каос. – Ты ведь должна была только завтра вечером приехать, так папа сказал.
– Похоже, ещё кто-то скучает без Лилипутика, – улыбнулся папа.
– Без Лилипутика и без вас, – ответила мама. – Ох, только я так устала, пока добиралась сюда, что свалилась без ног и сразу уснула. Так что ничего на ужин не приготовила.
– Не беда, мы принесли вафли, – сказал папа и достал пакет из рюкзака.
– Неужели вы спускались вниз в Ветлебю?
– Нет, – покачал головой папа. – Мы поднимались вверх в горы. Вот послушай…
И они с Каосом принялись рассказывать про свой поход, так что и мама как бы побывала везде вместе с ними.
Дорожка, которая бежит сама
С тех пор как папа и Каос сходили в поход в горы, прошло несколько дней. Папа вернулся на работу и снова сидел за баранкой маленького голубого автобуса, а в отпуск ушла мама. Они с Каосом решили отправиться в путешествие на поезде. И вот теперь Каос стоял на вокзале в большом городе и разглядывал людей, а те вместе с чемоданами приближались к нему, стоя на траволаторе – особой движущейся дорожке.
Вокзал был совсем новый. В прежние времена никому и в голову бы не пришло, что, вместо того чтобы идти на своих двоих, можно прокатиться на такой дорожке. Пассажирам с тяжёлыми чемоданами это очень удобно – поставил багаж рядом с собой и кати себе вперёд!
У мамы и Каоса на спинах рюкзаки со спальными мешками.
– Идём, Каос! – торопила мама.
– Давай прокатимся разок, – попросил Каос.
– Прокатимся? – Мама немного растерялась на вокзале, она не привыкла к такому шуму и многолюдью.
– На движущейся дорожке, ну, пожалуйста!
Одна дорожка ведёт вниз – к поездам, другая – наверх.
– Ладно, – согласилась мама и направилась к той, что спускается вниз.
– Давай снимем рюкзаки, дорожка сама их довезёт, – предложил Каос.
– Ох, потом их так трудно надевать обратно! Пожалуй, я свой снимать не стану, – решила мама.
А Каос скинул свой рюкзачок, тот покатил сам и смотрелся весьма солидно.
– Поднимай, мы уже в самом низу, – сказала мама, – да шагай пошире, когда будешь сходить.
– А теперь обратно наверх, – попросил Каос. Он уже освоился с тем, что дорожки движутся сами по себе.
– Тогда нам надо вон на ту, – показала мама. – Она поднимается наверх.
Чудно́: стоишь на месте и в то же время едешь вверх, ничего сам не делая.
– Ну вот, приехали. Иди рядом со мной, чтобы мы друг дружку не потеряли. В городе такое движение!
– Даже больше, чем на главной площади перед Газетным домом?
– Намного больше. Здесь полно автомобилей и автобусов, и трамваи в придачу. Не то что в Ветлебю. Эва сказала, на каком трамвае нам ехать. Пройдём немного, поищем его.
– А ты была здесь раньше? – спросил Каос. Он слегка переживал, сможет ли мама найти нужный трамвай.
– Конечно. Когда я училась, то работала в старой аптеке недалеко отсюда. Но с тех пор уже много лет прошло, понимаешь. Не бойся, я справлюсь! Правда, может, нам придётся немного подождать.
Подъехал какой-то трамвай, но мама сказала, что это не их. Они стояли на небольшой площадке прямо посреди дороги. Каос немножко волновался, ведь справа и слева проносились автомобили. Наконец пришёл нужный трамвай. Они поднялись. Каос собрался сразу занять место, но ничего не вышло: все сиденья были заняты. Пришлось им стоять. Мама крепко держалась за поручень, который шёл от пола до потолка, а Каос – за её юбку. Ему ничего не было видно, только одежда людей, стоявших вокруг. Было жарко и душно. Каосу это не понравилось. К счастью, на следующей остановке многие пассажиры вышли, и они с мамой сели у окна. Трамвай снова остановился. Кто-то вышел, а кто-то зашёл. Мама и Каос проехали несколько остановок, но вот и им пора выходить.
Они перешли на тротуар, прошли немножко по улице и оказались у большого старинного каменного дома.
– Здесь, – сказала мама. – Запомни: в больнице нельзя кричать и громко разговаривать, вдруг кто-нибудь в это время отдыхает.
На всякий случай Каос снова взял маму за руку. Сперва они оказались в приёмной. Мама заговорила с двумя врачами в белых халатах, чтобы узнать, куда им теперь идти. Оказалось – на третий этаж.
– Нам ведь нетрудно подняться по лестнице, верно? – спросила мама.
– Ага, – ответил Каос тихо. Голос его звучал слишком громко в этих стенах.
Они поднялись по лестнице на третий этаж и оказались в длинном коридоре. Здесь было много людей. Одни ковыляли на костылях, у других были ходунки, двое сидели в инвалидных креслах. Некоторые ходили нормально, и непохоже было, что у них что-то болит, но они тоже были пациентами, раз очутились тут. Пахло больницей, но это и была больница. В коридоре никто не соблюдал тишину: люди разговаривали, смеялись и даже кричали иногда.
Мама разглядывала таблички на дверях и наконец нашла то, что искала, постучала и вошла в палату. Там стояло несколько кроватей. На одной лежал взрослый мужчина, а на другой – молоденький паренёк, на третьей – какой-то старик, а на четвёртой – Бьёрнар. Он был очень бледный – ещё бы, столько времени провести в больнице!