Зона поражения

— Успокойся.

Федора передернуло. Хорошо ей говорить. Ей эта дрянь не указывает, чем заниматься, не тыкает в промахи.

— Бесит. Какого хрена ты всегда за него?

— Привыкла ставить на фаворита. А он сейчас однозначный фаворит, согласись. — Она поправила волосы и поднялась. — Действительно, займись лучше закупками. Чудеса, конечно, случаются, но лучше подстраховаться.

Кирилл наткнулся на Костика утром, причем на их этаже. Тот летел по коридору и чуть не врезал Кириллу в живот пластиковой бутылкой с водой.

— Ох, извини. Привет!

— Привет.

После пьянки они окончательно перешли на «ты», но почти не встречались, а поговорить было нужно. Кирилл шагнул, тесня Костика в открытую дверь своей комнаты.

— Кого ты ждал в лесу, когда обнаружил труп?

— Васю, — не моргнув глазом ответил Костик.

— А почему в лесу?

— Чтобы жена не узнала.

— Ты что, женат? — оторопел Кирилл.

Костик посмотрел на захлопнутую Кириллом дверь и вопросительно приподнял брови.

— Уже нет.

— То есть?

— Мы развелись.

— Когда?

— Да вот сразу, как она узнала про Васю — подала на развод.

— Погоди. Биевская Наталия Александровна — это Наташа?

— Да. Но мы совсем-совсем развелись, ты не думай.

— Сядь!

Костик послушно плюхнулся на кровать, не выпуская из рук бутылку, и сочувственно улыбнулся:

— Кирюш, я понимаю, тебе невтерпеж, но я сейчас никак не могу. И у отца надо благословение взять.

Кирилл помечтал, как перекидывает паразита через колено и лупит веником. Костик как будто прочитал мысли и пакостно заухмылялся.

— Ты алкаша, которого в лесу нашел, знал?

— Видел один раз. О чем они с отцом говорили — не знаю.

Разговор можно было заканчивать. Костик отвечал слово в слово то, что говорил в прошлый раз. Придется опять приставать к Васе. Кириллу было неловко ее допрашивать: как будто ребенка маленького дуришь. К Наташе, что ли, сходить?

— Ты Александра давно не видел? Он куда-то пропал.

— Не пропал. — Костик встряхнул бутылку и встал с кровати. — Он у себя, к посвящению готовится.

— К какому посвящению?

— В избранные. Соблюдает пост и молится, два дня уже. Посвящение в субботу. Я, вообще-то к нему шел. Хочешь, пойдем вместе.

Разумеется, Кирилл пошел с ним.

В комнатке Александра все было так же аскетично и пустенько, как у него самого. Хозяин сидел на кровати и читал толстую книгу. Костик приветственно потряс бутылкой:

— Я тебе водички принес! Есть точно не хочешь?

Александр покачал головой:

— Нет, не хочу. Я ту еще не допил.

Кирилл обошел Костика и присел рядом с Александром.

— Ты как сам?

— Все хорошо. Готовлюсь вот.

Показал книгу. Молитвы какие-то.

— Не торопишься?

— Нет. Тут хорошо. Мне даже жрать теперь не хочется, представляешь? Всю жизнь смотрел на еду и страдал, а теперь — не хочу, и все.

— Класс. — Тебя бы, парень, проверить на препараты. — А Настя сегодня ведь должна приехать?

— Я написал, что пока не надо приезжать.

— Расстроится.

— Она поймет. Рассердится, но поймет.

Кириллу очень не нравилось то, что он видел: счастливая улыбка, слегка заторможенная реакция, чуть плывущий взгляд.

— А что за водичка?

Костик повернул ярлыком: «Шишкин лес», открутил крышку и сделал глоток.

— Будешь?

— Спасибо, не хочу.

И залип на руки Костика: как пальцы левой крепко держат бутылку, как он натягивает рукав на правую и машинально протирает рукавом горлышко. Он поднял голову и заметил, что Костик поймал его взгляд, тоже посмотрел на бутылку и поспешно закрутил крышку.

— Так, мне надо… — Кирилл выскочил за дверь.

Александр снова уткнулся в книгу. Костик зажмурился и потряс головой. Глотнул всего-ничего, но мало спал последнее время.

— Сань, ты пить не забывай, ок?

— Ок.

— Паш, бутылку трупа отправляли на экспертизу? Понятно. А на наличие посторонних волокон не проверяли? Ну, если кто-то с ним пил и потом протер. Паш, надо. Особенно горлышко. Да есть тут одна идея. Все. Давай. Пока.

Глава 7. В тьму кромешную

Посвящение, чем бы оно ни было, назначили на субботу. К вечерней службе все спустились радостные и нарядные, пришли незнакомые Кириллу братья и сестры из внешнего монастыря. В общем, народу набралось достаточно. Даша, Вера и Леночка выстроились на сцене. Сперва читали попеременно, потом вышел старец в светлом подряснике, поднял руки — и все запели что-то бодрое на церковнославянском. Кирилл разбирал через два слова на третье: «грядет», «аллилуйя», «просвети», что-то еще. Впрочем, он даже не вслушивался, только вертел головой.

Торжественный Костик ввел Александра. Тот был тих, сосредоточен, причесан и в белой рубашке. Они прошли от дверей по оставленному для них коридору, подошли к сцене, и Костик отступил назад. Александр преклонил колени и голову перед старцем. Тот возложил на него руки, поднял, поцеловал в лоб и торжественно провозгласил:

— Братья и сестры! Брат наш был мертв, и ожил! Пропадал и нашелся!

Радостный хор разразился очередной «аллилуйей», потом запели что-то нежное и спокойное. На этот раз солировал Костик. Вера подпевала ему глубоким, низким голосом, остальные тянули одну ноту и создавали фон. Кирилл заслушался и едва успел заметить, как старец подал Александру руку и они удалились в молельную комнату, в ту, что слева. Она почти всегда стояла закрытой, и Кирилл так и не смог там побывать.

— Куда это они? — спросил он у стоящего рядом парня.

— Первая исповедь, — благоговейно шепнул тот.

— Ясно. А что потом?

— Праздничная трапеза.

Кирилл прислонился к стене и настроился ждать. Первая исповедь, ты гляди. Ему бы и полдня не хватило. Но заскучать никто не успел: на край сцены вышел Костик, простер руки над толпой и снова запел.

Что было на этот раз, Кирилл опознать не смог. В музыкалку он не ходил и пением не интересовался, но явно что-то из разряда «откуда в этом сарае». На этот раз вроде бы не латынь, а греческий, протяжно, плавно, и так нежно, словно им всем тут обещали личное облако после смерти, да еще по пирожку от самой Богородицы. Кирилл снова наблюдал, как лица слушающих разглаживаются, в глазах появляется мечтательно-умиротворенное выражение. Он и себя-то поймал на том, что улыбается и начинает любить всех вокруг.

Дверь открылась как раз когда Костик замолчал. Старец не появился, но вышел смущенный Александр. Его тут же окружили с поздравлениями, заобнимали и увлекли в трапезную.

Кирилл проводил толпу глазами, отвернулся и наткнулся на задумчивый взгляд так и стоящего на сцене Костика. Тот улыбнулся, неприятно и как-то сыто, и Кирилл не выдержал:

— И зачем?

Костик пожал плечами и спустился со сцены.

— Он счастлив.

— Ты уверен?

Костик повел подбородком: в открытые двери виден был сидящий во главе стола Александр. Он сиял непривычной улыбкой, смеялся, с кем-то весело спорил, и выглядел действительно счастливым. Кирилл даже на мгновение позавидовал. Захотелось так же сидеть и трепаться с друзьями.

Костик за плечом понимающе хмыкнул.

— И прииде жених, и готовые внидоша с ним на браки, и двери затворились. Идем?

Кирилл еще раз оглядел пирующих и пошел к лестнице.

За спиной прошелестело:

— И изыдут праведники в свет, а грешники в тьму кромешную.

Свет, бьющий из двери, прорисовывал силуэт четкой острой гранью, не видно было ни лица, ни рук — только абрис, темный, почти черный, а нимб воображение дорисовало. Кирилл тряхнул головой и отошел подальше. Костик постоял еще пару секунд, шагнул назад и двери закрылись.

Кирилл сразу пожалел, что сбежал, все-таки его задачей было слушать и спрашивать, а в веселой толпе это делать даже удобнее. Но не было сил изображать веселье. Вроде Александр ему никто, а такое чувство, что бросил раненого.