Судьба

— Упаси нас бог от этого!.. — воскликнул Семен Иванович.

После этого разговора родители около года не заговаривали о том, что Майе надо выходить замуж.

Однажды весной к Харатаевым приехала погостить супруга княжца[7] Тасагарского наслега[8] Агафия, женщина старая и разговорчивая.

Увидев Майю, она сказала, обращаясь к Ульяне:

— Майя-то у вас как расцвела! Ну прямо красавица, не хуже Суосальдьыйа Толбоннох.

Ульяна замахала руками:

— Что ты, Агафья, опомнись! Нашла с кем сравнивать!..

В голосе матери Майя уловила испуг и тут же спросила, кто такая эта Суосальдьыйа Толбоннох.

— Даже одно имя этой женщины грешно произносить, и, пожалуйста, никогда не поминай о ней, — ответила Ульяна.

Майя еще больше удивилась и стала думать, у кого бы ей расспросить о той красавице, чье имя нагоняет на всех страх. Она вспомнила о Фекле и побежала к ней в юрту.

Девушки забились в темный угол, и Фекла шепотом, чтоб никто больше не услышал, вот что рассказала Майе. Давным-давно в Верхнеботулинском наслеге жила-была девушка-красавица. Звали ее Суосальдьыйа Толбоннох. Родители этой девушки не так уж и богаты были, но и не бедны. С детства у них батрачил один парень, по имени Иван. Он очень любил дочь хозяина, и она его мобила и всем женихам отказывала. Многие сватались за нее, благородные, богатые, красивые, и все уезжали, ни с чем.

Но однажды из Хочинского наслега Сунтарского улуса приехал богач со своим сыном. Они попросили руки Суосдльдьыйа Толбоннох.

Родители невесты спросили у нее, что сказать сватам.

Дочь подумала и отвечает:

— Я слышала, как они хвалились своим богатством. Если это правда, пусть жених приезжаем через десять дней.

Мать с отцом обрадовались:

— Так ты согласна, доченька, выйти за него замуж?

— Да. Идите к ним и скажите отцу жениха: когда он будет везти своего сына ко мне, пусть захватит серебряные монеты, ровно столько, сколько раз переступит лошадь передними ногами от их коновязи до нашей коновязи. Если хоть одной монетой меньше будет — на порог не пущу. Станут торговаться — пусть поищут себе невесту подешевле.

Девушка надеялась, что они поскупятся дать такой большой выкуп и откажутся.

Родители передали сватам волю невесты. Отец с сыном долго ничего не отвечали. А невеста злорадствовала: «Ну что, сосватали? Вы скорее удавитесь, чем решитесь на такой выкуп».

Наконец сваты подали голоса.

— Соглашайся, отец, — сказал жених.

— А сами потом что, по миру пойдем? Почему такой большой выкуп?

— Не мы его назначили, а невеста, — ответил отец девушки.

Отец жениха покряхтел и сказал, что он должен с сыном выйти во двор и посоветоваться.

У Суосальдьыйа Толбоннох душа замерла. Несколько дней назад она поклялась Ивану, что их никто и ничего не разлучит, разве что смерть. А вдруг сын с отцом согласятся?.. Тогда — беда.

Скрипнула дверь — это в дом вернулись сваты. Молчание.

«Откажутся, скажут — дорого», — затеплилась в сердце невесты слабая надежда.

Наконец заговорил отец жениха:

— Дорога цена, ох как дорога!.. Ну, что поделаешь. Уж очень понравилась моему сыну ваша дочь. Мы согласны. Придется разменять на монеты все свое имущество.

У Суосальдьыйа Толбоннох озноб пошел по спине, сердце замерло, в глазах потемнело. Схватившись руками за голову, она упала навзничь и потеряла сознание.

Наступил назначенный невестой день. В Хочинский наслег выехали два всадника с пустыми переметными сумами, посланные отцом невесты. Они должны были за каждый шаг лошади получить по одной монете. Считать лошадиные шаги доверили возлюбленному Суосальдьыйа Толбоннох — Усук Ивану. Батрак готов был скорей лишиться головы, чем ошибиться хотя бы на один шаг. Он ехал и молил бога, чтобы у жениха не хватило хотя бы одной монеты.

Обратно поехали четыре всадника. У коновязи, во дворе отца невесты, жених высыпал монеты — целую гору монет — и стали их считать. Монет оказалось ровно столько, сколько надо было. Усук Иван сгоряча заспорил о шести шагах, сделанных испуганной лошадью уже во дворе. Жених понял, что неспроста Иван так придирчив, злобно посмотрел на батрака, достал из кармана горстку монет и бросил ему в лицо.

— Возьми, подавись!..

Лето было в самом разгаре. Буйные зеленые травы, похожие на гривы скакунов, налились соком, листва деревьев заслоняла небо. Слух о предстоящей свадьбе распространился по всей округе. В Верхнеботулинский наслег устремились люди — конные и пешие — на свадьбу. Жители ботулинских наслегов, богачи трех улусов собрались во дворе невесты на пир.

Следуя обычаю, молодым в прохладной комнате приготовили постель. Веселье продолжалось целые сутки. Охотники до песен пели, а кто хотел слушать олонхо[9], те толпились вокруг сказителей.

В полночь к пирующим присоединился и жених. Он вышел из комнаты, оставив в постели невесту, взял за руки двух парней, как будто намереваясь пуститься в пляс, и остановил запевалу:

— Ты что поешь? Дай-ка я спою. Я когда-то пел у себя дома хороводные песни.

Толпа окружила жениха. Все хотели услышать, как он поет. Жених откашлялся, поклонился и стал петь:

Потом жених стал петь о том, что его невеста оказалась не девственницей… Поначалу гости не знали, что он поет о Суосальдьыйа Толбоннох, и подпевали ему, а когда догадались, стали выходить один за другим из хоровода и расходиться.

С запада надвинулось черное облако, загремел гром. Сильный ветер поднял мусор и пыль, закружил в шальном вихре. Хлынул дождь. Оставшиеся гости скрылись в доме. Всем было неловко за жениха, и люди стеснялись смотреть друг другу в глаза.

Вдруг все услышали голос невесты: она просила найти куда-то исчезнувшего Ивана. Гости бросились искать батрака, но он словно в воду канул.

Сверкнула молния, и тут же оглушительно ударил гром, будто расколов небо пополам. Молодая лиственница у самого окна невесты объялась пламенем и рухнула наземь.

Невеста закричала диким голосом и выскочила на улицу.

7

Кияжец — так в Якутии называли владетельных людей.

8

Наслег — административно-территориальный термин в старой Якутии.

9

Олонхо — якутский героический эпос.