Страница 42 из 158
Отметим, наконец, обстоятельство, общее для ряда саг: Гисли (второй) происходит из славного и знатного норвежского рода, и этим задан высокий героический стандарт его поведения.
Уже анализ вводной части саги свидетельствует о том, как искусно автор, оформивший сагу, комбинировал и сплавлял воедино разнородные мотивы.
В основной части саги, как мы далее увидим, Гисли, подобно старому Гисли пролога, выступает в роли хранителя семейной чести в противоположность своему брату Торкелю, который к этому эгоистически равнодушен и отказывается выполнить элементарный и священный долг помощи по отношению к Гисли, а также и в противоположность их сестре Тордис. принявшей сторону мужа против родного брата. В саге рассказывается о том, как Гисли убил Барда — соблазнителя Тордис и друга Торкеля. Здесь уже заложены семена конфликта в их семье, ибо родовая честь дорога лишь Гисли. сестра же выставляет на первый план личные чувства, точно так же как и Торкель, отдающий предпочтение дружбе, а не родственным связям.
После жестокой борьбы против врагов Гисли вместе с отцом и сородичами покидает Норвегию и переселяется в Исландию. После смерти отца Торкель женится на Асгерд, Гисли — на Ауд, сестре Вестейна, а сестра Гисли Тордис выходит замуж за годи (предводителя) Торгрима. Между мужчинами первоначально царит дружба, но один человек предрекает, что не пройдет и трех лет, как кончится между ними единомыслие (гл. 6). Тогда озабоченный этим предсказанием Гисли предлагает связать дружбу более крепкими узами и принять всем четверым обет побратимства. Вступление в побратимство сопровождалось обрядом: вырезали длинный кусок дерна, так чтобы оба конца его соединялись с землей, подпирали его копьем с нанесенными на нем тайными знаками, и вступавшие в побратимство проходили под нависшим дерном. Затем они должны были смешать собственную кровь с землей, выкопанной из-под дерна, и на коленях поклясться, призывая всех богов в свидетели, мстить друг за друга.
Обряду этому (как и вообще ритуалам) придавалось очень большое значение: побратимы, связанные кровью, не могли враждовать между собой. Кровь и земля принадлежали в мировоззрении германцев к важнейшим элементам мира и, соответственно, к важнейшим символам, которыми они постоянно пользовались. Клятвы, скрепленные кровью (или кровью, смешанной с землей), считались нерушимыми.
Однако Торгрим отверг побратимство с Вестейном, другом и шурином Гисли, после чего последний отказался побрататься с Торгримом. То, что из попытки связать всех четверых узами побратимства ничего не вышло, было вызвано, казалось бы, нежеланием Торгрима взять на себя обязательства по отношению к Вестейну, человеку ему постороннему, но в саге этому отказу придается роковой смысл («Люди придали тому, что случилось, большое значение»; гл. 6), и Гисли меланхолически заключает: «Я теперь вижу, что чему быть, того не миновать». Предсказание о недолговечности дружбы не могло не сбыться. Поступки людей приобретают более глубокий смысл на фоне судьбы, пересилить которую (а именно с этой целью Гисли и предложил побрататься!) они не в состоянии.
После неудачи сближения квартет распадается на такие пары: Тор-грим с Торкелем и Гисли с Вестейном. При этом возникает еще один символ. Расставаясь с Вестейном, который отплыл по делам в Англию, Гисли выковывает монету из двух частей, половинки которой соединялись при помощи двадцати гвоздиков, так что вместе они казались целой монетой. Разняв ее, Гисли вручил Вестейну одну половину монеты и просил хранить ее, «как знак». «И если один из нас пошлет другому свою половину, это будет значить, что его жизнь в опасности. Есть у меня предчувствие, что не миновать нам такого обмена, хотя бы сами мы и не встретились» (гл. 8).
Так все и п} эизошло, ибо все предсказания и предчувствия в сагах обязательно осуществляются.
Выше была отмечена противоположность отношения к семейной чести Гисли и Торкеля. Но их характеры вообще совершенно различны. Гисли был очень трудолюбив и прилежен, Торкель же «очень важничал и ничего не делал по хозяйству». Вел он себя эгоистично. Ему принадлежит выражение: «Всяк сам себе товарищ», и его поведение в саге определяется именно этой максимой.
Вскоре Торкель подслушал разговор между Ауд, женой Гисли, и Ас-герд, своей собственною женой, из которого, при всей сдержанности и немногословии женщин, явствовало, что Асгерд неверна мужу и близка с Вестейном. Однако попытка Торкеля отказать жене в праве делить с ним супружеское ложе была тут же пресечена Асгерд, пригрозившей ему немедленным разводом, на что он не решился. Показательно: тут нет никакой сцены ревности, происходит лишь беглый обмен очень сдержанными репликами, и все, как будто, улаживается. О противоречивых и бурных чувствах Торкеля можно лишь догадываться.
Но эти сцены, характеризующиеся обычной для саги умеренностью выражений и потаенностью внутренних переживаний героев, отмечены роком. Торкель, узнав неприятную для него правду, восклицает: «Слышу слова ужасные! Слышу слова роковые! Слышу слова, чреватые гибелью одного или многих!» (это, очевидно, скрытая цитата из какого-то поэтического произведения). Гисли в свою очередь, узнав о случившемся, очень озабочен и вновь повторяет: «Устами людей гласит судьба, и чему быть, того не миновать». Упоминание судьбы — своего рода рефрен в «Саге о Гисли».
После этого начинается — точнее, получает ускорение — движение конфликта. Торкель отделяется от Гисли и переселяется к своему зятю Торгриму. Затем они вместе с другим Торгримом, искусным колдуном и кузнецом (опять то же сочетание!), изготовляют копье из обломков меча Серый Клинок и насекают на нем тайные знаки, т.е. изготовляют магическое оружие. Из связи событий ясно, что это оружие предназначено для умерщвления Вестейна, который как раз возвратился в Исландию.
Узнав о приезде Вестейиа, Гисли пытается предостеречь его, но гонцы, которым Гисли вручил свою половину монеты для передачи ему, настигают Вестейна слишком поздно, и тот отказывается возвратиться с пути, опять-таки ссылаясь на судьбу: «Теперь текут все воды к Фьорду Дюри, и я поскачу туда же» (гл. 12). Для современного читателя сравнение пути человека с мчащейся водой не более, чем поэтическая картина, но в «Саге о Гисли» вряд ли это лишь поэтическая картина. А. Вольф усматривает здесь аналогию между внешним миром и человеческим поведением: вид потоков внушает Вестейну чувство неудержимости, они «диктуют ему свой закон», и он не свободен принять иное решение. Так или иначе, но отказ Вестейна прислушаться к предостережению и сойти со своего пути невольно напоминает спонтанные решения некоторых эддических героев, например решение Гуннара принять приглашение Атли, хотя ему совершенно ясно, что эта поездка чревата для него гибелью. В саге, в отличие от «Песни об Атли», нет клятв и само-заклятий, герой скуп на слова и жесты, но пафос ситуации тот же, он только выражен в саге с помощью иных средств.
Узнав о решении Вестейна, Гисли говорит: «Значит, так тому и быть», смиряясь с неизбежностью. Вестейн привез из-за моря подарки сестре, Гисли и своему побратиму Торкелю, однако последний отказывается принять дар, говоря: «Маловероятно, что я отдарю Вестейна», и Гисли опять подумал, что «все идет одно к одному». Дар требовал отдариванья, и обмен дарами влек за собой установление дружеских отношений или предполагал их наличие, укрепляя дружбу. Отказ принять дары был равноценен разрыву связей, и так он и был истолкован Гисли.
Далее начинается то, что на современном языке называется детективом. После дурных предзнаменований и зловещих снов, троекратно тревоживших Гисли, совершается таинственное убийство Вестейна. Перед рассветом кто-то подошел к его ложу и вонзил ему в грудь копье. Почувствовав удар, Вестейн успел произнести слова: «Прямо в сердце», и упал мертвый с лавки, а убийца удалился. Кто убийца - неизвестно. Из дальнейшего содержания саги это так и остается не вполне определенным, и мнения толкователей разделились. Одни полагают, что Ве-стейна убил Торкель, другие — что убийцей был скорее Торгрим, хотя и признают, что окончательно эту загадку, возможно, никогда не удастся разрешить. Между тем это вопрос далеко не второстепенный с точки зрения толкования поведения Гисли и его этических требований, его роли во всей этой истории. Я бы сказал, что это вопрос концепции саги.