Страница 120 из 158
Такой кризис и революция произошли в Норвегии при Харальде Прекрасноволосом. Следовательно, заключает Бергман, «Песнь о Хюн-дле» возникла в канун этого переворота, но в дальнейшей устной передаче обросла дополнениями и претерпела некоторые искажения. Автор ее — «политик, философ и идеалист», выдвинувший свой политико-религиозный идеал в поэтико-дидактической форме (как и Данте), по всей вероятности, норвежец.
Для подтверждения своей точки зрения Бергман предлагает особую интерпретацию ряда выражений песни. Так, в строфе 9 вместо Ѵаіа málmi (вальский, т.е. кельтский, металл, — золото) он читает vala máli, что означает, по его мнению, обсуждение выборов, избирательное собрание. В этой же строфе слова fööiirleifö eptir frœndr sina («отцовское наследство, оставшееся после своих сородичей») он истолковывает как «королевское господство в силу родства».
Но даже оставляя в стороне подобные в высшей степени натянутые перетолкования достаточно ясных мест песни, нужно признать, что вся концепция Бергмана построена на песке.
В песни действительно идет речь о тяжбе между Оттаром и Анган-тюром, и ниже я к ней возвращусь, но понимать ее как спор между двумя претендентами на престол в каком-то мелком княжестве Норвегии нет ровным счетом никаких оснований. Начать с того, что самая идея выборов конунга из числа двух или нескольких кандидатов на тинге не отвечает исторической действительности. Имевшая хождение среди историков прошлого века точка зрения, будто у древних скандинавов существовала выборная королевская власть, нуждается в серьезных модификациях. Выборы конунга не имели ничего общего с парламентскими избирательными кампаниями, когда выдвигаются кандидаты, из которых избирают одного11. Конунгом мог стать только законнорожденный представитель определенного рода, и в этом смысле королевская власть была столь же наследственной, сколь и выборной. Обычай koniingstekja был сопряжен с одобрением претендента собранием, с ритуалом поднятия его на священный камень, но не с обсуждением родословных претендентов и выяснением, кто из них более родовит и подходит в конунги. Выбора между разными претендентами на тинге не было, и если престола домогались два или несколько отпрысков родов, имевших право на власть, то они решали спор до тинга, обычно путем вооруженной борьбы. «Выборы» конунга на практике означали, что на тинге знать и бонды провозглашали его своим правителем. Они могли и не принять его и не признать его власть, как могли низложить неугодного государя. «Свей могут принять и прогнать конунга», — гласило шведское право12. Конфликт между наследственными родовыми правами и правом сильного, который, по мнению Бергмана, выразился в споре Оттара с Ангантюром, совершенно искусственная конструкция, потому что конунг должен был обладать как прирожденным правом, так и могуществом. Что касается надвигавшегося «абсолютизма», то на власть верховного норвежского государя даже и Бергман не смог найти в «Песни о Хюндле» никаких намеков. Нет в ней и свидетельств того, что отец Оттара или его непосредственные предки обладали королевской властью, на которую в силу этого мог бы претендовать и сам Оттар.
Столь же лишены основания попытки Бергмана усмотреть связь между Ангантюром и Одином и в этом отношении противопоставить его Оттару — поклоннику Фрейи. В самом начале песни Фрейя призывает Хюндлю отправиться вместе с ней к Отцу ратей (т.е. Одину) и просить его о милости; в дальнейшем выясняется, что милость Одина нужна именно Оттару. Из текста песни не вытекает, что Ангантюр отличается большей воинственностью, чем Оттар, хотя нет указаний и на боевые заслуги Оттара. Вообще в песни акцент делается не столько на военных доблестях, сколько на благородстве происхождения, во всяком случае это справедливо, по-видимому, для ближайших к Оттару родственников (в отдаленных поколениях названы могучие воины, морские конунги и другие герои).
Таким образом, попытка истолковать «Песнь о Хюндле» как выражение конфликта между старой родовой знатью и новыми людьми, стремящимися отнять у нее наследственную королевскую власть, фантастична и лишена всяких оснований. Эта песнь не размышления поэта в канун выборов конунга.
Тем не менее нельзя отрицать, что в ней действительно подразумевается спор двух претендентов из-за наследства, оставленного сородичами и именуемого в песни fööurleifö.
Для получения этого отцовского достояния необходимо перечислить длинный ряд предков. Если предположение о том, что здесь имеется в виду королевская власть, исключается, то приходится допустить другую гипотезу: перед нами — тяжба из-за наследственного имущества. Обратимся прежде всего к структуре песни.
Отвергая распространенное мнение о несвязности отдельных частей песни и, в частности, утверждение о том, что роль Фрейи в ней сводится только к обрамлению основного содержания13, я вместе с тем согласен с теми исследователями, которые считают целесообразным произвести в тексте песни определенное расчленение. Так, переход от родословных людей древних времен к рассказу о гибели Бальдра и генеалогии богов и великанов, вероятно, действительно связан с реминисценциями «Прорицания вёльвы» или даже с заимствованиями из нее; строфы 29—44 «Песни о Хюндле» поэтому и называют «Кратким прорицанием вёльвы» (под таким наименованием Снорри Стурлусон цитирует строфу 33 «Песни о Хюндле» в своей «Эдде»)14. Вместе с генеалогическими сведениями «Краткое прорицание вёльвы» обрамлено пререканиями между Фрейей и Хюндлей, которыми начинается и завершается песнь, и только в этом обрамлении Оттар назван вепрем. Здесь же идет речь о милости и помощи Оттару, о которых Фрейя просит богов.
Можно пойти дальше и в центральной части песни, посвященной генеалогиям, также выделить разнохарактерный материал. Обычно выделяют строфы 25—28, в которых упомянуты имена героев южногерманского героического эпоса, не имеющие, казалось бы, прямого отношения к родословным, изложенным в предшествующих строфах. Но и в этих строфах, содержащих перечни норвежских родов, вероятно, следовало бы произвести расчленение. Отвечая на вопрос Фрейи о происхождении Оттара, Хюндля сперва перечисляет его непосредственных предков по отцовской линии: «Ты, юный Оттар, | Иннстейна сын, | Ин-нстейн был сыном | старого Альва, | Альв — сыном Ульва, | Ульв — сыном Сефари, I Сефари был | сын Свана Рыжего» ( 12)15.
Затем названы мать отца Оттара и некоторые другие его родичи, но последовательность поколений более не соблюдается, и автора явно занимает далее не установление родственных связей называемых им героев с Оттаром, а перечисление возможно большего числа знатных родов: «Отсюда род Скьёльдунгов, | отсюда и Скильвинги, | отсюда и Ауд-линги, I отсюда и Ильвинги, | хольды отсюда, | отсюда и херсиры, | в Мидгарде люди | самые лучшие, — | все это — твой род, | неразумный Оттар!» (16) Бросается в глаза контраст между фактичностью начала перечня сородичей, когда называются сыновья и их отцы в строгой последовательности, по восходящей линии, и нагромождением имен знатных лиц в дальнейших строфах, перемежающих подлинные скандинавские роды с легендарными или вымышленными персонажами. Упорядочить все эти приблизительно семь десятков имен в генеалогию заведомо невозможно.
Если упомянутый контраст начала генеалогии Оттара и дальнейшего безудержного перечисления героев и богов на самом деле имел место (а я убежден, что это именно так), то стоило бы остановиться на этой первоначальной генеалогии. Хюндля начинает с нее ответ на просьбу Фрейи поведать о мужской родне Оттара (niöia). Этот перечень выглядит таким образом:
Сван Рыжий
I
Сефари I Ульв I Альв I
Иннстейн
I
Оттар
Установив пятерых родственников Оттара по восходящей линии с отцовской стороны, автор песни, как уже было сказано, обращается к сородичам по женской линии (мать отца, ее родители, дед матери и т.п.), но не продолжает перечисления прямых предков в более ранних поколениях16. Строго говоря, генеалогия Оттара в прямом смысле слова исчерпывается пятью поколениями. Все дальнейшее - скорее поэтизация и героизация его родословной, в которой подлинные имена сородичей Оттара перемежаются с именами легендарными.