Доверие

Кто-то толкает в спину и Макар едва не вылетает за пределы коридора. Цепляется пальцами за косяк в последний момент, всё-таки удерживаясь на месте. Рядом ржут, проходя мимо, словно ничего и не случилось.

Незнакомые массивные фигуры вызывают единственное желание — пнуть в спину, так чтобы летели уже они. Но если с одноклассниками ещё можно так поступить: вспомнить какие-то старые обидки или авансом за будущие, которые непременно будут, то с незнакомыми связываться не хочется. Так и брата подставить можно.

Горячее прикосновение к шее заставляет вздрогнуть от неожиданности. Шероховатые пальцы, на мгновение задержавшиеся на выступающих позвонках, тут же исчезают, стоит лишь обернуться.

— Не тормози, — голос у Костьки чуть хриплый, словно привыкший болтать брат слишком долго молчал. Да и вид весь какой-то… взъерошенный.

Только вот спросить что-либо Макар не успевает. Вспарывая воздух, вместо привычного звонка, не слышимого здесь, звучит учительский свисток и требовательный окрик.

— Эй, Перов. — Тихим шёпотом из-за спины. Учитель снова один и, для удобства, оба класса поставили вместе, но в двойную шеренгу.

— Перов, — снова тот же голос, только вместо шёпота теперь недовольное шипение. А через мгновение Макара уже дергают за олимпийку. — С каким петухом твой брат подрался?

— Чего? — Макар оборачивается осторожно, так чтобы не привлекать внимание продолжающего перекличку учителя, и натыкается взглядом на Крюкова, которого в общем-то тут из-за разницы в росте и быть не должно. — Какие петухи?

— Ты перья у него на плече видел?

— Костьк, а с каким воробьем ты подрался? — тут же вторит сосед Крюкова, хлопая стоящего рядом Костю по плечу.

Макар переводит взгляд на брата как раз в тот момент, когда тот посылает незнакомца, не уточняя направление, и отряхивает плечи. Только перо всё цепляется пушком, не давая от себя избавиться.

«И никакой не петух, скорее действительно воробей» — как-то отстранёно отмечает про себя Макар, шлёпая брата по руке, которой тот расчленяет перышко на составляющие, и снимая последнее. Маленькое, пёстрое, в нём, кажется, собрались все оттенки коричневого.

— Не петух, — авторитетно, словно опытный орнитолог, констатирует никак не желающий заткнуться Крюков, выхватив пёрышко из пальцев Макара прежде, чем тот успевает его более-менее рассмотреть.

— Говорю ж воробей. Петух бы заломал, — тихо, так чтобы учитель не услышал, ржёт одноклассник Костьки, отступая на шаг назад, словно ожидая, что тот обернётся и вломит. Макар, впрочем, тоже ждёт такой реакции от шумного брата. Гнев учителя его обычно не особо волнует. Однако тот реагирует непривычно, словно всё ещё не проснулся, хотя с утра уже прошло несколько уроков.

— Нахрен вас с вашими шуточками, — только и ворчит Костя, что вызывает удивление у Макара и остальных. Брат обычно более… громкий.

— Ты как? — не удерживается Макар, чуть наклоняя голову в сторону Кости, но делая вид, что внемлет расписывающему планы на урок учителю.

— Пить хочу и спать, — так же тихо отзывается тот, растирая заднюю часть шеи и забираясь под ворот футболки пальцами. — Чешется…

Предположение о неправильно срезанном с футболки ярлычке так и не срывается с губ, когда учитель, повысив голос ещё больше, заставляет развернуться направо и приступить к пробежке.

— Так!

Макар, как и все остальные, останавливается, пойманный окриком и хлопком в ладоши. Выдыхает шумно, оборачиваясь к учителю как раз в тот момент, когда он начинает раздавать указания.

— Девочки займите места на скамейках и не мешайтесь. Сегодня будем играть в футбол. Кто-нибудь перетащите ворота на свои места. А ты…

Макар замирает в ожидании чужого решения. Играть не хочется. И в этот раз отнюдь не из-за того, что он равнодушен к футболу как к виду спорта, а скорее из-за неприятной слабости, разливающейся по телу после пробежки. Словно их гоняли не несколько минут ради разминки, а весь урок, внезапно без подготовки заставив сдавать норматив на время.

— Иди-ка, посиди с девчонками. Только убедись, что не под кольцом сел. А-то мало ли что…

Учитель скалится, вызывая стойкое желание выругаться. Или из-за чёртового упрямства воспротивиться. Словно в Макара брат вселился. Тот бы, скорее всего, поступил именно так: остался стоять, как ты не гоняй.

Вместо этого Макар, кивнув, просто разворачивается, действительно осматривая свободные места и расположение колец. Брат будет занят игрой, так что стоит позаботиться о себе самому.

— Валентин Петрович, можно я тоже запасным побуду? — слышится голос брата за спиной и Макар тут же оборачивается. Смотрит неверяще, не понимая, как такое возможно.

— Мало того, что Соболев уже второе занятие прогуливает, так теперь ещё и ты отлыниваешь? — встаёт в позу учитель, но тут же сдувается, словно видит что-то, что Макару сейчас недоступно. Это чувствуется по пропавшему из чужого взгляда запалу, по остановившимся на полувзмахе рукам, а потом звучит в подтверждении: — Ладно. Иди, протирай штаны на скамейке. Чёрт с тобой.

Реакция учителя становится понятной, стоит только Макару заглянуть брату в лицо. Костя выглядит как-то… нехорошо. У него непривычно поплывший, мутный взгляд и слишком уж алый румянец на щеках, мать такой, кажется, называла лихорадочным.

Заболел, что ли?

За спиной шушукаются неприятно громко. Чуть-чуть усилий и услышишь всё дословно. Но сейчас Макара совершенно не волнует, о чём там треплются устроившиеся на лавках, словно птицы на насесте, девчонки. Даже если они его самого обсуждают или их обоих. Слишком уж неважно выглядит обычно шебутной и весёлый брат.

— Чего?

Костя хмурится в ответ на пристальный взгляд, замирая на полушаге. Можно, конечно, просто спросить, но толку от его ответа? Отшутится или отмахнётся. А Макару нужно всего одно движение, чтобы убедиться в закравшихся в голову подозрениях. Что он и делает, не задумываясь — под чей-то тихий писк сокращает расстояние между ними и кладёт ладонь на чужой лоб, как всегда делала мать.

Всего на пару секунд, но и этого хватает, чтобы понять, что подозрения были верны — лоб у брата слишком уж горячий, чтобы это могло быть нормально. И окончательно забить на этот и предстоящий урок.

Что он, кажется, сделал что-то странное, Макар понимает только по резко усилившемуся шушуканью за спиной, однако предпочитает этот факт проигнорировать. Из двоих братьев хотя бы он один должен вести себя ответственно и по-взрослому, верно?

— Валентин Петрович? — чтобы дозваться приходится повысить голос и позвать ещё раз, ибо в первый он не откликается, то ли не слыша, то ли просто игнорируя. — Валентин Петрович!

— Чего тебе, Перов?

По широким нахмуренным бровям и тяжёлому взгляду заметно, как недоволен учитель тем, что его отвлекли. Однако Макару сейчас не до того. На повестке дня совсем другие задачи.

— Позвольте выйти в медпункт. У него температура.

— А ты у нас значит ходячий градусник?

Тихие смешки звучат отовсюду, словно сказанное — очень весёлая и необычная шутка.

— А вот за этим нам и надо в медпункт, — не поддаётся Макар. Тем более что Костя так и стоит, лишь отступив на шаг. Словно сил уйти совсем не осталось.

— Да отпустите вы их, Валентин Петрович, — неожиданно приходит на помощь тот, от кого её совершенно не ждали. Крюков говорит так громко, что тут же привлекает внимание. И, дождавшись, когда большинство, включая учителя, удостоят его своим взглядом, продолжает: — Всё равно играть не будут, а так хоть баскетбольные кольца целыми останутся.

Макар чувствует, как напрягается рядом брат, но вовремя успевает перехватить, чтобы тот не выдал чего-нибудь этакое. Лучше уж проглотить и выйти, чем ругаться и сидеть, мучаясь и реально протирая штаны на скамье под тихое девчачье шушуканье.

Спорить он собирается лишь в том случае, если брата отпустят одного. Знает он как Костя сходит. И что скажет, если дойдёт до пункта назначения. Правда медсестра у них нормальная, всё равно должна сунуть градусник и отправить домой. Если Костя, конечно, не вывернется. Не любит он почему-то домой один ходить.