Ключ

— Для меня? Ну нет, пустой номер, — сказал Демид.

— Молчи и слушай. Ну вот, в один особняк зашел я прямо днем, хороший там стоял сейф, фирма Сан-Галли из Петербурга. И только начал я работу, слышу: «Руки вверх!» Сотрудники ЧК. «Гражданин, вы арестованы!» Оказался в тюрьме. Скверная была тюрьма, голодная, времен гражданской войны, сам понимаешь. Повели меня на суд, все им ясно. Расстрелять паразита Вовгуру Аполлона Остаповича решили. А тогда председатель революционного трибунала говорит: «Расстрелять всегда успеем. Пусть он нам поможет. Советской власти буржуйские ценности ого как нужны, голодает народ. Из тюрьмы водите на работу под конвоем». И я ходил. Открываю, бывало, сейф в присутствии комиссии, есть там что-нибудь для них или нет ничего, а у меня новая запись в тетрадке.

Тут Деникин на Киев попер, красные отступили, я очутился снова на воле и замер, притаился. Когда вновь пришла Советская власть, пошел на завод металлических изделий на Подоле. Этакий честный беспартийный специалист с зарплатой в восемьдесят два рубля. Еще раз попробовал счастье и сорвался. Взяла меня милиция прямо по горячему: без напарника работал, открывать сейф без готового ключа дело долгое, предупредить меня было некому, вот и сел я на десять лет. Отсидел, а мечту свою не оставил. Снова, уже наученный горьким опытом, пошел работать на завод, туда часто привозили сейфы, и все ключи я измерял, подозрений это ни у кого не вызывало. А записи мои все росли и росли.

Потом война ударила. Ну, меня, конечно, не призвали, больше пятидесяти лет уже было, я войну вот здесь, в этой квартире, пересидел, борода седая, морда старая, документы в порядке, все честно. Страшно было, не скрою, и была у меня соблазнительная мысль — на Запад податься, в Париж или в Лондон, ведь я к тому времени не только наши отечественные сейфы знал, а и зарубежные тоже. Да удержался и правильно сделал. Невозможно было мне без Киева, здесь я родился, здесь я и помру. Если откровенно сказать, то это был единственный по-настоящему гордый поступок в моей жизни. Ну, Сталинград громыхнул, Курская дуга, погнали немцев. Я в военкомат пошел, говорю, нельзя ли меня использовать, я инженер. Военком посмотрел на меня, покачал головой, мол, староват вы, папаша, но в какую-нибудь артиллерийскую ремонтную мастерскую взять вас можно. И зачисляют меня в танковую армию генерала Катукова. И вот, как возьмем немецкий город, зовут команду саперов, толом рвут дверцы сейфов, а вместе с ними и все, что лежит внутри. Я и доложил командиру: работал, мол, на спецзаводе, кое-что в этом деле понимаю. Он обрадовался мне, как отцу родному.

Потом окончилась война, и снова я на завод. А у меня уже семья… Женился я вскоре после революции, жена сына родила и умерла. А сын вырос, внучку мою ты видел… После того случая, когда я попался, взял себе напарника, чтобы вовремя предупредил об опасности, «на стреме» стоял, а от этого и произошла вся беда. Напарника убили и отца твоего тоже, правда случайно, а меня на пятнадцать лет за Полярный круг. Там я сейфов, как понимаешь, не открывал, но всех «медвежатников», хотя осталось их в живых немного, про ключи расспрашивал, А книги мои нетронутыми остались в Киеве, просто на них не обратили внимания, думали — институтские конспекты сына, никому и в голову не приходило, какую я провел работу. Ты слушаешь?

— Слушаю, — ответил Демид.

— Интересно тебе?

— К чему вы ведете?

— Подожди, поймешь. Еще с давних пор люди научились хранить свои богатства. — Привычным движением длинных пальцев он раскрыл первую книгу. — Вот смотри, каким был древнеримский ключ, смотри, какая сложная система бородок. Андрей Диллингер, владелец богатейшей коллекции замков, так его описал: «Ключ с четырьмя выступами на бородке цепляет за отверстие в засове, прижимает зажимчиками пружину и позволяет засову передвинуться, запереть или отпереть замок». А вот древнеегипетский замок — вместо ключа здесь металлическая пластинка со штифтами. Или, к примеру, древнекитайский — тут сразу не поймешь, где ключ, а где замок, настолько они дополняют один другого. В Помпее, в раскопках, нашли и замки и ключи, поражающие красотой и роскошью отделки. Сначала делали замки из дерева, потом принялись за бронзу, и всегда, во все эпохи над ними работали отменно талантливые мастера. А затем настало царство железа и стали. Где-то в пятнадцатом столетии это искусство особенно расцветает в Германии, там первые ключи несут на себе печать готики, Были замки в те времена с сотнями деталей. Непрактично, конечно, но зато какая же красота была! Вот послушай описание флорентийского ключа. «Головку отворяют две женские фигурки, они как бы обнимают гербовый щит с изображением серебряной конской головы; над ним находится сидящая фигура, которая поддерживает корону, дельфин с серебряными глазами составляет стержень ключа…» Но позже перестали обращать внимание на красоту, плюнули на художества, от замка требовалось одно — надежность. Англичанин Чебб в прошлом веке сделал замок, которым все мы, собственно говоря, пользуемся до сих пор. Сейфы стали изготовляться сотнями тысяч, началась стандартизация. Ключи отличались лишь комбинацией высоты выступов на бородках. Замок мог быть каким угодно, и американским, и немецким, а принцип работы оставался единым — комбинация выступов располагала держалки в замке так, чтобы засов-ригель можно было отодвинуть или задвинуть. Вот для чего я измерял высоту бородок и выступов, хотя, честно говоря, не представлял, как можно использовать эту гигантскую статистику. Ну вот, жил я на Севере, валил лес, расспрашивал старых «медвежатников». Годы шли, и мне уже стало казаться, что жизнь моя вместе с мечтой пошла собаке под хвост и никому не потребуются мои записи, пока не встретил Александра Николаевича Лубенцова, математика, валившего вместе со мной лес. Я тебе прямо скажу: идиот он стопроцентный. Почему он в лагерь угодил? Видишь ли, в припадке ревности прикончил собственную жену. Ну можно ли представить себе большую глупость?

— Нет, это не глупость, — сказал серьезно Демид.

Старик пренебрежительно махнул рукой.

— Глупость, и говорить не о чем. Служил этот Лубенцов где-то в Сибири, в каком-то большом городе, где тьма-тьмущая институтов, отделений Академии наук и всякого такого. Как тот город назывался, не знаю, или я забыл, или он мне умышленно не сказал, не помню, да и не очень меня это интересовало. И конечно, как во всяком городе, были и там магазины, в том числе и комиссионные. А у этого ученого жена — по его словам — красавица. Ну, красавица или нет, не знаю, не видел, а вот, что жадюга была, это точно. Любила модные тряпки. Такая легче удавится, чем перенесет, что у подруги шубка красивее ее пальто. Ну, конечно, завелись у нее знакомства в комиссионном магазине, с директором познакомилась. Появится что-нибудь интересное — он ей звоночек. Один звоночек, другой, пятый, что-то продал ей по дешевке, еще какую-то услугу оказал, глядишь, она — в его власти. За услугу надо платить.

— Простите, — сказал Демид, — вы, наверное, забыли, зачем пригласили меня. Слушать все эти истории мне просто неинтересно.

— А ты, видно, парень с характером. Это хорошо. Такой мне и нужен. Но дослушать эту историю придется, даже если она тебе неинтересна. Так вот, возвращается однажды Лубенцов из научной командировки раньше обычного, открывает дверь, входит в квартиру, а навстречу ему бежит жена, в халатике, перепуганная насмерть… Ну а в спальне — директор комиссионного магазина… Как в таком случае поступает нормальный мужчина?

— Не знаю, — гадливо передернул плечами Демид.

— А я знаю. В таком случае он хорошенько развернется и смажет по морде этому шкодливому коту, чтобы впредь не повадно было, а потом вежливо обратится к своей бывшей супруге, пальцем ее не тронув: гражданочка, скажет он, собирайте свои шмоточки и катитесь на все четыре стороны, чтобы духу вашего здесь не было, и все такое прочее. Вот так поступает настоящий мужчина. А что делает Лубенцов? У него, конечно, вся ярость была написана на лице, так что директор с перепугу сиганул в открытое окно со второго этажа, сломав при падении ногу, его там и подобрала карета «Скорой помощи». А Лубенцов, дядя здоровенный, оставшись с глазу на глаз со своей супругой, обрушил всю свою злобу и обиду на нее, да так, что никакая «Скорая помощь» уже не потребовалась. Ну не идиот, скажи на милость? Идиот, — убежденно проговорил Вовгура. — Но, как выяснилось, все-таки человек гениальный. Встретились мы с ним на Севере и жили в одном бараке, нары были рядом. А там, брат, ночи длинные, сна нет, вот он и рассказал мне свою жизнь, а я ему свою. Ну, правда, он недолго лес валил. Его вскоре от нас перевели, но срок свой он отбыл от звонка до звонка. И никуда от этого не денешься: совершил преступление — держи ответ. Сейчас Лубенцов уже давно на свободе, в Киеве живет. Может, если бы не эта история, академиком был бы… Признали, что убил в состоянии аффекта…