Страница 33 из 144
— Присядьте, господа.
— Так вы не в Америке? — не могла скрыть своего удивления Гильда.
— Вероятно, предстоят важные дела, если вы решили вернуться в наш город, господин Зандер? — добавила Янике.
— Пока что я нашёл приют в американском секторе Берлина, — объявил Зандер. — Кроме того, я побывал в американской зоне оккупации, а это уже почти Америка.
— Надолго к нам? — поинтересовался Пичман.
— Об этом вам не обязательно знать. Что происходит в нашем благословенном Дорнау?
Наступила продолжительная пауза. Никто не хотел отвечать первым, потому что новости не могли порадовать господина Зандера. А тот переводил взгляд с одного на другого, пока не остановился на Штельмахере. Тогда конферансье заговорил:
— В городе и во всей округе большие перемены. У меня такое впечатление, будто немцы лишились рассудка и начинают проявлять симпатии к большевикам.
— Ложь! Этого не может быть! — воскликнул Зандер.
— Я тоже так думал, но с того времени как крестьянам роздали землю, здесь многое изменилось. Раньше мне казалось, что немцы остаются врагами русских, а сейчас у меня уже нет такой уверенности.
Зандер, цедя сквозь зубы, заметил:
— Итак, мою землю тоже разделили…
— И вашу и дяди Карла — моё будущее приданое, — зло скривив губы, ответила Гильда.
— Значит, письма не дошли? Или вы боялись их переслать?
— Письма-то дошли, — ответил Штельмахер, — но эти негодяи не испугались. Они сразу побежали в комендатуру, а там их успокоили. Да и все наши угрозы повисли в воздухе.
Зандер ничего не сказал, и в течение нескольких минут никто не осмеливался нарушить молчание. Потом, резко меняя тему и надеясь услышать что-нибудь более приятное, Гильда спросила:
— А что на западе, Зандер? Есть надежда, что этот кошмар когда-нибудь кончится?
— Полная гарантия, — удовлетворённо улыбнулся Зандер. — Недавно я был в Нюрнберге. В центре города Международный трибунал судит толстяка Геринга, а на окраинах американские офицеры собирают бывших немецких солдат и формируют из них рабочие батальоны, полки и дивизии. Там всё остаётся по-старому: и заводы и земля в руках прежних владельцев. О распределении земли и не думают. Конечно, без мелких неприятностей и там не обойдёшься: рабочие и крестьяне голодают, возмущаются; но полиция отлично знает, как с ними справиться. У американцев богатый опыт. Они расправляются с забастовщиками так, что мы можем у них поучиться. О всяких там потсдамских решениях в тех зонах стараются вспоминать как можно реже. Демократизация, денацификация, демилитаризация — эти слова там не в почёте.
— Бог мой! — воскликнул Пичман. — А у нас собираются взорвать гордость нашего города — патронный завод.
— Это всё чепуха! — пренебрежительно сказал Зандер. — Сейчас главное, чтобы на западе заводы сохранились в целости. И не надо падать духом. Скоро мы понадобимся, это мне дали ясно понять. К тому идёт!
Штельмахер вскочил со стула и возбуждённо замахал своими костлявыми руками.
— Я еду на запад!
— Я тоже! — крикнул Пичман.
Зандер насмешливо посмотрел на обоих.
— Никуда вы не поедете, — сказал он. — Без моего разрешения ни один человек не имеет права тронуться с места. Понятно? Если мы убежим отсюда, это будет изменой великой Германии. Мы будем самоотверженно работать здесь. Сейчас годятся все средства, вое методы. Угрожающие письма — очень хорошо! Организация саботажа — ещё лучше! Слух, будто русские всех выселят в Сибирь, тоже может сыграть свою роль. Надо только точно обозначить дату и время: Михель всегда любил точность. И потом нам нужны кое-какие сведения. Да, да! И имейте в виду, что мои слова — не добрые пожелания, а приказ. Завтра каждый получит задание.
— Трудное это дело, — покачал головой Пичман.
— Сейчас нет лёгких дел. Да и деньги буду платить аккуратно и щедро…
— Да, это правда, но у русских очень убедительные аргументы, когда они разговаривают с немцами. Земля — крестьянам, мир… Против этого трудно и небезопасно выступать.
— Вы уже испугались, господин Пичман? — Зандер пренебрежительно оглядел его с головы до ног.
— Нет, я не испугался, мне терять нечего, и так уже всё потеряно. Я только думаю о том, что мы можем противо поставить…
— А вам думать не обязательно. Ваше дело — исполнять приказания.
— Наш дорогой фюрер говорил то же самое, — а где он сейчас?
— Довольно, господин Пичман! — рассердился Зандер. — Должен вам сказать, что мы не одиноки. В Берлине социал-демократ Курт Шумахер уже взял ка себя руководство нашей деятельностью. За ним стоят англичане и американцы. У нас будет сильная поддержка. Не вешайте нос, Пичман!
— Дай бог, дай бог… — покачал головой Пичман, и нельзя было понять, разделяет он уверенность Зандера или выражает сомнение.
А Зандер, поговорив ещё немного о незыблемости старых порядков на западе, заключил:
— Прощайте, господа, я вас больше не задерживаю. Завтра каждый получит своё задание у фрау Линде. Гильда, вы останетесь здесь.
Пичман и Янике послушно двинулись к дверям. Янике, проходя мимо Гильды, насмешливо присела:
— До свиданья, фрейлейн Гильда. Поздравляю вас с высочайшим благоволением!
В её голосе слышались злость и зависть. Гильда ничего не ответила.
Зандер терпеливо ждал. Когда долговязый Штельмахер, пропустив остальных вперёд, наконец вышел из зала, он повернулся к Гильде. Фрау Линде возилась у себя за стойкой, но Зандера это не беспокоило, — очевидно, владелица ресторана пользовалась его доверием.
— Гильда, что делает Эдит Гартман? — начал Зандер вторую часть своей беседы.
— Эдит Гартман? Ничего особенного. Сегодня выступала, вернее — пробовала выступать здесь. Но когда увидела за столиком одного русского капитана, у неё перехватило дыхание и она уже не смогла петь…
— Русского капитана? — переспросил Зандер.
— Да, и я даже подозреваю, что она в него влюбилась. Правда, он здесь с женой…
— Что делает этот капитан? Как его фамилия?
— Фамилия его — Соколов. В комендатуре он ведает всеми вопросами политики, прессы, искусства и тому подобное…
— Очень холодный человек! — вздохнула фрау Линде, вспоминая свой разговор с капитаном.
— Он предлагает Эдит вернуться на сцену, — продолжала Гильда. — Вероятно, они хотят создать здесь какое-то подобие театра. Я даже слышала, что у них уже намечена к постановке «Эмилия Галотти».
— Надеюсь, Эдит отказалась?
— Да, сегодня отказалась. Но завтра она может дать согласие. Эти люди плебейского происхождения так ненадёжны! На них никогда нельзя положиться, — заявила Гильда.
— Хорошо! — отмахнулся Зандер. — Что ещё?
— Через несколько дней в магистрате соберутся артисты. Фрау капитан будет читать им какую-то советскую пьесу. Сегодня она приглашала и Эдит.
Зандер, удовлетворённо потирая руки, прошёлся по залу. У него был такой вид, будто он только что придумал нечто чрезвычайно хитроумное. Лицо его расплылось от удовольствия.
— Чудесно! — сказал он, подводя итог своим мыслям. — Кто у нас сейчас бургомистром?
— Михаэлис.
— А, старый знакомый! Да, с ним трудно договориться… Это он созывает актёров?
— Нет, искусством в магистрате ведает Зигфрид Горн.
— Горн? Чудесно! Вот с ним можно поговорить иначе. Завтра же вы отправитесь к нему и от моего имени — да, да, не бойтесь назвать меня, Горн — человек проверенный, — так, значит, от моего имени предложите пригласить на эту встречу трёх известных театральных деятелей: Штельмахера, Пичмана и Янике. Больше никого не приглашать. Они прослушают пьесу, наговорят фрау капитан тысячу комплиментов, а играть откажутся.
После этого мы расскажем во всех западных газетах, как немецкие артисты противятся исполнению советских пьес.
— Здорово придумано, Зандер! — воскликнула Гильда.
— Это поручается вам, — сказал Зандер, уже не скрывая самодовольной улыбки.
— Будет сделано, — ответила Гильда. — А скажите, Зандер: вы всё-таки думаете взять нас в Америку? Может быть, это только обещание?